Александр Генис: Наш разговор о литературной сенсации - публикации последней книги Набокова - завершит интервью с сегодняшним гостем "Американского часа", крупнейшем в мире специалистом по Набокову Брайаном Бойдом. Беседу ведет Владимир Абаринов.



Владимир Абаринов: Литературный мир впервые узнал о том, что Владимир Набоков пишет новый роман, в декабре 1976 года – он сам сказал об этом по телефону из Лозанны корреспонденту “New York Times”. 2 июля следующего года Набоков скончался, перед смертью поручив жене Вере сжечь рукопись. Но у вдовы не поднялась рука, и рукопись была помещена на хранение в депозитный сейф одного из швейцарских банков. Первым делом я спросил доктора Бойда, когда он впервые прочел рукопись.



Брайан Бойд:
В феврале 1987-го. Я годами пытался добраться до рукописи. Вера обещала показать мне ее в конце 84-го, но прежде чем это случилось, прошла еще пара лет.



Владимир Абаринов: В печати появлялись сообщения, что Брайан Бойд рекомендовал не публиковать этот текст.



Брайан Бойд: Я действительно первоначально посоветовал не то что не публиковать, а уничтожить рукопись. Впоследствии мне стало ясно, что, хотя Вера и Дмитрий хотят исполнить волю Набокова, они внутренне сопротивляются уничтожению. В то же время они не хотели нарушить его волю явно, публикацией рукописи. Они не пришли ни к какому решению при жизни Веры. После того, как она умерла, я ничего нового не слышал от Дмитрия о рукописи. Когда я приехал к нему, он затронул вопрос, но я снова рекомендовал ему не публиковать ее.



Владимир Абаринов: Почему Набоков не хотел, чтобы его неоконченный роман увидел свет?



Брайан Бойд: Меня это совершенно не удивляет. С 1979 по 1981 год я, по просьбе Веры, разбирал архив Набокова и видел рукопись романа “Смотри на арлекинов!” - он был написан, когда Набокову было почти 73 года. Там была инструкция, которая гласила: “Уничтожить, если роман останется незаконченным”. Когда он закончил роман, он зачеркнул эту надпись. С такой же дилеммой семья уже сталкивалась в конце 80-х при публикации лекций, текст которых остался в сыром и беспорядочном виде. Я думаю, это следствие набоковского перфекционизма. Ну а, кроме того, он все-таки надеялся успеть дописать роман. Не знаю, в какой момент он понял, что умирает, но в этот момент он должен был осознать, что роман еще очень далек от завершения.



Владимир Абаринов: Он всегда уничтожал черновики?



Брайан Бойд: Он однажды сказал, и эта фраза получила известность, что показывать свои черновики – это все равно, что демонстрировать содержимое своей плевательницы. С другой стороны, когда он работал над переводом “Евгения Онегина”, он с удовольствием пользовался информацией, какую мог извлечь из пушкинских черновиков, и кое-что оттуда перевел. То есть он понимал интерес исследователя к наброскам. Так что я думаю, что его отношение к черновикам было двойственным. Это отчасти похоже на его всегдашний отказ давать спонтанные интервью. Он считал, что заранее продуманные и отточенные фразы гораздо лучше экспромтов. То же самое и с рукописями: законченный текст много лучше полуфабриката.



Владимир Абаринов: В 1991 году ушла из жизни Вера Набокова, и ответственность за судьбу рукописи перешла к сыну писателя Дмитрию.



Брайан Бойд: Я полагаю, Дмитрий испытывал сильное искушение напечатать рукопись, но в то же время чувствовал, что не должен этого делать. Затем в 1998 году на Набоковском фестивале в Корнельском университете, приуроченном к 100-летию Набокова, он прочел отрывок из “Лауры”, и это стало большой неожиданностью для присутствующих. Корнельский фестиваль состоялся на самом деле на год раньше набоковского юбилея. В следующем, юбилейном году журнал “The Nabokovian” проводил конкурс подражаний Набокову, а читатели приглашались оценить, чтя имитация наиболее удачна. Дмитрий включил в эту подборку два фрагмента из “Лауры”. И самое интересное, что абсолютно никто не узнал в этих отрывках руку самого Набокова. Я считаю, это свидетельство гибкости набоковского стиля.

