В программе Александра Подрабинека – художник Андрей Бильжо, психиатр Александр Коломеец, адвокат Вадим Клювгант.

Александр Подрабинек: Один за всех или всего за одного? Отвечает ли один человек за действия сообщества, в которое входит? Отвечает ли сообщество за действия одного из своих участников? И в каких случаях?

Коллективная ответственность – странная норма. Уголовное право от нее отказалось. А фактически она существует. Все восстает в человеке, когда ему приходится отвечать за то, чего он не совершал, к чему не имеет отношения, в чем невиновен.

Российская история ХХ века богата такими примерами. Рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Королев.​

Андрей Королев: В августе 1918 года, еще до официального объявления "красного террора" в России началось создание концентрационных лагерей для гражданских лиц, которых большевики брали в заложники.

9 августа председатель Совнаркома Владимир Ленин телеграфировал в Пензенский Губисполком: "Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города".

В те же дни "Известия Пензенской Губчека" сообщали: "За убийство товарища Егорова, петроградского рабочего, присланного в составе продотряда, было расстреляно 152 белогвардейца. Другие, еще более суровые меры будут приняты против тех, кто осмелится в будущем посягнуть на железную руку пролетариата".

152 белогвардейца не были виноваты в убийстве товарища Егорова, приехавшего из Питера в Пензу отбирать у крестьян зерно. Белогвардейцев убили просто потому, что они белогвардейцы, политические враги большевиков. Полтораста человек ответили своей жизнью за убийство, которого не совершали.

Это лишь один эпизод из той кровавой вакханалии, которую устроили в России строители социализма. Миллионы людей в Советском Союзе были отправлены в концлагеря или расстреляны не потому, что совершали преступления, а по факту своего происхождения или принадлежности к определенной социальной группе.

Для масштабных репрессий не требовалось никаких дополнительных обвинений. Если человек до революции был офицером армии или полиции, священником или предпринимателем, землевладельцем или просто дворянином, он мог нести полную ответственность за свою принадлежность к классу, как это определяли большевики.

Александр Подрабинек: Это и есть коллективная ответственность – ответственность за принадлежность к коллективу. Что может быть более противно духу уголовного права, чем коллективная ответственность?

В сегодняшней посткоммунистической России уголовное право не признает коллективную ответственность – по крайней мере, формально.

И хотя здесь тоже все не так просто, законодательство все же исходит из необходимости назначать индивидуальное наказание за индивидуальную вину. Говорит адвокат Вадим Клювгант.

Вадим Клювгант: В этом вопросе есть несколько аспектов. Основной из них – это постулат, на котором все остальное может только строиться, – заключается в индивидуальной ответственности за индивидуальную вину. Это законодательный принцип, и не просто принцип – это норма-принцип, из нее следует как раз запрет объективного вменения. Это в любом случае превыше всего, в любом случае должна быть доказана личная вина, личная причастность каждого человека к какому-то конкретному деянию.

Александр Подрабинек: Тем не менее, представление об индивидуальной ответственности подвергается некоторой коррозии. А если преступление совершила группа лиц? Как это отражается на личной ответственности?

Вадим Клювгант: Если преступление совершено группой лиц, естественно, это делает его более опасным, потому что это консолидированный преступный потенциал. Опять же, это не значит, что не должна быть доказана вина каждого соучастника. Она должна быть не просто доказана, но роль каждого в совершении деяния должна быть индивидуализирована и четко сформулирована: да, был совместный умысел, но этот сделал то, а тот сделал это, и вместе такими согласованными действиями они совершили вот это преступление. Тогда это квалифицирующий признак, это более опасное преступление, и оно, соответственно, влечет за собой более строгое наказание.

Александр Подрабинек: Таким образом, элементы коллективной ответственности в современном уголовном праве все же присутствуют. Да и было бы странно, если бы это было иначе.

Ведь понятно, что преступник, действующий в одиночку, не столь опасен, как преступник, действующий в составе банды. Человек, добровольно вступивший в преступное сообщество, неизбежно принимает на себя часть общей ответственности.

Вадим Клювгант: Есть организованные формы преступной деятельности, такие как профессиональные и организованные преступные сообщества. Это, конечно, еще на порядок качественно повышает опасность преступления и, соответственно, тяжесть его наказания. Но в этом случае наказуемым является само членство в таких профессиональных преступных сообществах, их создание, участие в них (и это не только у нас, это повсюду в мире, в разных формулировках).

