Марьяна Торочешникова: Обвинение по 318-ой статье Уголовного кодекса России "Применение насилия в отношении представителя власти" часто и успешно используют российские правоохранительные органы для давления на активистов. А случаев, когда судьи вставали бы на сторону обвиняемых по таким делам, единицы. В Троицком районном суде на территории Новой Москвы слушается дело о применении насилия в отношении представителей власти. Подсудимая - руководитель подмосковного отделения Общероссийского движения "За права человека" Марина Злотникова. Ее обвиняют в избиении полицейского, которого сама Злотникова и ее сторонники безуспешно пытаются привлечь к ответственности за превышение полномочий при разгоне в ноябре 2012 года траурного мероприятия - установки в лесу памятного знака жертвам политических репрессий. Та история для Марины Злотниковой закончилась в больнице, куда после попытки задержания она попала с гипертоническим кризом.

В студии Радио Свобода - руководитель подмосковного отделения Общероссийского движения "За права человека" Марина Злотникова, адвокат Марина Андреева, соучредитель проекта "ОВД-инфо" Борис Бейлинсон и правозащитница Гаянэ Амрахова.

Марина, для начала расскажите, что произошло, и почему после того, как вас задержали в лесу и вы попали в больницу, тем не менее, к уголовной ответственности привлекают вас?

Марина Злотникова: В тот день, 25 ноября, мы приехали с друзьями (человек 15-20) в поселок Спортбаза, поставили машину и стали спускаться в овраг: все действие проходило на дне оврага, в чаще леса. Мы шли к этому памятному знаку, хотели поставить свечки, положить цветы, хотели помянуть ушедших из жизни людей, провести христианский религиозный обряд, а потом с друзьями пожарить шашлыки. То есть это не представляло собой ни митинга, ни собрания, ни шествия. Тем не менее, когда мы были уже на дне оврага, нас окружили сотрудники полиции, стали нам препятствовать. Их было около десяти человек, и еще около десятка человек в штатском. Они нас щипали, толкали, хватали за руки...

Марьяна Торочешникова: А что вам говорили? Что нельзя гулять по лесу?

​Марина Злотникова: Просто молча. Или говорили: "Вам нельзя проходить". И тут стали происходить странные вещи: люди в штатском выхватили телефон у адвоката Архипова и побежали - на глазах у полицейских и еще 30-40 человек. Дальше мы увидели этот маленький постамент - такой камешек, закрытый ветками. Мы увидели надпись: "Сей камень воздвигнут в память жертв политических репрессий ордынско-кремлевской оккупации, с ХIII по XXI век". Поселок Спортбаза - это бывшее городище Перемышль, и этот памятный знак находился между валунов этой старинной стены Перемышля, который был разрушен в XV или XVI веке монголо-татарским нашествием. Один из активистов, по-моему, Валерий Цатуров, отодвинул эти ветки, прорвался как-то через полицейских, и вот тут началось что-то интересное. Люди в штатском по-прежнему продолжали хватать нас за руки, Цатуров начал кричать, что один из них залез к нему в карман и вытащил телефон. У меня есть видео этого мероприятия, и я, уже просматривая видео и знакомясь с материалами своего уголовного дела, обнаружила, что человек, который залез в карман Цатурову, моему знакомому, приехавшему со мной из Раменского, тоже активисту Раменского района, - вот этот человек в штатском оказался заместителем главы администрации Щаповского поселения. Вот что самое интересное!

Марьяна Торочешникова: А ваше-то дело как возникло? Зачем вы стали избивать полицейских?