В этот момент я понял, что Дмитрий, по всей видимости, рано или поздно опубликует рукопись. В следующие два года не произошло ничего примечательного за исключением того, что рукопись была перепечатана. Затем в 2000 или 2001 году Дмитрий разослал фотокопии и набранный текст некоторым набоковедам, в том числе мне. И я опять высказался против публикации. И опять все стихло до тех пор, пока Рон Розербаум не обратился к Дмитрию публично. Дмитрий в это время уже склонялся к публикации.


Владимир Абаринов: В ноябре 2005 года нью-йоркский журналист Рон Розенбаум опубликовал статью под заголовком “Дорогой Дмитрий, не сжигай Лауру!”. Статья спровоцировала бурную полемику в сообществе набокоманов, к которой подключились и известные литераторы, такие как драматург Том Стоппард, заявивший со страниц “Times”, что посмертная воля писателя должна быть исполнена. Все это выглядело, подчас, как рекламная кампания, в которой активную роль играл Дмитрий Набоков.


Брайан Бойд: Именно это он говорит в своем предисловии к “Лауре”. Он благодарит Розенбаума за организацию того, что выглядело отлично продуманной рекламной кампанией, но никакой кампании, как он утверждает, не было.


Владимир Абаринов: Но ведь он сам сказал в одном интервью: “Может, я ее уже уничтожил”.


Брайан Бойд: Думаю, когда Дмитрий оказался в центре внимания, и от него стали требовать решения, он начал дразнить людей и получал от этого удовольствие.


Владимир Абаринов: Иногда кажется, что Набоков сам положил начало этой игре. Что если это его прощальная мистификация, и он сейчас смеется над нами? История вполне в набоковском духе. Но Брайан Бойд так не считает.


Брайан Бойд:
Чем больше я перечитываю этот текст, тем интереснее он становится. Я не в состоянии увидеть целое, но я вижу фрагменты замысла, непохожего ни на что, что он сделал прежде. В то же время текст наполнен отголосками написанного прежде. Роман посвящен теме смерти, умирания как процесса, при котором человек заставляет отмирать части собственного тела. Набоков в буквальном смысле умирает в этой книге подобно тому, как в “Аде” умирает повествователь Ван Вин. Набоков, думаю, играл с этой идеей, когда писал “Лауру”, потому что спустя несколько месяцев после начала работы он понял, что может не закончить ее. Но я не думаю, что это была мистификация. Он был искренне расстроен невозможностью закончить роман.


Владимир Абаринов: Доктор Бойд высоко оценивает текст незавершенного романа.


Брайан Бойд: Я не думаю, что это шедевр, равный “Бледному огню”, “Лолите” или “Дару”. Но, с другой стороны, я считаю, что это пленительное свидетельство последнего творческого рывка Набокова. Приемы повествования, которые он применяет, совершенно необыкновенны. Он играет с персонажами, пользуясь ими как метафорами – этого никто не делал прежде так, как он. Его проза на протяжении его литературной карьеры становилась все более стремительной, и в этом тексте она достигла нового уровня стремительности, блеска, который был утрачен в “Арлекинах”, его последнем завершеннном романе. Когда я прочел “Арлекинов”, я подумал, что это свидетельство творческого спада. Но теперь я задаюсь вопросом: что если Набоков преднамеренно написал “Арлекинов” таким плоским стилем? Одним словом, я не думаю, что эта книга сильно изменит наше восприятие набоковского канона в целом, но она подтверждает, что он был наполнен очень своеобразными идеями вплоть до самого конца.