Конкретные преступления, которые совершены в рамках этого членства – это еще отдельный предмет доказывания в отношении каждого преступления, и вина каждого, опять же, подлежит индивидуальному доказыванию. Но и само членство в профессиональном преступном сообществе – это тоже преступление, а соответственно, тоже предмет индивидуального доказывания в отношении каждого человека. Здесь получается уже совокупность преступлений – это самый тяжкий вариант.

Александр Подрабинек: Вот вам и коллективная ответственность! Сам факт участия в организованной преступной группировке образует состав преступления. Вступил в группировку – еще ничего другого противозаконного не сделал, но ты уже преступник, просто по факту участия в криминальном сообществе.

Даже в уголовном праве, строго формализованном и тщательно выверенном, представления о коллективной ответственности отражаются и на квалификации преступлений, и на мере личной ответственности перед законом.

Что уж говорить о тех сферах человеческой деятельности, где отвечать приходится не перед законом, а перед обществом, коллегами, друзьями, наконец, собственной совестью. Там коллективная ответственность существует как факт, и оспаривать это бессмысленно.

Ну вот, например, несет ли какую-нибудь ответственность член партии за деятельность своих коллег, всей своей партии? И какова должна быть мера этой ответственности? Слово художнику и психиатру Андрею Бильжо.

Андрей Бильжо: Мне кажется, что каждый член любой партии несет ответственность в меньшей степени перед партией, но в большей степени перед народом. Ведь любая партия – это как часть народа, особенно "партия власти". Так было в нацистской Германии, так было в Советском Союзе при КПСС. Безусловно, каждый несет ответственность – от самого низкого до самого влиятельного члена партии и вожака. Но вожак, конечно, несет большую ответственность. Это разная мера ответственности, в зависимости от того, какое положение ты занимаешь.

Александр Подрабинек: А если, например, ваше государство становится агрессором и нападает на другую страну, вы в ответе за это? Нет, вы сидите дома на диване и даже, может быть, проголосовали на последних выборах против своего правительства.

Вы вообще мирный человек, никому не желаете зла, и вас обойдет мобилизация. Вы не одобряете новую военную авантюру. Но ваша страна напала на другую.

Что должен думать об этом нормальный человек, чувствует ли он ответственность за свое государство? Говорит директор института клинической психиатрии и психологии Александр Коломеец.

Александр Коломеец: Я думаю, этот уровень ответственности в разных государствах выражен по-разному. Вообще, самая непроходимая пропасть между людьми находится в зоне понимания того, что такое свобода. Мне представляется, что у цивилизованных народов, в цивилизованных странах больше удельный вес тех людей, которые готовы нести ответственность за деяния государства. Наверное, некоторые готовы нести и политическую ответственность, а не только моральную.

Александр Подрабинек: Правомерна ли неприязнь украинцев к русским, чья страна развязала агрессию против Украины и аннексировала часть ее территории?

Андрей Бильжо: Когда такая неприязнь распространяется на всех русских, это довольно примитивная, но совершенно понятная реакция. Во всяком случае, я могу ее понять, принять и простить. Ведь это ровно такой же народ, у которого существует реакция толпы, и так же, как для нас все немцы были "фашистами", так и для украинцев все русские – "агрессоры". Чем выше уровень интеллекта, чем больше личности в индивидууме, тем больше он начинает дифференцировать, анализировать, отделять зерна от плевел и так далее.

Александр Подрабинек: Что должны чувствовать русские, испытывающие неприязнь украинцев? Я не говорю о лжепатриотах, радующихся уворованным землям и развязанной войне. Я говорю о людях нейтральных или даже сочувствующих Украине. Должны они покаяться в преступлениях власти или могут отвести от себя все обвинения?

Александр Коломеец: Так происходит в большинстве случаев в реальной жизни: когда кого-то обвиняют, он находит тысячу оправданий для того, чтобы либо смягчить свою вину, либо вообще отвергнуть ее как таковую. Редкие люди бывают столь ответственны, что могут сказать: я, знаете ли, виновен даже в том, что жил в этом государстве. Более того, многие люди отстраняются от дел государства, потому что не могут повлиять на их результаты. Они тоже говорят: в чем моя вина, если я и высказывался, и что-то делал, чтобы этого не произошло?