​Марина Злотникова: Нам удалось поставить цветы и свечки, но, естественно, мы возмущались. И я говорила, давая интервью какой-то журналистке: "Посмотрите, какой беспредел! Пусть полицейские вспомнят уроки истории - чем кончается такое отношение к гражданским лицам..." А они обступили меня толпой - человек десять полицейских и люди в штатском - слушали. Может быть, им это не понравилось. Потом я встала вместе со всеми. Тут ко мне подошли не меньше четырех полицейских, стали мне говорить: "Пройдемте с нами". Я сказала: "Я с вами никуда не пойду! Тем более, здесь воруют телефоны, лазают в карманы, а полицейские не применяют никаких мер к гопникам и жуликам!" Потом два полицейских напали на меня, сделали подсечку, стали мне одновременно выворачивать руки. Боль была адская! Я стала кричать. Кричала, что у меня больная рука, что мне больно. Я чувствовала, что теряю сознание, у меня заболело сердце... А перед тем они еще меня хватали за интимные части тела - публично, при всех...

Марьяна Торочешникова: Но вы в результате никуда с ними не пошли, и, как я понимаю, в тот же вечер оказались в больнице.

​Марина Злотникова: Да. Потом они мне стали просто ломать руки. Я кричала, несколько раз теряла сознание. Цатуров, который в тот момент находился у памятника, кричал: "Не трогайте женщину!" Они его схватили и потащили в машину.

Женщины, которые были со мной, подняли меня наверх из этого оврага. Полицейские при этом шли сзади. Я сразу села на асфальт, потому что просто не могла двигаться: болело сердце, кружилась голова. Мне вызвали "скорую".

Марьяна Торочешникова: Так полицейского-то вы били или нет?

​Марина Злотникова: Когда мне стали ломать руки, я вырывалась. Я пришла в себя в больнице только через сутки – все это время была под капельницей. На следующий день родственники увезли меня в Раменское.

Марьяна Торочешникова: Когда вы узнали, что вы - уголовная преступница?

Марина Злотникова: Эти события произошли в ноябре, и только через полгода, в апреле 2013 года, я узнала, что на меня возбуждено уголовное дело. Я тогда около 4 месяцев лечилась.

Марьяна Торочешникова: А вы пытались каким-то образом привлечь к ответственности тех полицейских, которые довели вас до такого состояния?

Марина Злотникова: Когда я поступила в больницу, у меня были гематомы на обеих руках, там сразу же провели освидетельствование. Были ушибы обоих плеч. Врачи отправили эти результаты в Троицкое ОВД. Я указала, что меня избили сотрудники полиции. Полиция не стала разбираться. Я думаю, как только им пришла телефонограмма, они спокойно возбудили на меня дело.

Марьяна Торочешникова: Марина, мне представляется, что дело одного из ваших подзащитных, которых вы представляли в московском суде, отчасти похоже на историю Марины Злотниковой. Я имею в виду историю Станислава Позднякова, которого обвиняли в том, что он покусился на жизнь полицейского, надавал ему пощечин, в то время как сам был задержан. Его все-таки признали виновным, несмотря на массу свидетельств того, что это именно полицейские вели себя неправомерно.

Марина Андреева: Да, они нарушили закон, превысили свои полномочия.

​Марьяна Торочешникова: Вот в истории Марины Злотниковой, с вашей точки зрения, были какие-то нарушения именно со стороны полицейских? Ведь основной вопрос, которые встает перед людьми: нужно ли им подчиняться требованиям сотрудников полиции? Сказали людям разойтись в лесу, вот и надо было уйти, ничего не делать, и тогда не последовало бы таких событий. Или, как в случае с вашим подзащитным, сказали: нечего гулять тут на Манежной площади, - а он взял и не ушел, и тогда его привезли в отделение полиции, да еще обвинили в том, что он посягнул на здоровье сотрудника. Почему так происходит?

​Марина Андреева: Понимаете, сотрудник полиции не имеет права просто подойти и сказать "пройдемте". Если, с его точки зрения, Марина нарушила закон, то они должны были к ней подойти, сказать: вы нарушаете то-то и то-то, мы просим вам проследовать с нами туда-то, допустим, для составления протокола об административном правонарушении. Но даже и преступника нельзя куда-то тащить, для этого неплохо бы иметь постановление о привлечении его в качестве обвиняемого. Они должны были объяснить, в связи с чем она должна куда-то пройти. Поэтому ее поведение было совершенно правомерно.

