Марьяна Торочешникова: В начале октября в России начала действовать новая редакция Трудового кодекса. Включенные в него изменения касаются каждого работника, так как, по мнению законодателей, поправки решат основную проблему последнего времени – задержки зарплаты. Подробнее об этих изменениях и о том, как противостоять недобросовестным работодателям, расскажут гости в студии Радио Свобода – юрист Центра социально-трудовых прав Сергей Саурин и председатель московского отделения Межрегионального профсоюза "Рабочая ассоциация" Григорий Сивачев.

Итак, 3 октября установлены новые сроки выплаты зарплаты и аванса, увеличивается размер компенсации, которую можно требовать с работодателя при задержке зарплаты, изменяется срок давности по искам о взыскании невыплаченной зарплаты или других сумм, например, выходного пособия при увольнении. Судиться с работодателем можно будет не только по его месту нахождения, но и по своему месту жительства. А штрафы для работодателей, задерживающих зарплаты, заметно увеличатся.

Какие поправки из всего этого комплекса наиболее заметны и существенны именно для работников?

Сергей Саурин: Мне кажется, для работников наиболее существенными являются поправки, связанные с увеличением срока давности обращения в суд по спорам, связанным с невыплатой заработной платы. И второе - это территориальная подсудность. Уже разрешено обращаться в суд с исками по трудовым спорам по месту жительства. Это существенным образом упростит жизнь целому ряду работников, особенно тем, кто работает в неких филиалах в других регионах. Или это люди, которые работают дистанционно, не приезжают каждый день в головной офис, и им неудобно ездить в суд, скажем, из Владимирской области в Москву.

Марьяна Торочешникова: Из-за этого многие, наверное, даже не решались судиться с работодателем, ведь компенсация могла не стоить потраченных на дорогу средств.

Сергей Саурин: Да, и на дорогу, и на подыскание юриста, потому что в другом регионе найти юриста, как правило, сложно, а везти из своего региона - накладно.

Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, это важно еще для тех, кто работает вахтовым методом. Мы некоторое время назад разговаривали о метростроевцах: большинство из них приехали из других регионов России в Москву, и когда зашла речь о необходимости погасить перед ними долги, их сначала тоже пытались запихнуть в московские суды, что для них было неудобно, так как они месяц живут в Москве, а месяц - в другом регионе.

Григорий Сивачев: Вахтовик, на момент, пока он работает на предприятии, имеет возможность жить в том регионе, где находится работодатель, ему предоставляется общежитие, а обращение в суд зачастую происходит уже тогда, когда человек не работает, и у него нет возможности снимать квартиру в этом регионе.

Теперь все это будет гораздо проще. Кроме того, если это будет рассматриваться по месту жительства, то убирается момент, который очень часто есть в маленьких городах, когда работодатель градообразующий, он платит основной доход в бюджет, и зачастую органы власти, надзорные органы, прокуратура, трудинспекции и суды встают на его сторону, потому что зависят от него.

Марьяна Торочешникова: Вы сказали, что существенным является изменение срока давности по искам о задержке заработных плат. Что изменится здесь?

Сергей Саурин: Новый срок – год с того момента, как работник узнал или должен был узнать о нарушении своего права. Раньше срок составлял три месяца, и, как правило, когда работодатель задерживал зарплату на длительный период, он говорил: сейчас я выплатить не могу, но вскоре будет контракт, появятся денежные средства, и мы вам обязательно все выплатим. И работники верят, продолжают работать, а потом спохватываются, что срок обращения в суд уже прошел.

Часто бывает, что работники боятся обращаться в суд, пока еще работают на этого работодателя, и несколько месяцев они ему верят, а потом увольняются и только потом идут в суд. Сейчас эта ситуация тоже перестала быть проблемой, работник может доработать у этого работодателя до конца и идти в суд после того, как уволился, скажем, спустя еще полгода.

Марьяна Торочешникова: Насколько серьезным останавливающим фактором для наемных работников является то обстоятельство, что они еще продолжают работать?