Александр Подрабинек: Вопрос о коллективном покаянии – очень непростой вопрос. Впрочем, в истории есть достойные примеры.

Андрей Королев: Решение о демилитаризации и денацификации Германии было принято главами представительств США, Великобритании и Советского Союза на Потсдамской конференции в июле 1945 года.

Ранее, в апреле 1945 года, американская журналистка Марта Геллхорн, обобщая впечатления от разговоров с жителями западных областей Германии, записала в дневнике слова одного из своих собеседников:

"Среди нас нет нацистов, и никогда не было... Может быть, двое-трое обитали в соседней деревне... Да, говорят, в том городке, в двадцати километрах от нас, какое-то время жило несколько таких... Нацисты – мерзкие животные!.. Нет, из моих родственников никто в вермахте не служил, да и в партии не состоял... Ах, как мы страдали, мы неделями не вылезали из подвала...".

И дальше продолжает журналистка: "Так говорят все; мы слушаем с растерянностью и недоумением". Как могло нацистское правительство так долго вести войну, которой никто не хотел? – спрашивает Марта Геллхорн.

Начальный этап послевоенной денацификации Германии, проводимый исключительно силами военных администраций стран-победительниц, завершился 5 марта 1946 года с принятием в американской зоне "Закона об освобождении от национал-социализма и милитаризма", утвержденного – впервые после окончания войны – не оккупационными, а немецкими властями.

На основании "Закона №104" были созданы судебные палаты, принимающие решение о причислении лиц к одной из пяти категорий: главные виновные, виновные, незначительно виновные, попутчики и невиновные.

Лица, не состоявшие в НСДАП, как правило, преследованиям не подвергались, даже если они занимали высокие должности при нацизме. Многие нацистские функционеры нашли себе работу на государственной службе в ФРГ во вновь создаваемых структурах. Некоторые перешли на службу в США и получили там гражданство.

В советской зоне денацификация проводилась параллельно с социальными преобразованиями по коммунистическому образцу. Функционеры НСДАП отстранялись от руководства. Многие оказались в тюрьмах.

С конца 1950-х – начала 1960-х годов началась фаза "осмысления" обществом своего прошлого. В 1963–1968-м прошли три громких процесса над палачами из Освенцима. Прокурор земли Гессен Фриц Бауэр активно занимался расследованиями, связанными с деятельностью нацистов.

В Германии основы сугубого покаяния немцев перед евреями заложил канцлер Вилли Брандт: его имя ассоциируют сегодня с посещением Варшавского гетто в 1970 году, во время которого политик встал на колени перед памятником жертвам Холокоста. Этот памятник в Берлине считают материализацией коллективной памяти немцев об исторической вине за развязывание Второй мировой войны.

В 2013 году правительство Германии приняло решение о выплате компенсаций на сумму один миллиард долларов евреям, которые пострадали от нацистов. Эти выплаты были распределены на четыре года и производились Ассоциацией материальных претензий к Германии.

Деньги тратятся на обеспечение должного ухода за пострадавшими в годы войны евреями, на приобретение необходимых медикаментов, еды, а также на транспортные расходы. Сегодня евреи имеют преимущественное право на эмиграцию в Германию, по условиям, не уступающим израильским.

Александр Подрабинек: Трудно сказать, является ли такое покаяние общенациональной чертой немцев или только коллективным поручением правительству выразить государственную точку зрения на преступления нацизма.

Но хорошо уже и то, что есть, потому что во многих других подобных случаях о покаянии и речи нет. Постсоветская Россия, например, не покаялась в преступлениях коммунизма. Ни в какой форме. Ни перед своими согражданами, ни перед теми странами, которые пострадали от преступлений советского режима.

Наверное, это было бы понятно, если бы новая Россия провела жирную разделительную черту между прошлым и будущим, если бы она ясно и безвозвратно отказалась от своего советского прошлого и не претендовала на правопреемство от СССР. Но этого нет.

К чему это приведет Россию?

Андрей Бильжо: Это уже в какой-то степени привело страну к определенным последствиям. Боюсь, что будет приводить и дальше, и дальше, потому что это поступательное движение. Я думаю, приведет к некой беде, потому что этот вытесненный комплекс неполноценности закрывается ложным патриотизмом, гордостью, ощущением, что "мне все дозволено", "мы самые сильные" и так далее. Мания величия – это такая большая беда.