Марьяна Торочешникова: У меня складывается впечатление, что многие люди не понимают причин своего задержания в подобных ситуациях, тем не менее, для них это заканчивается в лучшем случае привлечением к административной ответственности по статье "За невыполнение законных требований сотрудников полиции" (они ведь считают, что все их требования – законные).

​Марина Андреева: Для того, чтобы эти требования были законными, они должны соответствовать закону о полиции, закону об административных правонарушениях. Я считаю, что это было совершенно незаконное требование по отношению к Марине, и так же незаконно это было в отношении моего доверителя Позднякова, который просто подошел к сотрудникам полиции и спросил: "В связи с чем вы задерживаете моего коллегу?", и после этого его без объяснения причин затолкали в автобус. Я считаю, что низкая правовая грамотность наших правоохранителей во многом является причиной происходящего.

Марьяна Торочешникова: Но суды-то их страхуют.

Марина Андреева: Безусловно. Поскольку их за это не привлекают к ответственности, они просто не считают нужным ее повышать.

Марьяна Торочешникова: Борис, вы мониторите эти истории, когда людей незаконно задерживают, незаконно привлекают к административной ответственности. Как правило, это активисты, которые участвуют в акциях. И потом этих же активистов назначают виновными в том, что они что-то там причинили полицейским. Хоть один раз удавалось таким людям избежать обвинительного решения суда по административному делу или обвинительного приговора?

​Борис Бейлинсон: Как правило, это обвинение по статье 19.3 Кодекса об административных правонарушениях, которая не является таким механизмом, который нам показывает, что человек сопротивлялся или что-то такое. Зачастую это просто довесок к стандартной статье 20.2 - "Нарушение правил проведения публичных акций". Это хорошо видно, например, на массовых акциях, когда с площади, допустим, уезжает несколько автозаков, все люди ведут себя примерно одинаково, но, оказывается, есть четкое распределение: у одного автобуса есть 19.3, а у другого автобуса - нет. Обычно это просто команда, спущенная сверху, разнарядка, те же самые стандартные, шаблонные протоколы. И чаще всего мы видим, что статья 19.3 дается там всему отделению, а не кому-то конкретному, кто действительно сопротивлялся. Говорить о законном требовании сотрудника полиции очень сложно, потому что, кроме того, о чем рассказала Марина, полицейский еще обязан представиться, обязан попробовать предотвратить правонарушение на месте.

​Марьяна Торочешникова: Между тем, по этой статье Административного кодекса человека могут отправить под арест до 15 суток. И это - какое-никакое, а все-таки лишение свободы. И суды в таких случаях охотно поддерживают полицейских.

Борис Бейлинсон: Да, зачастую поддерживают. Хорошо известно, что у нас практически не оправдывают ни по уголовным, ни по административным статьям, но часто плохо составленные дела возвращаются судами и где-то погибают, обычно по второму разу они уже не идут в суд.

Марьяна Торочешникова: А как часто людей, которые сами пострадали от действий полицейских, пытаются привлечь к ответственности по уголовной статье?

​Борис Бейлинсон: По статистике примерно 7 тысяч человек в год привлекаются по 318-ой статье. Конечно, это не все политические. И где-то 500-900 этих дел прекращается. При нашей норме - меньше процента оправдательных приговоров - это все-таки некоторое достижение. Очень много условных приговоров по 318-ой статье - где-то половина. Бывают еще и штрафы.

Марина Андреева: Вот у Марины такая ситуация: либо она должна быть привлечена к ответственности, либо сотрудники полиции. И в этой ситуации, как и в тех ситуациях, когда у нас суд не считает нужным выполнять требования закона, не хочет быть арбитром между спорящими сторонами, фактически встает на одну из сторон: на обвинительную, - я полагаю, что выбор пал на нее. Тем более, что она неоднократно требовала возбудить уголовное дело по факту тех телесных повреждений, которые получила, и уголовное дело не было возбуждено.

