В Москве в торжественной обстановке проходит Пятый Всемирный конгресс российских соотечественников, проживающих за рубежом. Из 97 стран в российскую столицу свезли почти четыре сотни представителей различных неправительственных организаций и средств массовой информации, которых в Кремле рассматривают как один из ресурсов так называемой мягкой внешнеполитической силы.

О том, на какую тональность настраивают этих людей, зависит и понимание сиюминутных интересов Кремля на международной арене. Накануне конгресса министр иностранных дел Сергей Лавров такую тональность задал – в статье под названием "Русский мир на пути консолидации", опубликованной в официозной "Российской газете". О том, как ситуация в мире меняет внешнеполитические акценты Кремля, в интервью Радио Свобода размышляет московский политический эксперт, сотрудник Центра Карнеги Алексей Малашенко:

– В изменении позиции Кремля последнего времени я пока что вижу только тактические ходы. Выстроена концепция о том, что Россия – не Запад, Россия – не Европа, а Запад и Европа – наши оппоненты, причем вечные (в отношении культуры, традиций, истории, политики и так далее). О таком видении мира говорили слишком долго, для того чтобы в одночасье от этого отказаться, да и общество не поймет, общество будет несколько растерянно. Понятно, что какая-то часть, 20-25 процентов граждан (может быть, даже больше), вздохнет с облегчением, но в общем будет царить изумление: а за что мы, собственно, боролись все эти годы, из-за чего надо было Украину затевать? Так что тактические подвижки возможны, но принципиальной постановки вопроса – Запад есть Запад, а мы есть мы – по-моему, никто не изменит. Да и коридор возможностей узок: если Россия вдруг начнет если не сближаться, то, во всяком случае, взаимодействовать с Западом, то на Западе возникнут все те же самые требования по поводу демократии и прав человека. А Россия уже от этого отвыкла – и элита, и общество, – такое сотрудничество нас не интересует. Но, думаю, тактические шаги логичны, потому что был явный перебор по части антизападничества. По сути, впрочем, мало что изменится. Люди, которые эту концепцию внешней политики выдумали, остаются на своих местах.

–​ Министр иностранных дел Лавров на открытии конгресса соотечественников, в частности, говорил о том, что Россия не откажется от практики международного сотрудничества с разными странами мира. "Русский мир", исходя из статьи министра, теперь стоит рассматривать не столько как идеологическую концепцию –​ хотя все ритуальные слова о важности русской диаспоры произнесены, –​ а, скорее, все же как культурно-фольклорное объединение. Вы не заметили такого смещения акцентов?

– Да, я заметил такое смещение акцентов. Как политический инструмент "Русский мир" совершенно непригоден, во всяком случае на постсоветском пространстве попытки политически разыграть карту "Русского мира" приносят даже вред. Когда, например, патриарх Кирилл говорит о том, что Казахстан тоже часть "Русского мира", он явно провоцирует казахов, да и остальные бывшие советские республики морщатся. А в том, что "Русский мир" – некое культурное объединение, основанное на традициях, на истории, на языке, даже православии, нет ничего оригинального. Есть в чем-то похожий по концепции французский мир, испанский мир, португальский мир. К сожалению, "Русский мир" уже долгое время представляет собой объект для спекуляции. Это же не сегодняшняя выдумка, это идет с XIX века, с 1871 года, тот же граф Сергей Уваров об этом говорил.

–​ За несколько недель для России сменилась внешнеполитическая повестка дня. Сейчас, безусловно, главная внешнеполитическая тема, особенно в свете катастрофы самолета в Египте – Сирия, а Украина ушла на второй план. Как вы считаете, Россия добилась того, чего хотела, ввязываясь в сирийскую кампанию? Можно сказать, что Украина оказалась сейчас на задворках мировых новостей: в этой стране – вялотекущий политический кризис, ситуация в зоне конфликта заморожена и его острота уже не чувствуется за украинскими границами?