Александр Подрабинек: Хочется нам того или нет, но коллективная ответственность существует. Она настойчиво прорывается к нам то ли из подсознания, то ли из исторического прошлого, то ли просто из-за политической необходимости.

Брать на себя общую ответственность людям не хочется. Это тяжело и кажется несправедливым.

Самый яркий пример коллективной ответственности – война, когда люди вынуждены отвечать жизнями за решения своего или чужого правительства. Они лично ни в чем не виноваты, но им вменяется коллективная ответственность за все государство.

Другой пример – международные санкции. Они накладываются сразу на всю страну, без учета ответственности каждого отдельного гражданина.

Такие санкции в разные времена и по разным причинам накладывались на ЮАР, Родезию, Китай, Иран, Северную Корею, Россию, Белоруссию и другие страны.

Это все были или есть деспотические режимы, граждане которых не могут избирать власть, но, тем не менее, отвечают за нее перед международным сообществом. Каждый отдельный человек мог бы сказать: "Я здесь ни при чем. Я их не выбирал. Я их не контролирую".

И это правда. Но правда состоит и в том, что люди, которые терпят на своей шее тиранию, достойны не только сожаления, но и осуждения.

Осознание коллективной ответственности за содеянное государством создает предпосылки для благоприятных изменений. Для поворота к лучшему. Для реформ.

И даже когда это не приводит к прямым и положительным результатам, это способствует очищению атмосферы в обществе.

Так было в 2008 году, когда после российской агрессии в Грузии и последовавших затем депортаций грузин из России, люди в Москве, Питере и других городах выходили на улицы с бейджиками "Я – грузин".

Так было после аннексии Крыма, когда на протестных шествиях люди несли плакаты "Прости нас, Украина". Они никак не могли повлиять на принятие правительственных решений. Они осуждали аннексию. И, тем не менее, они приняли на себя часть общей вины.

Что стоит за этими жестами? Что они значат для российского общества?

Андрей Бильжо: Сегодня уже сложнее говорить об этом, но тогда они значили очень много. Я сам участвовал в этих акциях – это как раз выступление того меньшинства, тех личностей, которые понимали, что они несут ответственность. Это как бы "прости", как раз состояние критики и ответственности за то, что творит общество, к которому ты относишься. И это как бы желание сказать: я не такой, я не со всеми, я не часть этой толпы, я сохраняю в себе личное отношение ко всему этому, я за это болею, я говорю о своей личной точке зрения и личной ответственности. Это были очень важные акции.

Александр Подрабинек: Испытывают личную ответственность за свое государство только люди, осознающие себя полноценными гражданами, а не послушными винтиками государственной машины.

К "винтикам" особых претензий нет, но лишь до тех пор, пока они не демонстрируют коллективную гордость за свое государство, за его успехи. Если есть коллективная гордость, почему бы не быть коллективной вине?

Если советский человек гордился за свою страну после полета Гагарина в космос в 1961 году, то почему бы ему не испытывать чувство вины за оккупацию Чехословакии в 1968-м? Или: успехи наши, а позор чужой?

В вопросе о коллективной ответственности есть еще один существенный аспект: берется на себя часть общей вины добровольно или возлагается принудительно? Здесь совершенно разные нравственные позиции и разные последствия.

Андрей Бильжо: Имеет смысл и действенна только добровольная ответственность, только осознание того, что "это я", критика к своему, а не ситуация, когда кто-то показывает пальцем: ты болел, у тебя была болезнь. Это ничего не изменит в человеке и в группе людей. Изменит только тогда, когда ты сам говоришь или от лица группы говорят: мы были виноваты (мы, коммунисты, были виноваты; мы, нацисты, были виноваты; мы, "Единая Россия", воровали деньги).

Тыкай сколько угодно пальцем в группу этих людей и говори, что да, они виноваты, они расстреливали, они сжигали… "Да, мы это делали, но просто такая была линия партии. Мы ни в чем не виноваты, мы честно выполняли свою работу, ничего личного. Мы честно сжигали евреев, потому что так надо было, нам так сказали, и мы подчинились."

Александр Подрабинек: Примером разных подходов к личной и общей вине может служить история с частичным запретом российским спортсменам участвовать в летних Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро.