Марина Злотникова: Там был целый букет противозаконных действий полиции! А 19 ноября 2014 года меня просто хотели забрать из зала суда. Приехали представители Куриловского ОП, зам. начальника, у меня отобрали паспорт перед входом в суд, перед началом заседания и ворвались в зал суда, срывая заседание.

Марьяна Торочешникова: Гаянэ как раз была свидетелем этих событий. Что там происходило, как вели себя приставы, полицейские?

​Гаянэ Амрахова: Там происходил просто беспредел, кошмар. Мы, группа активистов, прибыли с Мариной Злотниковой в судебное заседание. Марина Ивановна на протяжении двух лет не скрывается ни от следователей, ни от судов, она постоянно в день суда приезжает с адвокатом. Мы прибыли, поставили одиночные пикеты с плакатами, все в рамках 54-го федерального закона о проведении митингов и акций, мы ничего не нарушали, стояли в 50 метрах друг от друга. И вдруг, когда вошли в зал, зашел майор полиции, с ним лейтенант, и говорят: "Кто Марина Ивановна Злотникова?" Марина Ивановна сказала: "Я". Стоит ее адвокат и мы все, активисты. И он говорит: "Вы задержаны". И в этот момент активисты не побоялись ответственности, просто бросились в защиту Марины Ивановны и отделили ее от полиции. Мы ее защищали - активисты, бабушки, дедушки, инвалиды...

Было такое чувство несправедливости - как это так? Подходит человек в форме: "Ты пойдешь со мной!" - хватает ее за предплечье и тянет с силой. Мы отстояли Марину Ивановну, она зашла в зал заседаний. Я видела лицо судьи Рожкова, он был явно недоволен, была недовольна и помощница судьи, она в гневе бегала и расталкивала активистов. Такое впечатление, что у них происходила какая-то операция, но она не получилась.

Марьяна Торочешникова: То есть вы считаете, что судья был заодно с полицейскими?

Гаянэ Амрахова: Да. Я не заходила в зал, я видела, как полицейские пошли к председателю суда. Их где-то 30 минут не было, они вышли оттуда, им кто-то позвонил, и они стали по телефону говорить: "Да, мы знаем, мы все поняли". А старший пристав защитил Марину Ивановну от действий сотрудников полиции в помещении суда - он всячески их пытался выдавить, говорил, что их действия неправомерны.

Марьяна Торочешникова: Вы пытались привлечь к ответственности этих полицейских?

​Марина Злотникова: Да, сразу было написано заявление. Но Гаянэ не рассказала, что меня опять увезли на "скорой помощи". Мне было настолько плохо, у меня такой был шок, что вызвали "скорую". Давление под 200, сделали кардиограмму - предынфарктное, предынсультное состояние. Меня увезли в больницу РАН Троицка. За мной ехал наряд полиции. Оказалось, что около десятка нарядов полиции приехали к Троицкому суду на мое задержание. Мне вменяли нарушение подписки о невыезде. Я потом посмотрела в уголовном деле - было сфабриковано нарушение подписки о невыезде, то есть они на протяжении 2014 года давали запросы по железнодорожным вокзалам. И оказалось, что Злотникова Мария Ивановна с совершенно другим паспортом ездила в Питер и в Нижний Новгород. А мне все это вменили.

Марина Андреева: Но принять это решение может следователь. За вами приехала полиция, и им следователь что, дал отдельное поручение, чтобы вас задержали?