Григорий Сивачев: Безусловно, это очень серьезный фактор, потому что сейчас ситуация на рынке труда плачевная, безработица растет, а Россия неоднородна в плане соблюдения трудового законодательства и в плане уровня жизни населения: есть благополучные регионы, которые используют дешевую рабочую силу из неблагополучных регионов. И человек, у которого за спиной дом и семья, приехав на заработки, будет зачастую терпеть до последнего, веря новому работодателя, не будет рисковать, а тем более, если на предприятии нет профсоюза, а у человека нет бесплатного юриста и никакой помощи в незнакомом городе.

Увеличение срока – это хорошая мера, но хорошо бы не год, а без срока давности… Я вот как профсоюзный деятель, видя ситуацию в России, считаю, что работодатель платит тот минимум, который достаточен работнику, чтобы выживать, и зачастую имеет на работниках сверхприбыли. Люди труда должны иметь какую-то защиту, и чем больше этой защиты будет в законе, тем лучше. Почему это преступление работодателя, который фактически не платит за труд, должно иметь какие-то временные ограничения?

Марьяна Торочешникова: Вряд ли такие изменения появятся в российском Трудовом законодательстве, хотя бы потому, что тогда будут несбалансированные отношения между работником и работодателем.

Сергей Саурин: Одним из основных принципов, которые провозглашаются в рамках трудовых прав России, все-таки является стабильность ситуации на рынке труда, и поэтому государство в любом случае будет ограничивать эти сроки. Почему государство вообще их ограничивало, и почему для обжалования увольнения установлен такой короткий срок – месяц? Потому что предполагается, что если работнику действительно интересно защитить свое нарушенное право, то он должен пойти и защищать его. При этом часто не берется в расчет то, что у работника есть целый ряд дополнительных препон для немедленного обращения в суд. Но все-таки бессрочных требований на сегодняшний день очень мало, и они в основном связаны с причинением вреда жизни и здоровью.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, срок уже серьезно увеличился – с трех месяцев до одного года. А как это будет выглядеть на практике? Человек, который подавал исковое заявление в суд в сентябре, и человек, который подавал исковое заявление в суд в октябре 2016 года, будут находиться в одинаковых условиях?

Сергей Саурин: Тут мы пока не располагаем практикой, и очень сложно оценить, как на самом деле будут работать суды.

Марьяна Торочешникова: Закон будет иметь обратную силу?

Сергей Саурин: Изначально подразумевается, что он не должен ее иметь. Ведь в этом случае мы получим, с одной стороны, нарушение прав, то есть дискриминацию работника в зависимости от времени, когда его дело рассматривалось в суде. С другой стороны, работодатели, которые не платили год назад, тоже исходили из каких-то соображений, и их права тоже должны соблюдаться.

Вместе с тем, из регионов поступают уже такие кулуарные слухи, что некоторые судьи настроены рассматривать эти дела таким образом, чтобы взыскивать с обратной силой. Как это будет работать на самом деле, пока сказать сложно.

Марьяна Торочешникова: И уже очевидно, что была установка от законодателей на то, чтобы как можно скорее прекратить ситуацию с невыплатой зарплат. Видимо, власти просто обеспокоены возможным развитием протестных настроений среди трудящихся, ведь на фоне общей экономической ситуации в России рабочие бунты никому не нужны.

Давайте еще чуть подробнее расскажем о штрафах и размерах компенсаций, о новых сроках авансов и зарплат.

Сергей Саурин: Раньше размер компенсации составлял одну трехсотую ставки рефинансирования за каждый день просрочки, то есть берется общая сумма невыплаченных денег, умножается на одну трехсотую ставки рефинансирования (на сегодняшний день это десять процентов годовых) и умножается на количество дней просрочки. В этом случае обычно получалось, что если заработная плата у работника – 30 тысяч рублей, и ему ее не выплатили в течение месяца, то он мог получить в качестве компенсации 300 рублей за месяц невыплаты.

