"В тот день на телефон Мезьяна аль-Барази пришло сообщение. Это была фотография его посредника в Ярмуке. Мертвого. Больше там не было ничего – никаких слов или объяснений. Что это? Предупреждение от режима тем, кто пытался прорвать блокаду Ярмука? Или же убийцы – коррумпированные бизнесмены, стремившиеся взять под контроль поставки помощи в Ярмук? Барази нашел в телефоне другой снимок своего погибшего сотрудника, тогда еще живого 43-летнего мужчины с несколько картинно растрепанными волосами. Он сохранил его – как напоминание о том, что смерть может прийти откуда угодно".

Этот эпизод взят из книги Элизабет Дикинсон "Крестные отцы и воры: как сирийская диаспора собирала деньги на революцию" (Godfathers and Thieves: How Syria's Diaspora Crowd-Sourced a Revolution), вышедшей в свет в сентябре. Дикинсон, американская журналистка, не первый год работающая в странах региона Персидского залива, описывает малоизвестный феномен: частичное финансирование восстания против режима Башара Асада и помощь регионам Сирии, находящимся под контролем повстанцев, со стороны сирийской диаспоры, прежде всего из стран Залива. 63-летний Мезьян аль-Барази, успешный бизнесмен, противник президентской "династии" Асадов, бежавший из Сирии еще в 80-е годы, был одним из организаторов сложной системы перевода денежных средств и поставок необходимых товаров в воюющую страну. Крупным достижением подобных сетей, созданных сирийской диаспорой, можно считать фактический срыв блокады Ярмука (лагеря палестинских беженцев на окраине Дамаска) правительственными войсками в конце 2013 года.

В интервью Радио Свобода Элизабет Дикинсон рассказывает о том, как сирийские эмигранты поддержали восставших, почему эта поддержка сходит сейчас на нет, правда ли, что мусульманские страны Залива захлопнули двери перед сирийскими беженцами, и кому аукнется российское военное вмешательство в конфликт в Сирии.

– В своей книге вы пишете об очень значительной роли сирийской диаспоры в поддержке восстания против режима Башара Асада. Большая часть вашего повествования относится к событиям конца 2013 – начала 2014 годов и более ранним. А как обстоят дела сейчас?

– Я бы для начала хотела поподробнее рассказать о том, какого рода помощь имеется в виду. На момент начала восстания за пределами Сирии проживало примерно 10 миллионов выходцев из этой страны. Большинство из них уже оказывали финансовую поддержку своим родственникам, оставшимся в Сирии, но после того, как началось восстание, объемы этой помощи заметно возросли. Причем речь уже шла не только о поддержке родных и близких, но и в целом о помощи восставшим. Во многих случаях получалось так, что диаспоре удавалось организовать поставки муки, зерна, медикаментов, других необходимых товаров в такие районы, куда никто больше не мог пробиться. Я постаралась отследить такие потоки и должна сказать, что подавляющее их большинство носило гуманитарный характер. Но, конечно, в процессе возникло очень много "пены", на поставках голодающим, живущим под обстрелами людям наживалось немало "доброхотов", чему способствовали долгие цепочки посредников, которые вынуждены были создавать организаторы помощи.

Все это продолжалось в течение 2012, 2013 и отчасти 2014 года. Потом эти потоки стали понемногу иссякать – по нескольким причинам. Первая – самая банальная: у многих представителей диаспоры просто кончились деньги. Ведь средств теперь требовалось больше, поскольку помогать приходилось уже людям, живущим в условиях войны, лишенным собственных средств к существованию.

Второй причиной стал ход сирийского конфликта. Он все время усложнялся, там появлялись новые участники, вроде того же "Исламского государства" (группировка признана террористической и запрещена в ряде стран, в том числе в России. – РС). У абсолютного большинства сирийцев в диаспоре ИГ вызывает ужас и отвращение, и многие из них утратили уверенность в том, что их средства или товары, на них купленные, попадут в руки нуждающихся, а не боевиков. Вот эти неблагоприятные перемены в самой Сирии и привели к тому, что объем помощи от диаспоры в последнее время резко сократился.

– Что можно в целом сказать о сирийской диаспоре? Она богата, влиятельна?

– Она неоднородна. Сирия со второй половины 1980-х годов была экспортером рабочей силы. Причем самой разнообразной – от рабочих разных специальностей до врачей или юристов. Так что очень значительную часть тех, кто уезжал из Сирии, составляли экономические мигранты. Особенно это касается тех, кто ехал в страны Аравийского полуострова и Персидского залива, ведь эти "нефтяные королевства" куда богаче, чем Сирия. В то же время среди высококвалифицированных специалистов было множество тех, кто еще в 80-е годы оказались на "неправильной" стороне баррикады, среди противников режима Асада-отца, и вынуждены были эмигрировать. Социально-экономические факторы там тоже присутствовали – например, уровень коррупции в асадовской Сирии, который препятствовал нормальному ведению бизнеса.

– А религиозный фактор? Известно, что "династия" Асадов – алавиты, а большинство жителей Сирии – мусульмане суннитского толка, но есть и шииты, и другие религиозные группы…

– Да, отчасти он тоже играл роль. Значительная часть тех, кто бежал в 1980-90-е годы, – сунниты, в том числе участвовавшие или близкие к организации "Братья-мусульмане" из города Хама и его окрестностей, где в свое время произошло восстание против режима Хафеза Асада, которое было жестоко подавлено. В то же время никакой однозначности в этом отношении ни в диаспоре, ни в самой Сирии нет. Можно найти очень влиятельные и зажиточные суннитские семьи, тесно связанные с режимом Асадов. И наоборот, множество христиан, друзов, шиитов бежало из страны, так как они были политическими оппонентами режима. Религиозный фактор стал очень существенным уже в ходе нынешней гражданской войны в Сирии, для диаспоры он столь большого значения не имел.