Марина Злотникова: Когда они подошли перед заседанием: "Пройдемте с нами. Вы в федеральном розыске", - у меня глаза стали просто круглые. Они у меня вырвали паспорт. Кончилось в тем, что меня опять увезли в больницу, под капельницы. А на полицейских, которые там со мной были, сразу написали заявление в Генеральную прокуратуру, в Следственное управление. Ответа нет до сих пор. Я сразу позвонила Льву Пономареву, руководителю Движения "За права человека", он задействовал Андрея Бабушкина, Эллу Памфилову и Михаила Федотова, руководителя Совета при президенте, - мою ситуацию поставили на контроль. Сотрудники полиции, которые не давали проводить судебное заседание, просто творили преступление, но до сих пор нет никакого ответа на несколько заявлений. А меня продолжают судить!

Марьяна Торочешникова: Борис, насколько показательна и типична история Марины? Можно ли сказать, что полицейские прицепились к ней только из-за активной жизненной позиции? Или это просто тот случай, когда нашла коса на камень? Какова вероятность, что, если человек ходит по митингам, против чего-то протестует, судится, то на него в конце концов могут попытаться надавить таким образом? Ведь эту 318-ю статью УК РФ очень часто и успешно используют как средство давления на активистов.

​Борис Бейлинсон: Да, но зачастую 318-я статья - это защита полицейских после того, как они сами бьют задержанных. Наверное, это была еще "Стратегия-31", типичный случай: задерживают Игоря Шука из "Другой России", привозят в ОВД "Тверской", долго держат, Игорь просит отпустить его покурить, ему несколько раз отвечают, что нельзя, хотя по некоторым международным нормам это даже приравнивается к пыткам. Он закуривает в актовом зале. Следует совсем неадекватный ответ - задержанного избивают. Через некоторое время полицейские все-таки выводят его покурить и говорят: "Ну, что, будешь на нас писать заявление? Хочешь - пиши, у нас уже все готово - заявление по 318-ой статье". И что зачастую выбирают активисты? Ну, охота ли с этим связываться? 318-я статья часто просто не реализуется за счет того, что активисты или другие люди не идут до конца.

Марьяна Торочешникова: То есть человека буквально шантажируют.

Борис Бейлинсон: Фактически - да.

Марьяна Торочешникова: Здесь, наверное, есть смысл вспомнить о фигурантах "Болотного дела", там 17 человек привлечены к ответственности как раз по разным частям 318-ой статьи УК РФ. Это вот то самое "применение насилия в отношении представителя власти". Но ведь тогда, после событий 6 мая 2012 года, было направлено несколько тысяч заявлений в отделения полиции и в Следственный комитет от людей, которые пришли на эту мирную согласованную акцию, их там избили, растолкали, что-то кому-то порвали, и ни одного дела, насколько мне известно, не было возбуждено против ни одного полицейского, а кому-то, наоборот, выдали квартиры, премии и награды. Может быть, в этой ситуации вообще бессмысленно ходить в суды и что-то там отстаивать, пытаться привлечь к ответственности полицейского? Ведь известно, что придут свидетели, такие же сотрудники полиции, которые расскажут все, что нужно, чтобы выгородить коллегу.

​Борис Бейлинсон: Проблема в том, что по "Болотному делу" только один человек реально продолжает судиться. Его зовут Виктор Захаров, его фотографии с окровавленным лицом облетели весь мир. Многих, понятное дело, запугали, многие поняли, чем это оборачивается, там есть пример Сергея Кривова, который получил самый большой срок по "Болотному делу", а чем он занимался – всего лишь ходил на пикеты к Следственному комитету, когда уже были арестованы другие по этому делу, пытался добиться правды.

Марьяна Торочешникова: То есть показали, что не надо высовываться.

​Борис Бейлинсон: Да. И есть другой пример - акции в поддержку Навального 18 июля 2013 года, когда его на день закрыли, и в этот день были массовые протесты на Манежной площади, вышла огромная толпа народу, и был совершенно ужасный инцидент - одного из активистов, Дмитрия Монахова, затолкали в автозак и там долго избивали. Там была масса журналистов, они это засняли, есть фотографии. А ведь он не оказывал сопротивления, да даже если бы и оказывал, вряд ли это была бы адекватная мера. Тем более, что, опять-таки, полицейские не представлялись, не объясняли причину задержания, а просто били. Дмитрий Монахов подал заявление, тоже пытается судиться. Это была достаточно публичная история, и это очень важный момент: если вы хотите добиться справедливости, это должно быть на слуху. На него самого не посмели завести уголовное дело, но результата мы тоже пока особо не видим.