Марьяна Торочешникова: И это при том, что нужно было еще приехать туда, где был работодатель, и в течение трех месяцев все это сделать…

Сергей Саурин: Безусловно. Теперь размер компенсации повышен, и это не одна трехсотая, а одна стопятидесятая ставки рефинансирования, то есть повышение произошло вдвое. Почему именно такая сумма? Размер компенсации сейчас составляет примерно 24,3 процента годовых с той суммы, которая задержана. Инфляция тут не учитывается, но, во всяком случае, эта сумма в процентах приближена к стоимости потребительских кредитов.

Если мы посмотрим старое законодательство, то увидим, что те 12 с небольшим процентов годовых, которые выплачивались в качестве компенсации раньше, не позволяли работнику, для которого заработная плата – единственный источник средств к существованию, изыскивать другие способы найти деньги, чтобы кормить себя и семью, если ему не платят зарплату. Сегодня государство говорит хотя бы о том, что стоимость потребительского кредита… Пойдите в банк, возьмите кредит, и мы вам его погасим за счет работодателя через эту компенсацию. Увы, инфляция при этом не учитывается. Если удастся успешно отсудиться, то у вас получится погасить…

Шаг неплохой. Может быть, следовало бы еще жестче урегулировать размер этой компенсации, как первоначально предлагалось в законопроекте: установить поступательное повышение размера компенсации вплоть до одной семьдесят пятой, то есть до четырехкратного увеличения компенсации по истечении большого периода времени. Но добросовестный работодатель все-таки платит заработную плату, он не может ее не платить со ссылкой на то, что нет денежных средств. Если денежных средств нет, то работодатель – банкрот, и начинается соответствующая процедура. Если процедура не начата, значит, какие-то средства есть, работодатель должен продавать инвентарь и помещения, но зарплату людям платить надо, потому что они уже отработали, и это право у них появилось.

Григорий Сивачев: Вообще, если брать не конкретно ФНПР, а настоящие независимые профсоюзы, то они сейчас больше надеются не на российское законодательство, а на то, что коллективными солидарными действиями мы будем добиваться справедливости от работодателя. Но, конечно, любые улучшения в сторону работника в трудовом законодательстве – это большой плюс. Посмотрим, будет ли это работать.

Если говорить обо всех изменениях трудового законодательства, то они, на мой взгляд, больше популистские, потому что у нас, к сожалению, государство не совсем правовое, и мало случаев, когда работникам удается добиться справедливости именно через суды, через надзорные органы.

Марьяна Торочешникова: Но зато теперь у них есть все шансы хотя бы попробовать это сделать.

Григорий Сивачев: Увеличение до 24% компенсации – это не так существенно. Выросли и штрафы для работодателя, но они сами по себе несколько смехотворны (там, по-моему, пять тысяч с руководителя предприятия, который задерживает зарплату до трех месяцев, и в десять раз больше - с самого предприятия). А задерживают чаще всего гиганты. Если брать последнюю ситуацию с Мосметростроем, то компания «Ингеоком», которая занимается строительством высоток и подземных коммуникаций, задерживала зарплату по полгода. Это не бедствующие компании - что для них штраф в 5 или в 50 тысяч рублей?

Если более трех месяцев, то больше, но не так уж и значительно, учитывая ту выгоду, которую они получают. Профсоюзное движение в России сейчас крайне не развито, очень мало где на предприятиях есть настоящие профсоюзы, поэтому работник не готов к борьбе с работодателем, не готов отстаивать свои права, судиться, идти до конца. А один он вообще практически ничего не может сделать.

Когда мы с помощью профсоюза трудовых мигрантов Рината Каримова добивались выплаты задолженности по зарплате, никаких коэффициентов выплачено не было, несмотря на то, что прокуратура проводила проверку и обязала это сделать. Люди получили чистые деньги и уже были счастливы, потому что знали, что десятки тысяч до них работали и ничего не получили. Закон не работает, как бы хорош он ни был. К сожалению, в большинстве ситуаций на данный момент он декларативен.