– Вы описываете действия сирийской диаспоры в ходе конфликта как самостоятельную гражданскую акцию, в какой-то мере "сетевую", как сейчас говорят. Но ведь известно, что многие страны Персидского залива, в первую очередь Саудовская Аравия и Катар, – убежденные противники режима Башара Асада. Неужели власти или спецслужбы этих стран никак не влияли и не координировали деятельность сирийской диаспоры?

– В общем и целом я бы сказала, что нет. Но в нескольких отдельных случаях власти стран Залива полагались на некоторых живущих там бизнесменов-сирийцев при организации поставок в Сирию – повстанцам и мирному населению. В частности, так поступали власти Катара, опиравшиеся на предпринимателей, выходцев из Сирии, которым они доверяли. Это происходило во время первой, начальной фазы восстания. Но еще раз повторю, со стороны диаспоры в этом были замешаны единицы. Большая часть тех, кто организовывал поставки в Сирию, действовала самостоятельно. Очень вероятно, что саудовское, катарское и прочие правительства знали о том, что делают эти люди, но предпочитали не вмешиваться – не помогать, но и не мешать им. Вообще это правительства, которые внимательно следят за любой гражданской активностью, но в данном случае у меня нет оснований говорить, что, за исключением пары случаев, сирийцы в диаспоре действовали сообща с властями этих стран.

​– В своей книге вы приводите, в частности, такие данные: только в Объединенные Арабские Эмираты за годы войны перебрались не менее ста тысяч сирийцев. Между тем в Европе и в России преобладает убеждение, что мусульманские страны Персидского залива, будучи весьма зажиточными, тем не менее закрыли двери перед нынешним потоком сирийских беженцев. Получается, что это не так?

– Дело в том, что страны Залива действительно не предоставляют беженцам права на постоянное проживание. В их законодательстве нет такого официально признанного статуса. Однако они дают разрешения на работу – для сирийцев, как и для других приезжих, хоть американцев, хоть индийцев, хоть австралийцев, собирающихся работать в данной стране. Действительно, с 2011 года только в ОАЭ приехали не менее ста тысяч сирийцев, которые остаются там по рабочим или гостевым, выданным для посещения родственников, визам. Срок действия таких виз – от двух до четырех лет, потом их можно продлить. Но выдают их, повторю, только тем, у кого есть в стране работа или родственники, способные этого человека содержать. Эта система примерно одинакова во всех странах Залива. А вот величина сирийских общин там разная: скажем, в Катаре обитает несколько десятков тысяч выходцев из Сирии, зато в Саудовской Аравии, как заявило правительство этой страны, находятся почти 2,5 миллиона сирийцев. Непонятно, правда, включает ли в себя это число как новоприбывших, так и тех, кто там жил уже давно. В любом случае, это очень большое количество.

– В связи с нынешним мигрантским кризисом, уже захлестывающим и Европу, одна из главных причин которого – сирийская война, можно ли ожидать изменения политики в области миграции в странах Залива?

– Насколько я могу судить, в этих странах преобладает мнение, что они приняли уже достаточно много сирийцев. Если взять те же ОАЭ, то численность сирийской диаспоры там за 4 года более чем удвоилась. В целом же в эти страны, очень сильно озабоченные проблемами собственной безопасности, сирийцам в последнее время попасть стало действительно труднее. Разного рода контрольных мер и проверок после подачи заявления на визу становится больше, и проводятся они тщательнее. Для многих сирийских семей, которые обосновались здесь и хотели бы помочь своим родным, пытающимся сейчас выбраться из Сирии, это большая и болезненная проблема.

– По вашему мнению, изменит ли нынешнее активное вмешательство России в сирийский конфликт не только ситуацию в самой Сирии, но и политику стран Залива в том, что касается этого конфликта? Судя по недавним заявлениям властей Саудовской Аравии, там изрядно встревожены…

– Меня больше всего беспокоит гуманитарная ситуация. Каждая подобная эскалация – это новые жертвы, новые разрушения, новые беженцы. Что бы ни говорили военные, русские или иные, о точности своих авиаударов, известно, что она никогда не бывает "ювелирной", мирное население всегда страдает. Сейчас примерно 4 миллиона сирийцев бежали из страны, еще 12 миллионов – перемещенные лица в рамках самой Сирии. Это уже более половины населения страны, и эти цифры, судя по тому, как развивается ситуация, будут расти и дальше. Для меня единственная надежда сейчас – то, что нынешняя острая фаза конфликта "гальванизирует" все вовлеченные в него внешние силы – страны Запада, Россию, Иран, и со временем вынудит их так или иначе объединить усилия. Потому что столь интенсивный конфликт не может продолжаться долго, Сирия его просто не выдержит, и он может расшириться за ее пределы.

​– Возможна ли в этих условиях, когда Россия активно включилась в войну на стороне режима Асада, активизация военной помощи сирийской оппозиции, не связанной с "Исламским государством", со стороны Саудовской Аравии и других стран Залива?

– Думаю, это вполне реально. Пока, правда, у меня нет доказательств того, что это уже происходит. Похоже, союзники сирийской оппозиции и в странах Залива, и на Западе сейчас пытаются оценить, как будет дальше развиваться ситуация. Столь активное присутствие России – новый фактор, и без последствий это не обойдется. Ведь до нынешнего вмешательства России на стороне Асада сирийская оппозиция добилась в этом году заметных успехов. Полагаю, что в ближайшие недели станет ясно, насколько изменится ситуация на фронтах этой войны – и, соответственно, чем ответят России другие игроки.