Марьяна Торочешникова: Я вспомнила историю "жемчужного прапорщика" из Санкт-Петербурга, который направо и налево лупил людей резиновой дубинкой, совершенно ни за что, и вот в какой-то момент это зафиксировали. Он отделался условным сроком, тем не менее, это был тот самый случай, когда удалось все-таки привлечь полицейского к ответственности за незаконные действия. Но чаще бывает наоборот, как в случае с Мариной Злотниковой. Марина, а суд прислушивается к вашим доводам?

Марина Злотникова: Мои доводы, собственно, еще не рассматривались. Мы заслушали пять свидетелей обвинения, этих полицейских, и они все дуют в одну дуду, что подошли к Злотниковой, сказали ей "пройдемте", и она начала, как Джеки Чан, лупить полицейского ногами, кулаками, - вся эта их ахинея. Это была определенная тактика провокации. А если бы "скорая" не приехала? Если бы меня утащили в околоток и потом через сутки отдали в целлофановом пакете моим родственникам?

Марьяна Торочешникова: А вот тогда бы полицейских, вероятно, привлекли к уголовной ответственности.

Марина Злотникова: Вероятно, но совершенно не факт!

Марьяна Торочешникова: А насколько легко или сложно отстаивать в суде позицию человека, которого обвиняют в применении насилия в отношении представителей власти? Реально ли добиться оправдания?

​Марина Андреева: В этой ситуации практически невозможно отстоять позицию своего доверителя. Сотрудники полиции лгут, а если ты просто буквально, документально ловишь их на лжи, то суд не принимает это во внимание, и решение всегда выносится в их пользу и против того человека, который обвиняется в совершении преступления по 318-ой статье. У нас же нет оправдательных приговоров. А потом, мне кажется, они просто считают, что делают общее дело, они единомышленники, а все эти глупости - правовое государство, Конституция, Процессуальный кодекс, - это ничего не значит. Мы живем не в правовом государстве, поэтому Марина - молодец! Я ей желаю всяческих успехов, но не уверена, что она добьется оправдания. Я бы, скорее, сказала, что ее осудят. Но вот ее гражданская позиция у меня вызывает уважение, потому что надо хоть что-то делать, если мы хотим жить в правовом государстве! А если мы вообще откажемся от любой борьбы, тогда будет даже еще хуже.

Марьяна Торочешникова: Но все-таки эта 318-я статья Уголовного кодекса, о которой мы сегодня так много говорим, вероятно, дает судьям простор для фантазии, и, может быть, когда они понимают, что недостаточно доказательств, они просто не назначают людям реальные сроки лишения свободы, а, как было в случае со Станиславом Поздняковым, приговаривают к условному сроку или же дают штрафы, как-то дают человеку возможность не отбывать наказание в колонии или в колонии-поселении.

Марина Андреева: Я не думаю, что в случае со Станиславом Поздняковым они что-то признали. Я считаю, что там условный срок имел целью заставить его не ходить на митинги и акции. Ведь если бы его еще раз привлекли к ответственности в последующие три года, то вступил бы в силу и первый приговор.

Марьяна Торочешникова: Потому что он все-таки занимает активную жизненную позицию, является членом "Солидарности". А сейчас он находится в больнице после инцидента под Москвой, где он был наблюдателем на выборах, обнаружил вброс на избирательном участке, после чего его и его товарища избили. И вот сейчас он в Институте Склифосовского, ему удалили селезенку. Очень интересно, будут ли найдены люди, которые участвовали в этом избиении, станет ли полиция их искать так активно, как она до сих пор ищет людей по "Болотному делу" и продолжает арестовывать?