Сергей Саурин: Насколько я знаю, большинство споров, связанных с трудом мигрантов, очень часто упирается в недостаточную доказательную базу. Люди не всегда знают, как нужно правильно оформлять документы, не знают, чего ждать от работодателя. Работодатель им что-то такое подсовывает, они подписывают, он забирает все документы, и после этого очень сложно доказывать размер заработной платы. А когда у человека и доказательств нет, а он что-то хочет получить с работодателя, тут, конечно, очень сложно требовать какой-то компенсации: коллективными действиями можно нажать на работодателя и потребовать выплатить заработанное, но компенсация выплачивается именно в рамках формальных процедур и тех инструментов обжалования, которые заложены в законе. И если формально судиться, то суд, скорее всего, спросит: а где ваш трудовой договор, а вы знакомились с положением об оплате труда, а у вас предусмотрена именно такая заработная плата, а может быть, у вас "серая" зарплата?

Марьяна Торочешникова: У московских дворников-мигрантов, которые сейчас готовятся объявлять забастовку, очень похожая история: они расписывались за одну зарплату в каких-то непонятных бумагах, а получал эту большую зарплату какой-то другой человек, который никогда дворником не был...

Сергей Саурин: Да такие истории происходят всюду! Мне приходилось работать с подмосковными дворниками, с московскими пока не довелось, но полагаю, что истории аналогичные.

Григорий Сивачев: И это не только мигранты. Я после забастовки на своем предприятии был выведен в простой, и в простое работодатель мне выплачивал меньше, чем положено, а я с ним судился. Но жить-то мне на что-то надо. Трудовая книжка лежит у работодателя. Я решил устраиваться без трудовой на неквалифицированную работу в Москве. И что я увидел? Оказывается, 90-е никуда не ушли! Ничего не изменилось, каждый второй работодатель, к которому я приходил без трудовой, ставил мне условие, что первые три месяца или первый месяц я работаю без договора. Неважно - разнорабочим, курьером, я работал и тем, и тем, но везде - на свой страх и риск.

Я заходил на сайты этих компаний, это иногда не маленькие компании, и масса негативных отзывов от работников, были попытки на них жаловаться в трудинспекцию, но это ничем не заканчивается. И эти люди, которые открыто нарушают трудовое законодательство, при этом требуют соблюдения каких-то норм! Я опоздал на 15 минут, и мне на следующий день дали подписать выговор за опоздание, хотя я на этом предприятии вообще как бы не числился. (смеется) И я подумал: о, первое подтверждение, что я здесь работаю! "Дайте мне копию, пожалуйста". Они засмеялись и сказали: "Мы тебя на этот раз прощаем!" Кроме того, на всех предприятиях бешеная система штрафов.

Марьяна Торочешникова: А это вообще незаконно! В Трудовом кодексе есть прямой запрет на назначение каких-либо штрафов работникам.

Сергей Саурин: В Трудовом кодексе установлен закрытый перечень видов взысканий, и это - замечание, выговор, увольнение. Никаких других видов взыскания - предупреждение, штраф, лишение премии или еще что-то подобное - работодатель устанавливать не вправе, это будет заведомо незаконно. А то, о чем рассказывает Григорий, лежит именно в «серой» или темной части отечественной экономики, где правовое поле не действует вообще никак. И на сегодняшний день это очень серьезная проблема, о ней много говорят, но, к сожалению, каких-то нормативных инструментов борьбы с неформальной экономикой пока нет.

Марьяна Торочешникова: Да, но есть профсоюзы! Если работники будут более активны, будут больше требовать от работодателей соблюдения закона, тогда, может быть, что-то изменится. Но работники, как говорит Григорий, сами не спешат…

Сергей Саурин: Когда работники чувствуют, что можно на что-то опереться, они активнее пытаются защищать свои права. А когда они чувствуют, что их завтра же выставят на улицу, они не уверены в своих коллегах, которые тоже приезжие и тоже боятся поддержать коллег, - в этом случае из-за такой дисперсности трудового коллектива, к тому же еще и небольшого, профсоюзными средствами действовать тоже очень сложно.

Марьяна Торочешникова: В конце декабря 2015 года на одном из подмосковных предприятий, в компании ПДК, была забастовка работников, которым задерживали зарплату...

