Восьмое марта в Донецке отмечается с каким-то вселенским размахом, который не снился и Москве. Торговцев цветами и покупателей столько, что только брось взгляд в небо – увидишь летящий кусочек бумаги или прозрачного целлофана, в который упакованы сотни и тысячи букетов. Фактическое отторжение Крыма повергло сторонников единой Украины в состояние тихого шока, ведь некоторые из них только недавно, после событий в Киеве, окончательно осознали себя гражданами одной страны с такими же людьми в Киеве или во Львове.

Таким же шоком в свое время для многих людей стал распад СССР. Быть может, для тех, кто так и не смог осознать и принять этот распад (особенно если учесть, что в жизни обычных людей поменялось немногое), празднование советских “красных дат календаря” до сих пор остается одним из инструментов внутренней эмиграции, приобретая порой утрированный характер.

Мы сидим в кафе с оператором и разговариваем о том, что видели только что своими глазами – после ареста лидера пророссийского “Народного ополчения” Павла Губарева заявленная заранее акция его сторонников в центре города собрала от силы 50 человек. К нам подходит мужчина лет пятидесяти, спрашивает, откуда мы, и выражает желание присоединиться к беседе. “Садитесь!” – приглашаю его я, мужчина ненадолго меняется в лице, отказывается и коротко излагает свою позицию:

“Кучма был дураком, Ющенко тоже, но только Янукович умудрился сорвать резьбу. Пусть только Путин попробует нас захватить. Да, воевать с русскими нам будет непросто, один язык, одна техника, одни и те же радиочастоты, на которых мы будем друг друга слышать, но все это – только до первой крови”.

Потом официант рассказал – это местный прокурор. “Вам еще повезло, обычно он долго-долго любит разговаривать”. – “А сами-то что думаете обо всем этом?” – “Я из Азербайджана. Вообще ничего не понимаю, ехал в одну страну, а окажусь в другой, что ли?”.

C Александром Котенко, компьютерщиком, художником, музыкантом, несколько лет проработавшим на Донецком металлургическом заводе, мы беседуем недалеко от его проходной. На всю округу разносится звук заводского гудка: “Это после революции с какого-то корабля сняли и сюда привезли”.

– Люди должны сплотиться, и власть должна этому способствовать. Нужно сказать правду, что в одной части Украины люди хорошие, работящие, и в другой. Но это должно произойти по-настоящему, а не по “указивке”.

– Если Крым станет частью России, как отреагируют люди на юго-востоке, в частности здесь, в Донецке?

– Большинство моих знакомых отреагирует спокойно. Крым – это Крым, они больше думают о своей области, “моя хата с краю”. Конечно, есть люди, которые не хотят этого, можно даже сказать, что их много. Есть, правда их очень мало, те, которые это приветствуют. Они считают, что Путин может навести порядок. Не дай Бог это случится. К войне здесь это не приведет, но будет хаос. Это будет уже какой-то тоталитарный режим, это будет шаг назад даже не к Советскому Союзу, а чему-то более худшему. Это будет очень печально”.


Наталья Юрьевна Тодорова тоже родилась в Советском Союзе, но лишь недавно по-настоящему почувствовала себя украинкой. Она преподает в Донецком национальном техническом университете предмет, актуальность которого для юго-востока Украины сложно переоценить – кросс-культурный менеджмент:

– Есть замечательная метафора. Когда я на сцене, я знаю, чего люди от меня ждут, и веду себя соответствующим образом. А моя настоящая культура – это как я веду себя, когда на меня никто не смотрит. Я русская. Мой отец из Ленинграда, мама из Полтавы, родилась я в Черновцах, живу в Донецке, а все лето провожу в Севастополе. Я всю жизнь считала, что русские и украинцы – они в культурных проявлениях одинаковые. Но первого марта (в этот день Совет Федерации России разрешил президенту Владимиру Путину ввести войска в Крым. – прим. РС) я поняла, что я украинка. Для меня это большое переосмысление всего. Некоторые говорят: “Украине независимость досталась в подарок”. Многие люди, которые выросли в Советском Союзе, не отделяли себя от России. Мы не часто думаем о поведенческой культуре, и многие люди, если бы не было этих событий, не задумывались бы об этом и дальше. Происходящее сейчас мы, украинцы, восприняли как вызов. А до этого мы жили стереотипами: моя мама, которая родилась в Черновцах, рассказывала мне ужасы о преступлениях “бандеровцев”. А когда я впервые приехала во Львов и люди узнавали, что я из Донецка, они охали – “Ой-ой-ой, как же вы там живете!”. Когда я там говорю по-украински, люди слышали мой акцент и переходили на русский. Здесь, на востоке, к сожалению, люди гораздо агрессивнее. Я не знаю, почему мы такие. Но когда я выезжаю за пределы Донецка, эта разница очень чувствуется. Даже в Крыму: поразительный город Севастополь! На улице к тебе подходят, говорят: "а вы откуда, а вы вот еще туда сходите", прямо как в Ленинграде в свое время.

– Нет ли в нынешней ситуации такой логики: люди на востоке восприняли украинизацию, языковую, например, как тот самый вызов, который 1 марта четко дал вам понять, что вы украинка? Я слышал версию, согласно которой они от России, от Путина ждут именно возвращения в тот Советский Союз из их детства, который до сих пор остается идеалом?

– Не уверена. Я часто и раньше думала о своих национальных основах. Я думаю по-русски, я воспитывалась на русской культуре. При этом я очень люблю украинские песни, мне нравятся украинские вышиванки. Мама моя, которая, если можно так выразиться, была “кондовой” такой украинкой, она это не любила, говорила, что это “хуторянщина”, что украинское надо беречь, но главное – не внешние атрибуты, а то, что в душе. Нет, я не вижу, что речь идет о культурном вызове, и народ этому сопротивляется.

– Есть ли какие-то непреодолимые культурные различия между западом и востоком Украины?

– Нет, однозначно, и события, которые сейчас происходят, это демонстрируют. Когда нами манипулируют, мы это понимаем, пример тому – та же языковая политика. И на западе, и на юго-востоке все понимают, что нельзя заставить человека говорить на одном языке, если он думает на другом. Документация? Ну, идет документация на украинском языке – какая проблема, сделаем на украинском. Разговаривать мы будем на том языке, на котором хотим.

Языковой вопрос – это надуманная проблема, которая поднимается на щит, когда больше по сути сказать нечего. Сколько бы языков я не знала, если даже я свободно говорю на английском, я никогда не стану англичанкой. Главными остаются ценности. Я преподаю молодым людям и говорю, например: “Это как в “Зеркале” Тарковского”. Они: “А что это такое, кто это такой?”. Если моя идентичность еще была размыта, где-то советская, где-то другая, ну, по крайней мере до 1 марта, то новое поколение уже совсем другое. Думающая молодежь здесь уже полностью воспринимает себя украинцами, особенно когда они попадают в другую страну, в другую культурную среду.

– В какой степени то, что произошло сейчас, инспирировано какими-то внешними силами – Россией, США?

– Я не считаю, что это результат какого-то внешнего влияния. Причин несколько. Первая – это коррупция. Второе – отсутствие образования, в стране за 20 лет произошел фактически геноцид образования, снизу доверху. Отсутствует критический взгляд и умение думать. И третья причина – безразличие. Не моральное безразличие, “мне наплевать”, “моя хата с краю”, а безразличие, которое со времен распада СССР благодаря первым двум факторам выросло в нечто, что заставляет людей думать – “я ничего не могу изменить”. Сваливать все на Америку или Россию – это позиция страуса. И пока будет существовать эта позиция - свалить вину на происходящее на кого-то, мы сами из этого никогда не вырвемся. Вот с этим надо работать. И я очень благодарна Путину, не важно, какие у него были мотивы, что благодаря его политике, быть может, украинцы наконец поймут сами, кто они.

– Даже если за это придется заплатить большую цену?

– Да. Все хорошее достается с трудом.