Нью-Йоркский фестиваль ''Новые режиссеры/Новые фильмы''


Александр Генис: Как обычно, этой весной в Нью-Йорке состоялся знаменитый кинофестиваль дебютов ''Новые режиссеры/Новые фильмы'' . Своими впечатлениями от увиденного на нем делится ведущий нашего ''Кинообозрения'' Андрей Загданский.

Андрей Загданский: Саша, фестиваль ''New directors/New films'', или по-русски - ''Новые режиссеры/Новые фильмы'', проходит уже в 40-й раз. Это довольно сложившаяся институция кино в Нью-Йорке. Фестиваль проводит Музей современного искусства, известный как МОМА, и Кинообщество Линкольн Центра. И он уже не только утвердился среди любителей кино в Нью-Йорке, но утвердился как площадка для очень многих кинематографистов, с которой они в свое время стартовали. Назову несколько человек по памяти. Китайский режиссер Цзя Чжанкэ дебютировал на этом фестивале в 1997 году, в 2006 году он получил главный приз - Льва Венецианского фестиваля за свой фильм ''Still Life '' (по-русски его переводили как ''Натюрморт''). В 1984 году дебютировал Педро Альмадовар - первый его фильм ''Что я сделал, чтобы заслужить это'' был показан на фестивале. В 1974 году Стивен Спилберг показал свой первый фильм, о котором мало кто помнит сегодня -''The Sugarland Express '', а на следующий год он сделал ''Челюсти''. С первым фильмом здесь когда-то были Вим Вендерс, Вонг Карвай, Агнешка Холланд и многие другие.

Александр Генис: Андрей, ведь и ваш фильм был показан в этом фестивале, не так ли?

Андрей Загданский: Совершенно верно, Саша, с этого фестиваля началась американская глава моей жизни - в Нью-Йорке в 1990 году я показывал фильм ''Толкование сновидений''.

Александр Генис: А как попадают молодые режиссеры на такой фестиваль? Надо, чтобы тебя узнали. Как это происходит?

Андрей Загданский: А как узнают о молодых писателях? Старшие писатели говорят старшим издателям, что есть такой-то автор, почитайте его книгу, рукопись. На сегодняшний день все стало гораздо проще: есть селекционеры, отборочные комиссии, комитеты. У этого фестиваля комитет стоит из 6 человек, возглавляет отборочную комиссию Ричард Пенья, директор Кинообщества Линкольн Центра.

Виктор Гинзбург и Ричард Пенья

Александр Генис: Я немножко знаю Ричарда Пенья, это человек совершенно уникальных знаний, меня потрясло, как хорошо он знает русское кино, он не просто знает кино, он знает всех режиссеров и знает про каждого режиссера смешной анекдот. Я подумал, что если он так русских знает, то как он знает всех остальных?

Андрей Загданский: Ричард обладает совершенно устрашающим знанием кинематографа и, вообще, всех персоналий в мире. Я несколько раз присутствовал при том, как он рассуждал по поводу иранского кино, потом перескакивал на еще более экзотические, в моем понимании, страны и, самое страшное - он совершенно свободно помнит имена и названия фильмов, причем как в оригинале, так и в английском переводе названия.

Александр Генис: Андрей, а что жюри ищет в работах молодых режиссеров? Ведь сама идея этого фестиваля — создать дебют. Каких режиссеров не хватает кино, чего они в первую очередь ищут от этого молодого талантливого (или не талантливого, но во всяком случае ищущего) человека?

Андрей Загданский: А чего не хватает в литературе? Чего не хватает в искусстве? Ищут всегда одно (во всяком случае, я бы искал одно) - новое. Новый взгляд, новую динамику, новое сюжетосложение, новую съемку, новую чувствительность.

Александр Генис: И что же нового вы увидели на этот раз?