Григорий Сивачев: Нет, там сократили зарплату, потому что окладная часть зарплаты составляла примерно 30% от дохода, а другая была премиальной частью, пересмотрели систему премирования, и работники стали фактически получать почти в два раза меньше.

Марьяна Торочешникова: И вот все работники объединились и устроили забастовку, чтобы работодатель начал им выплачивать именно ту сумму, на которую они рассчитывали. Насколько я понимаю, деньги выплатили, но самых активных начали потихонечку увольнять. И вот один из таких людей - оператор автомобильного склада компании ПДК Вадим Королев - сейчас в процессе судебного разбирательства. Давайте посмотрим небольшое интервью с ним, которое записал корреспондент Радио Свобода Иван Воронин.

Вадим Королев: В декабре 2015 года мы начали забастовку, потому что нам изменили систему оплаты труда, и у нас падала зарплата. Нам отменили коллективную премию, изменили порядок начисления личной премии, то есть получалось, что фактически мы теряли 30-40%. В первую очередь наказывают участников забастовки, тех, кто не сдался, ничего не подписал - меня, Лебедевых, Катю - тех, кто не вышел из профсоюза. Потом наказывают тех, кто участвовал в забастовке (они получали личную премию – три-четыре тысячи, а сейчас у них - тысяча-полторы), но вышел из профсоюза. И сейчас набирают новеньких и говорят, что профсоюз - какая-то страшная антиправительственная организация, секта, что мы там чуть ли не хотим свергнуть режим в стране... Нас с радостью давно бы уже выгнали, если бы была возможность, расстреляли бы, наверное, но у нас еще остались какие-то остатки нормального советского трудового законодательства. Но тенденция идет к тому, что нас всего лишают.

Марьяна Торочешникова: Вот вам живой пример - на предприятии был профсоюз, активисты организовали забастовку, чего-то добились, а теперь они находятся в ситуации, когда лучше бы не выступали, а тихонько ждали, пока выплатят зарплату.

Григорий Сивачев: Это не совсем так. Я знаю ситуацию с ПДК не понаслышке, потому что сам вместе с Вадимом Королевым и еще с несколькими людьми основал это профсоюз. Мы сами в свое время итальянской забастовкой добились там повышения почти в два раза оплаты труда. Работодатель просто решил сэкономить на оплате труда.

Я работал в этой компании 12 лет и застал весь ее рост, от 20 человек на складе до 180-ти. Два года назад мы были крупнейшей компанией в Европе, занимающейся сервисом и логистикой запчастей для оптовых клиентов. И поднялись мы именно на волне прошлого кризиса, потому что в такие времена люди начинают меньше покупать новые машины и больше ремонтируют старые.

Новый кризис позволил установить конвейер, у нас стал уже полноценный завод, цех, конвейерная система. И, видимо, поскольку конвейер был установлен в кредит, решили сэкономить на простых рабочих. На момент забастовки почти 90% сотрудников приняли в ней участие, и были все шансы выиграть, но руководство уперлось.

Это нетипичная ситуация. Если посмотреть историю забастовок на "Форде" или то, как "Фольксваген" добивался заключения договора, то там процент участников был гораздо меньше, но работодатель был умнее. Трудовой коллектив и профсоюз никогда не хотят пилить сук, на котором сидят. Они не враги работодателю, и если работодатель действительно испытывает какие-то проблемы, то он не будет давить именно такими методами, какими давили у нас. Работодатель создает предприятие для получения прибыли, и он понимает, что лучше дружить с трудовым коллективом, если трудовой коллектив не требует заоблачных зарплат.

Марьяна Торочешникова: Ну, вот ваш трудовой коллектив в данном случае отказался дружить с работодателем, и работодатель - с ним, а сейчас люди, которые активно возмущались и выступали, несут всю ответственность за свои поступки. И новичкам, о чем говорил сейчас Вадим, это урок и наука: не хотите, чтобы вас обозвали сектантами, хотите вовремя получать зарплату - нечего ходить...