Андрей Королев: В независимом отчете антидопингового агентства прозвучали обвинения в адрес Всероссийской федерации легкой атлетики, Российского антидопингового агентства и тренеров спортсменов в использовании запрещенных препаратов для подготовки к соревнованиям. Доклад WADA основан на результатах собственного расследования, начатого после выхода в декабре 2014 года на немецком телевидении фильма о массовом употреблении допинга российскими легкоатлетами. Один из героев фильма – бывший сотрудник Российского антидопингового агентства Виталий Степанов – обвинил Международную ассоциацию легкоатлетических федераций в сокрытии злоупотреблений со стороны России.

16 декабря 2014 года WADA объявило о создании комиссии по расследованию прозвучавших в фильме обвинений. "Члены комиссии составили для себя детальную картину того, что происходит в мире российской легкой атлетики. Полученные сведения не ограничивались темами, затронутыми немецким телеканалом, – говорилось в отчете. – Расследование подтвердило существование масштабной мошеннической схемы, включающей использование веществ и методов допинга для гарантирования или повышения вероятности победы спортсменов или команд. Мошенничали тренеры, врачи, чиновники и сами спортсмены".

Однако в Москве заявили, что "это абсолютно политически мотивированное заявление из разряда санкций в отношении России. Оно не имеет под собой никаких оснований, поскольку допинг-пробы, которые делаются, сами же комиссары WADA у спортсменов и забирают". При этом российская пропаганда сосредоточилась главным образом на неприятии коллективной ответственности олимпийской команды за допинговый скандал, когда вся сборная России по легкой атлетике была отстранена от Олимпиады в Рио. Прыгунья с шестом, олимпийская чемпионка Елена Исинбаева увидела в скандале происки заокеанских врагов.

Елена Исинбаева: Сегодня нас отстранили без доказательств, нагло, грубо, не дали никакого шанса себя оправдать и побороться за право участвовать на Олимпийских играх.

Андрей Королев: Другой российской приме, теннисистке Марии Шараповой, хватило смелости признаться в употреблении допинга и не валить ответственность на международные организации.

Мария Шарапова: Несколько дней назад я получила письмо из Международной федерации тенниса о том, что я не прошла тест на допинг перед участием в чемпионате в Австралии. Я принимаю на себя полную ответственность за это, потому что это мой организм, и я отвечаю за то, что я в него ввожу. С кем бы я ни работала, я сама отвечаю за это.

Андрей Королев: Тем временем в WADA утверждали, что в России допускались систематические нарушения, из-за которых нельзя говорить о проведении в стране эффективной антидопинговой программы. В отчете подчеркивалось, что Российская Федерация в целом не следует правилам всемирного антидопингового кодекса.

В ходе расследования удалось найти подтверждение неоднократным случаям употребления спортсменами стимуляторов, в частности препарата мельдоний. Это подтверждалось аудио- и видеосвидетельствами, научными исследованиями, свидетельскими показаниями.

Сотрудники ФСБ регулярно посещали Московскую допинговую лабораторию, а также допинг-лаборатории в олимпийском Сочи, где присутствовали в качестве "инженеров", сообщало WADA со ссылкой на анонимный источник из числа сотрудников лаборатории.

Существуют также свидетельства, что тренеры пытались вмешиваться или манипулировать результатами допинг-тестов. Зачастую они выступали инициаторами приема допинга легкоатлетами, поставляя запрещенные препараты своим подопечным.

Александр Подрабинек: Российские спортивные чиновники, пойманные, что называется, за руку на месте преступления, сваливают свои неприятности на происки врагов России. Это хорошо укладывается в известную формулу Салтыкова-Щедрина: "На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались".

Большинство спортсменов либо возмущаются Международным олимпийским комитетом, либо подавленно молчат, ощущая себя беспомощными ягнятами в стаде господина Мутко. За единичными исключениями, никто из российских спортсменов даже не пытается сформулировать свое отношение к государственной допинговой программе.

Возможно, грань между принятием коллективной ответственности и ее осуждением проходит по признаку добровольности участия в сообществе. Вступил добровольно в КПСС, КГБ или "Единую Россию" – будь готов отвечать за деяния своей организации.

Некоторые добровольные сообщества улавливают общественные настроения и пытаются очистить свою репутацию.