Андрей Загданский: Я увидел много забавных и интересных вещей и все они в той или иной мере вкладываются в категорию ''Новые режиссеры/Новые фильмы'', потому что это фильмы другие. Я вам расскажу сегодня о фильме с причудливым названием, по-английски он называется ''An Oversiplification of Her Beauty'' (по-русски - ''Чрезмерное упрощение ее красоты''). Фильм сделал очень молодой человек, ему еще нет 30 лет, зовут его Теренс Нанс, он из музыкальной и артистической афроамериканской семьи и очень похож на Джими Хендрикса. Теренс - художник и музыкант, и свой разнообразный артистический опыт он приносит в свой первый фильм. Фильм далеко не совершенный, но очень любопытный и, бесспорно, талантливый - смесь документального, постановочного и анимационного кино приблизительно в равных пропорциях. Фильм больше всего похож на дневник, на личную исповедь. Мы знакомимся с Теренсом, когда он везет в метро в Нью-Йорке раму для кровати. Рама находится в разобранном состоянии, тем не менее это вещь громоздкая и неудобная. Есть что-то вызывающее мгновенное сочувствие к человеку, который везет в метро раму для кровати, правда? Герой, а Теренс играет сам себя, влюблен в молодую женщину — очаровательную, красивую Намик. В тот самый день, когда Теренс спешит домой с рамой для кровати, которую он сам сделал в столярной мастерской, чтобы собрать ее, потому что в этот вечер очаровательная Намик должна прийти к нему в гости впервые, она звонит ему сказать, что она прийти не сможет, что у нее совершенно другие планы. Это микрособытие - крушение любовных надежд героя - является толчком всего фильма. Даже не одного фильма, а двух, потому что внутри фильма ''Чрезмерное упрощение ее красоты'', как внутри матрешки, сидит еще один фильм, который называется ''How would you feel?'', ''Как бы вы себя почувствовали''? Этот второй фильм рассказывает историю печального звонка Намик Теренсу и анализирует все последующие перипетии в постановочной, в игровой технике. А соединяет первый, якобы документальный, и второй,​ якобы постановочный, фильмы рассказчик, который говорит назидательным голосом учебного, супердидактического фильма. В тексте, который читает рассказчик, есть ироничная высокопарность, как если бы о любовных перипетиях героя рассуждал, скажем, Джулс, которого играл Сэмюэль Джексон в ''Бульварном чтиве''. Периодически этот методический высокопарный голос в унисон перекрывает уже совершенно не механический, а очень спокойный, очень не дикторский, рефлексирующий голос самого Теренса - очень хороший звуковой прием. Таким образом автор и появляется, и исчезает в фильме, есть дистанция, есть зазор - то он, то не он. Повествование фильма движется в концентрических кругах, возвращаясь к одному и тому же событию все время - к звонку Намик и к той самой ключевой фразе, когда герой говорит: ''Как бы вы себя почувствовали в тот момент, когда вы пришли домой, собираете кровать, ваша любимая девушка звонит вам сказать, что она к вам не придет?''. Мне это все немножко напоминало композицию Майлса Дэвиса ''Круг в окружности'', невероятно длинную джазовую композицию, записанную еще в 60-е годы, в которой все время происходит вращение и топтание на месте. Но Теренс не ограничивается только игровым или постановочным кино - в фильм приходит анимация. Сам он - художник, и анимация является наиболее естественным развитием его первых талантов. Анимация сделана в самых разных стилистических ключах - есть рисованная анимация, есть кукольная анимация, и она должна как способствовать повествованию, так и иллюстрировать внутреннее состояние героя.

Теренс Нанс


Александр Генис: Я посмотрел отрывок из этого фильма и мне страшно понравилось, что анимация несколько сюрреалистическая и в то же время сверх реалистическая, что, собственно говоря, и есть сюрреализм. Например, герои обмениваются сердцами. Ну, нормально - сердце как сердце. Но это сердце отнюдь не похоже на червы в картах, это сердце настоящее, анатомически правильное сердце, с какими-то клапанами, аортами - страшно смотреть. Андрей, и в вашем кино вы прибегаете к анимации. Зачем художник обращается к анимации в не анимационном фильме?