Григорий Сивачев: Ничего подобного! Зарплата упала до того уровня, какой она была. Если сначала тем, кто не бастовал, платили больше, то сейчас платят всем примерно одинаково. Уволились порядка 130 человек из 170-ти опытных сотрудников. Качество сервиса упало. Эта не дружба с трудовым коллективом обратилась для компании такими финансовыми потерями... Упрямство работодателя в данном случае происходило, скорее, от его глупости.

И мы имели все шансы дружить с работодателем, если бы начали переговоры. Мы до этого три месяца пытались вывести их на переговоры, вели с ними коллективно-трудовой спор. У нас было все соблюдено, то есть мы хотели договориться мирно. Забастовка - крайняя мера, к которой мы вынуждены были прибегнуть. Работодатель оказался несговорчив, он считал, что у него большая подушка безопасности. Но в это время рынок не стоит на месте, и компания уже потеряла то место, которое занимала.

Марьяна Торочешникова: Людям, которые пытаются отстоять права всех остальных работников, вроде бы, не стоит ничего опасаться. В Трудовом кодексе есть даже какие-то специальные гарантии для лидеров профсоюза, просто так их уволить нельзя, но, с другой стороны, почитаешь, что пишут в интернете, в региональной прессе… Например, в Ульяновске на УАЗе самых активных сейчас в первую очередь и пытаются уволить, дискредитировать, чтобы они «не раскачивали лодку».

Сергей Саурин: Это ситуация войны. Государство, как третий участник социального партнерства, войну допускать не должно. В ситуации войны хуже будет всем: хуже работникам - у них упала зарплата, поувольняли много людей, хуже работодателю - упал уровень производства, качество работы, упали прибыли, и хуже государству, потому что тот же самый работодатель - это налогоплательщик, и работники - налогоплательщики. И все это в любом случае влияет на экономику государства.

Задача государства, третьего участника социального партнерства - обеспечивать баланс сил. Трудовое право как таковое было придумано для того, чтобы восполнить изначальную слабость работника путем дополнительного регулирования в виде государственных гарантий и путем предоставления работникам свободы и права на объединение в профсоюзы и на переговоры с работодателем на равных.

Почему работникам, которые наиболее активно пытаются вступить в переговоры с работодателем, настоять на своем и защитить весь трудовой коллектив, приходится отвечать за всех? Потому что, несмотря на наличие целого ряда гарантий, связанных с защитой прав членов профсоюза, в действующем законодательстве пробуксовывают нормы, связанные с защитой от дискриминации (и в данном случае - от дискриминации по профсоюзному признаку).

Я уверен, что из того же ПДК никого не увольняли за участие в забастовке, так не писали. Работодатель использует имеющиеся у него инструменты в виде наложения дисциплинарных взысканий, изменения условий трудового договора по 74-ой статье со ссылкой на организационные и технологические изменения, в виде каких-то иных способов – например,медицинское обследование... У работодателя есть целый ряд способов, как сделать так, чтобы данный работник не смог продолжить работу на данном рабочем месте. Не все они законные, но некоторые из них - формально законные.

И если посмотреть индивидуальный случай, что вот работодатель уволил работника по таким-то основаниям, возможно, мы и не увидим вообще никаких формальных нарушений в действиях работодателя. Но если мы оценим ситуацию в целом, то увидим, что такие действия направляются только на членов профсоюза, только на активистов, которые участвовали в забастовке или в переговорной комиссии, или еще на кого-то, кто связан непосредственно с коллективными действиями работников. К остальным работникам, которые сидели тише воды, ниже травы, работодатель подходит по-другому.

Вот такое отношение, которое ведет к умалению, ущемлению прав, это как раз и есть дискриминация. Проблема норм, которые закреплены в действующем законодательстве, в том, что у нас дискриминация определяется как нарушение права в связи с какой-то причиной - раса, пол, членство в профсоюзе и так далее. А вот в международных актах сам по себе факт «не такого отношения» - это уже нарушение. То есть даже если ты формально уволил работника правильно, но при этом видно, что ты уволил его из дискриминационных мотивов (из-за того, что он активно работал в профсоюзе, пытался защитить трудовой коллектив), то по международным нормам это дискриминация, и такое увольнение будет незаконным.