Я посмотрела судебную практику - с мая 2011-го по май 2015 года было вынесено пять оправдательных приговоров по 318-ой статье, причем в двух случаях людей оправдывали в уголовном преступлении только потому, что до этого было вынесено решение об административном правонарушении по статье 19.3, и судьи считали, что дважды за одно судить нельзя.

Марина Андреева: Тогда давайте их исключим из вашего списка.

Марьяна Торочешникова: Тогда остается три оправдательных приговора, что тоже, наверное, все-таки не может не радовать.

Борис Бейлинсон: Из 30 тысяч! Ведь за 4 года было примерно 30 тысяч дело по 318-ой статье. 0,01 процента...

Марина Андреева: При такой статистике невозможно радоваться!

Марьяна Торочешникова: Мне удалось найти еще одну историю: офицер Федеральной службы госнаркоконтроля при задержании человека очень сильно его избил, и когда этот избитый обратился с требованием возбудить уголовное дело по факту превышения полномочий, то этот сотрудник ФСКН пытался привлечь его к ответственности по 318-ой и 319-ой статьям, но в итоге сам был приговорен к пяти годам лишения свободы. Это вот тот самый случай, когда все-таки торжествует справедливость! И хочется верить, что судьи будут прислушиваться к людям.

Марина Андреева: Справедливость здесь совершенно не при чем. Либо мы выполняем законы, живем в правовом государстве, либо нет.

Марьяна Торочешникова: Насколько перспективны обращения по таким делам - о нарушенном праве на участие в мирных акциях - в Европейский суд по правам человека?

Борис Бейлинсон: Конечно, люди обращаются в Страсбург и по административным правонарушениям. Но это занимает достаточно большой срок.

Марьяна Торочешникова: То есть пока еще нет никаких конкретных решений?

​Борис Бейлинсон: Иногда, в каких-то частных случаях решения принимаются достаточно быстро. Если я не ошибаюсь, было достаточно быстро принято решение о незаконном задержании Гарри Каспарова, когда он якобы укусил полицейского. Но в принципе, очередь там может быть и 10 лет, и вряд ли это как-то сильно скажется на судьбе того человека, который сейчас попал в сложную ситуацию. Главное - действительно нужно обращаться, писать заявления, оспаривать все это. Но нужно это делать публично - это основное правило. Мы готовы писать про такие истории, и другие издания тоже ими интересуются.

Марьяна Торочешникова: То есть, чтобы не случилось, как в сказке, что битый небитого везет, действительно нужно привлекать внимание к своей истории. Марина, а с чем вы связываете свои надежды на этот суд?

​Марина Злотникова: Я не надеюсь на торжество закона в России. Я его не вижу уже, наверное, лет 20, а с 2000 года я его не вижу вообще. Я выигрывала дела за счет того, что привлекала очень большое внимание к своим проблемам. Мы проводили очень громкие пикеты, и возможно, именно за эти пикеты 19 ноября меня и решили засунуть в СИЗО. В тот день, когда меня поместили в больницу, пришел следователь Демидов из Троицкого отдела прямо ко мне, лежащей под капельницей с давлением 200, принес мне бумагу о том, что меня должны поместить в СИЗО - задержание на 48 часов. Но врачи троицкой больницы, естественно, не дали ему это сделать.

Марина Андреева: Нет, это как раз не естественно! Они проявили гражданское мужество. Врачи в этой ситуации тоже часто становятся на сторону полиции.

Марина Злотникова: Через двое суток, когда закончилось мое задержание, мне привезли уведомление об освобождении, но конвой продолжал сидеть до моей выписки.

А сейчас меня продолжают судить, и в зале суда не дают проводить даже видеосъемку. Но у меня сидят несколько журналистов, которые ведут хронику.

Марьяна Торочешникова: И ее можно почитать в интернете, если кого-то заинтересовала эта история.

Марина Злотникова: Да, на Kasparov.ru ведется хроника каждого заседания.