– Я бы смотрел на это немного шире. И Украина, и Сирия свидетельствуют о желании России показать: она если не сверхдержава, то во всяком случае полусверхдержава. Украина, конечно, не пройденный этап, скорее речь идет об украинской паузе. Ни Европа, ни Россия, да, по большому счету, и сама Украина не были готовы к тем событиям, которые в этой стране произошли. От этого большое число ошибок, вспомнить только безумную идею насчет "Новороссии". Итак, сейчас наступила украинская пауза, но потом процесс так или иначе продолжится. Не так жестко, как раньше, я надеюсь, ни о каких военных действиях больше речь не пойдет. И на Украине, и в Сирии у Кремля цель одна – показать, что Россия действительно держава, с которой невозможно не считаться, и с этой точки зрения Сирия даже более удобная площадка.

–​ До какой степени, по вашему мнению, Запад может себе позволить пойти на сотрудничество с Россией в сирийском кризисе?

– И тут я бы предложил смотреть шире: это не только сирийский кризис, это еще и международный кризис вокруг "Исламского государства". В отношении Сирии, думаю, к какому-то консенсусу придут – мучительному, сложному, будут политические игры, но пока процесс идет именно в этом направлении. Пусть Россия каким-то образом участвует в войне, пусть то же самое делают Штаты. Есть какие-то недомолвки и недоговоренности, но одна вещь ясна: немедленной альтернативой Башару может быть нечто очень малоприятное для всех. Так же, как не оказалось нормальной альтернативы Каддафи, так же, как после падения режима Саддама Хусейна в Ираке начался бардак.

С большим опозданием и на Западе начинают понимать, что уж лучше авторитарный, жесткий режим, чем то, что мы наблюдаем. Россия себя вела более последовательно – по совсем, может быть, другим причинам, – но обстоятельства жизни подтолкнули всех к тому, что нужно договариваться. В конце концов, нужно думать не о навязывании каких-то моделей, пусть даже демократических, а действовать более прагматично. Думаю, что движение к переговорам будет продолжаться, мучительно больно, но будет продолжаться. А вот "Исламское государство" – это, я бы сказал, отдельная тема. С моей точки зрения (хотя я знаю, что с моей позицией многие не согласны), победить ИГ как феномен невозможно. Да, можно разбомбить военные объекты, уничтожить боевиков, но останется сама идея. Борьба против "Исламского государства" – это и политическая, и военная война, но прежде всего это борьба идей. Есть еще и религиозный фактор, его не устранить так просто. "Исламское государство" – это проблема на поколения.

–​ А вы исключаете возможность, при которой с России снимут наложенные на нее международные санкции, без того чтобы Кремль изменил свою политику по отношению к крымской проблеме и к проблеме Донбасса? Предположим, что усилия России в Сирии будут более конструктивными, что те самые прагматические решения, о которых вы сейчас сказали, будут найдены. Может так случиться, что Москва не будет менять политики по отношению к Украине, но, поскольку в Сирии без нее не обходятся, то санкции все-таки снимут?

– Ну, во-первых, Россия уже частично поменяла свою политику на Украине. Мне приходит на ум знаменитая поправка Джексона – Вэника, ограничившая возможности торговли США с Советским Союзом из-за нарушений прав человека. Уже и проблемы по сути не было, в связи с которой эта поправка возникла, а действие ее продолжалась. Я думаю, что каким-то образом де-факто эти санкции будут постепенно истаивать. Отказываться формально от санкций никто не будет, потому хотя бы, что существует проблема Крыма, но будут для кого-то возникать какие-то исключения. В данной ситуации действительно очень многое будет зависеть от того, как пойдут дела в Сирии. Если там при конструктивном участии России удастся прийти к консенсусу, это может стать поводом, чтобы на Западе посмотрели на санкции сквозь пальцы, – считает московский политический эксперт Алексей Малашенко.

Фпагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"