Марьяна Торочешникова: Но тогда ситуация совершенно патовая!

Григорий Сивачев: Тут все зависит от воли. Вот что Вадим Королев, что Андрей Лебедев - это члены профкома, которые до сих пор борются и остаются там, и работодатель пока не нашел, за что их уволить. Большинство увольняли формально по законным причинам. Работодатель пошел на убытки, ввел дополнительную смену, которая не выгодна вообще никому. Работник не может работать пять дней в неделю, но при этом у него время каждый раз смещается на два часа - первая неделя с восьми до пяти, вторая с десяти... и так далее. И при этом еще одна неделя ночная, а заканчивается последняя, четвертая неделя тогда, когда ты физически не можешь уехать с подмосковного склада к себе домой. И всех, кто бастовал, опытных работников, перевели на этот график. А основные смены - два/два - он набирал из новых работников, непрофессионалов.

Понятно, что качество предоставляемых услуг упало, но зато все отказались от изменения условий трудового договора и за две недели были уволены с небольшой компенсацией. Сейчас на этом графике остались всего три-четыре человека, члены профсоюза, от остальных они избавились. При этом были открытые факты дискриминации. Была Катя (о ней говорил Вадим), которая принесла справку о том, что не может поднимать свыше пяти килограммов из-за того, что надорвала спину, работодатель ставил ее на тяжелые работы. И он специально ставил ее - она это фиксировала актами - на тяжелую работу. Были случаи, когда за одну и ту же работу не член профсоюза, не участвующий в забастовке, получал в два раза большую премию, и это тоже все фиксировалось.

Все эти случаи направлялись в прокуратуру, она обязана была хотя бы инициировать проверку, но оттуда приходили отписки: "Обращайте в суд". Мы обратились в суд, и этот суд идет уже пять месяцев.

Марьяна Торочешникова: Но это гражданское судопроизводство, не возбудили уголовное дело по факту дискриминации?

Григорий Сивачев: Нет! Проверка трудинспекции ничего не нашла, а прокуратура отказалась проводить проверку.

Марьяна Торочешникова: А насколько легко доказать в суде факт дискриминации? В Уголовном кодексе РФ есть даже отдельная статья, которая предусматривает ответственность за дискриминацию.

Сергей Саурин: Статья 136.

Марьяна Торочешникова: Я несколько лет назад интересовалась статистикой уголовных дел или приговоров по этой статье. Так вот, за десять лет по ней не было вынесено ни одного приговора. В 2015 году она тоже не появлялась нигде в судах, если верить судебному департаменту.

Сергей Саурин: Я располагаю такой же статистикой. Дела по 136-ой статье время от времени возбуждались, но до приговора никогда не доводились.

В практике Центра социально-трудовых прав бывали случаи, когда мы пытались возбудить уголовное дело по факту дискриминации, обращались в Следственный комитет. Это были ситуации, когда дискриминационные основания в поведении работодателя были зафиксированы документально. Работодатель отказывал людям в устройстве на работу в письменном виде по дискриминационным основаниям - раса, пол, возраст и так далее. Кажется, это очевидно, но из Следственного комитета приходил письменный ответ: к сожалению, вами не представлено достаточно доказательств для проведения проверки по данному факту.

Мы обращались в суд, судились в рамках гражданского судопроизводства и устанавливали факт дискриминации (к счастью, когда есть такой документ, факт дискриминации в суде установить несложно). И после этого, прикладывая заверенную копию судебного решения, мы вновь обращались в Следственный комитет.

Вот недавний случай: в Следственном комитете нам не дали никакого ответа. Мы им направили все документы, ждем месяц, два, три, четыре, пять - никакого ответа. Мы к ним ездим, звоним, а они говорят, что все отправили по почте, ждите. В общем, такое впечатление, что они ничего не отправляли. У меня есть ощущение, что такие дела не возбуждаются по каким-то внутренним причинам.