Андрей Королев: На итальянском Национальном евхаристическом конгрессе католической церкви в 1997 году в Болонье впервые была предпринята попытка принести публичное покаяние за проступки, совершенные в период инквизиции.

Но еще при папе Павле VI кардинал Карло Мария Мартини на страницах ватиканского журнала Familia Cristiana писал о необходимости такого покаяния. Позже Иоанн Павел II также не раз говорил о том, что церковь должна войти в третье тысячелетие с чистой совестью.

Признание вины прозвучало из уст кардинала Йозефа Ратцингера – одного из крупнейших иерархов, главы высшей структуры Ватикана, так называемого Sant`Uffizio. Выступая перед семитысячной аудиторией из духовенства и мирян, собравшейся в болонском Дворце спорта, кардинал, в частности, сказал:

"Смерть на костре Джордано Бруно, убийства тысяч и тысяч еретиков – это наша тяжелейшая вина, которая заставляет нас сегодня глубоко задуматься о покаянии. Я убежден, что мы должны по мере сил сдерживать тенденцию церкви трансформироваться в государство, благодаря которой и стала возможной инквизиция".

Помимо итальянского теолога и философа Джордано Бруно, сожженного инквизицией на "очистительном" костре в Риме в 1600 году после семи лет, проведенных в тюрьме, кардинал Ратцингер упомянул также чешского теолога Яна Гуса, возглавившего движение против папского абсолютизма и сожженного в 1415 году.

На этом разговор о прошлых грехах католической церкви не закончился. Кардиналу Ратцингеру пришлось еще отвечать на весьма каверзные вопросы о преследования инакомыслящих.

Большинство обозревателей итальянской религиозной печати до сих усматривают за смелыми заявлениями кардинала Ратцингера фигуру ныне покойного папы Иоанна Павла II.

По инициативе папы римского в конце октября – начале ноября 1997 года в Ватикане состоялся еще один "полемический" конгресс – по вопросам христианского антисемитизма. Несколько месяцев спустя у Стены Плача в Иерусалиме папа извинился перед иудеями за преследование.

Всего же с момента избрания папой Иоанн Павел II извинялся по различным поводам около 100 раз. Как отмечают почти все европейские обозреватели, если бы извинения понтифика имели обратную силу, вся человеческая история могла пойти совершенно по-другому.

Александр Подрабинек: В отличие от Римско-католической церкви Русская православная церковь не покаялась ни за массовое истребление язычников во времена принятия христианства, ни за притеснения староверов, ни за тесное сотрудничество с коммунистической властью и КГБ.

Идея коллективной ответственности – обоюдоострая. Она может привести к плодотворному раскаянию и очищению, а может – к ужасным злоупотреблениям, особенно в уголовном праве.

Законодатель должен быть очень осторожен, чтобы не перейти опасную черту. А такие попытки делаются.

Вадим Клювгант: Чего нельзя допустить ни при каких обстоятельствах – это коллективной ответственности в силу просто принадлежности людей к какой-то группе. Например, член правления какой-то компании не может быть превращен в члена преступной организации только потому, что он член правления. У нас, к сожалению, такие печальные примеры не единичны, но это попрание основных правовых постулатов.

В связи с этим хочу обратить внимание на такую тему, которая в последнее время активно стимулируется нашим Следственным комитетом, как уголовная ответственность юридических лиц. В нашу правовую конструкцию, где в уголовном праве (и в административном, кстати, тоже) все основано на индивидуальной ответственности за индивидуальную вину, концепция уголовной ответственности юридических лиц никак не укладывается, потому что она как раз предполагает невозможность и даже ненужность доказывания индивидуальной вины. В силу одного этого обстоятельства эта неправильная, вредная и опасная инициатива не должна получить продолжение, потому что именно в ней кроется опасность коллективной ответственности без вины.

Александр Подрабинек: Попытки перетащить идею коллективной ответственности из сферы морали, общественного обсуждения и корпоративных решений в уголовное законодательство чреваты возвращением к "революционной законности".

Есть искушение упростить право, вернуться к индивидуальному уголовному наказанию за коллективную вину. Это искушение может оказаться очень сильным у людей, обремененных сегодня властью.

И как это ни парадоксально звучит, именно сознание коллективной гражданской ответственности способно уберечь страну от возвращения к правовому мракобесию.