Андрей Загданский: Потому что чувствует так, потому что наш мир уже сегодня совершенно другой и постмодернистские концепции стали частью нашего восприятия мира. В том фильме, о котором мы говорим сегодня, мне кажется, очень важно заметить новую, современную урбанистическую культуру. Она состоит из смешения многих вещей, она не монотеистична. Очень много графики (я отделяю графику от мультипликации) - текстовые сообщения, комментарии как пузыри в комиксах. Те же самые текстовые сообщения — смс - становятся частью истории, частью диалога. Ведь текстовое сообщение это реплика, которой мы обмениваемся, она является и гуттенберговским печатным словом, и устным словом, это совершенно уникальная форма общения. В какой-то момент герой получает сообщение от своей подруги: ''Я думаю, я тебя люблю?''. И он совершенно потрясен и озадачен, как ему воспринимать этот вопросительный знак. Опять начинается кружение на месте, анализ одной и той же фразы. А потом, спустя какое-то время​, мы видим как героиня пишет это сообщение. Она торопится, она должна сесть в метро, где связи не будет. Она написала: ''Я думаю, я тебя люблю'', и поставила точку. Потом она улыбается, ставит запятую - видно, хотела продолжить фразу, но она торопится. И тогда она решила пошутить - поставила вопросительный знак и вошла в метро. И это совершенно замечательная игра интонации - все эти знаки препинания превращаются почти в устную речь и текст становится устным. Во всяком случае, опять подчеркну, фильм не совершенный, но он очень любопытный, и когда Теренс Нанс отвечал на вопросы зрителей, а он, подчеркну, действительно очень похож на Хендрикса (те, кто смотрят наш вебсайт, увидят фотографию), он сказал: ''Вы знаете, я очень слабо знаю кино, я никогда не делал фильмы, это мой первый фильм, и я не знал как соединить сценарий фильма. Единственную структуру, которую я знаю, это структура блюза. Поэтому возвращение к блюзу это та структура, которой я владею, которая для меня органична. Это было очень любопытно. Но потом Теренс сказал реплику, которая полностью опрокинула предыдущее утверждение, когда он сказал, что он очень плохо знает кинематограф. Он сказал, что принципиальным влиянием для него была картина ''Совершенный человек'' Йоргена Лета (Jørgen Leth). Это фильм датского режиссера, который, наверное, не очень хорошо знают широкие зрители, но очень хорошо знают кинематографисты. Если вы помните, мы с вами когда-то говорили о фильме ''Пять препятствий'', в котором Ларс фон Триер просил своего старшего учителя и бога Йоргена Лета переделать свой фильм 60-х годов​, авангардистский шедевр ''Совершенный человек''. И это хождение по и кругу, и дикторский текст, который комментирует действия героя - прием, который молодой Теренс Нанс взял, и признает это, из авангардного фильма 60-х годов Йоргена Лета. Такая вот история. Я вам рассказал немножко об одном фильме и мне кажется, что главное, что есть в этой картине, это проявление новой урбанистической культуры.

Александр Генис: Андрей, среди фильмов, представленных на этом фестивале, была и картина '''Generation P'' по Пелевину. Как ее принимал зал?

Андрей Загданский: Картину зал принимал очень хорошо. Фильм сделан относительно молодым режиссером Виктором Гинзбургом, нашим соотечественником, который приехал ребенком в Америку и здесь получил кинообразование. Он влюбился в свое время в роман Пелевина, считает его выдающимся автором. В этом фильме большие профессиональные авторские амбиции, это большая постановочная картина, где много ярких, забавных, нелепых, смешных персонажей и, если говорить о серьезной попытке передать атмосферу России 90-х годов, когда взошла заря капитализма, то картина эту задачу решает.

Александр Генис: Я не зря вас спросил про американскую реакцию. Я однажды спросил Пелевина: ''Как вы рассчитываете на внимание читателей, которые даже никогда не слышали про Чапаева?''. Он говорит: ''Это нормальное дело - они будут думать, что Чапаев это мой персонаж, что я его придумал''.

Андрей Загданский: Преимущество этой картины заключается в том, что такое нагромождение юмора, абсурдного работает на любом уровне, в нем есть попадание в любую аудиторию.

Александр Генис: Это очень тонкое замечание, потому что юмор каким-то загадочным образом проникает сквозь любую культуру. Возьмем, например, ''Ильфа и Петрова''. Это все настолько погружено в советскую реальность, но когда в 30-е годы они приехали в Америку, то книга ''12 стульев'' была здесь очень широко известна, они были очень известными авторами. Как ни трудно понять американскому человеку, что происходило в советской России, тем не менее, смешное он поймет всегда. Андрей, подводя итоги этому фестивалю, как вы считаете, куда идет кино?

Андрей Загданский: Никто не может предсказать тенденции в развитии искусства, и в кино, в частности - никто не знает, что произойдет завтра, и это самое замечательное!