Марьяна Торочешникова: То есть прокуратура работнику в России, как правило, не товарищ, если речь идет о дискриминации на рабочем месте или о задержке выплаты заработных плат.

Сергей Саурин: Ну, прокуратура уголовные дела не возбуждает, их возбуждает Следственный комитет, а прокуратура может передать туда материалы по итогам проверки.

Я бы не сказал, что совсем не товарищ. Были случаи, когда к работодателям приходила прокуратура с проверкой, и они говорили: "Ой, да, мы все понимаем, мы все выплатим" - и выплачивали. С этой точки зрения не сказать, что обращаться в прокуратуру совсем уж бессмысленно. Но говорить о том, что прокуратура после проведения проверки эффективно способствует возбуждению уголовных дел по фактам дискриминации или по фактам задержки заработной платы, я бы все-таки не стал.

Марьяна Торочешникова: А что, в таком случае, делать работникам, которые подвергаются дискриминации из-за того, что участвуют в деятельности профсоюза, например? Или профсоюза нет, но они пытаются его создать? Или просто «качают права» от имени нескольких работников?

Григорий Сивачев: Ну, если «качают права» от имени нескольких работников, то это чаще всего плохо заканчивается, либо не заканчивается ничем. У меня есть знакомый, который уже почти полтора года судится. Там была задержка, но коллектив не пошел по его стопам, и он один пошел по всем инстанциям, и вот очень долго бодается с этой системой.

Все работает в комплексе. Самое главное и первое - сорганизоваться на рабочем месте в профсоюзную организацию. Второй залог победы - солидарность. И чаще всего примеры, когда удавалось чего-то добиться, это примеры с оглаской, когда начинается серия пикетов, митингов солидарности по стране… К сожалению, у нас еще нет солидарных забастовок.

Вот сейчас серия пикетирований по Омсктрансмашу, где работника уволили за несоблюдение техники безопасности, пока результата не дала, но это очень хорошая «ласточка», потому что по всей стране прошли пикеты солидарности.

Прежде всего, работникам нужно надеяться не на прокуратуру, не на трудовую инспекцию, а на себя, на свою солидарность, на свои активные действия и понимать, что они правы - они продали свою рабочую силу и не получили за это ничего. Они потратили свое здоровье, свое время, и при этом на них кто-то нажился. Правда на их стороне. И когда у нас будет нормальное, сильное профсоюзное движение...

Кстати, сейчас по всей стране идет профсоюзное движение, и никогда за профсоюзную деятельность так не прессовали, как сейчас. Просто гигантский список предприятий, где активистов давят, чтобы не дать людям сорганизоваться. Ведь экономические условия в стране все хуже и хуже, и понятно, что государство сейчас выступает во многом на стороне работодателя, понимая, что любая организованная сила... Вот весь наш актив профсоюза теперь участвует в социальной жизни и вне предприятия. Мы боремся против закрытия поликлиник, против уплотнительной застройки и так далее.

Марьяна Торочешникова: А всего-то надо было вовремя платить работникам зарплату, и тогда не ходили бы они с демонстрациями и митингами, и ничего не требовали бы...

Сергей, а все-таки, что делать людям, которые подвергаются активной дискриминации на рабочем месте, потому что занимают активную гражданскую позицию и отстаивают свои трудовые права? Может быть, собирать доказательства, подговаривать всех остальных скорее организовать профсоюз? Что делать, чтобы остаться в своем праве, на своем рабочем месте и со своей зарплатой?

Сергей Саурин: Я бы хотел поддержать Григория в части его утверждения о необходимости солидарности. Один работник ничего сделать, скорее всего, не сможет. Работодатель, в крайнем случае, в убыток себе просто сократит должность, на которой работает этот работник, и найдет способ с ним расстаться. Необходимо объединяться с другими, искать единомышленников.

Марьяна Торочешникова: Ну, что ж, граждане, объединяйтесь в профсоюзы и активнее отстаивайте свои права!