Театральный режиссер Павел Юров 70 дней провел в заложниках у сепаратистов в Славянске, которыми командовал Игорь Стрелков. Павла и его друга Дениса Грищука схватили на улице, заподозрив в том, что они работают на Киев. "Нос сломали – это был первый удар, когда нас завели на территорию СБУ, начали составлять опись вещей, и тут же я получаю в нос. Начинает капать кровь, у меня шок. Потом нас оттаскивают в гараж, там били руками, ногами, по голове, по корпусу. Денису порезали руку. Позвали какого-то медбрата, он с одной стороны перекисью обрабатывает ему руку, а с другой стороны его бьют по ребрам. Мне точно так же вставляют тампоны в нос, чтобы кровь не капала, и продолжают в спину пинать", – рассказывал Павел Юров в эфире Радио Свобода.
В подвалах СБУ, а затем СИЗО горотдела милиции Павел и Денис оставались до освобождения Славянска украинскими войсками. Сейчас Павел решил рассказать о происходящем на Востоке Украины с театральной сцены. В Кельне на фестивале Globalize: Cologne прошла читка его пьесы "Военный театр Донбасса". Второе название проекта – "Новороссия. Теория и практика". "Основной задачей было показать несоответствие между теми вещами, которые декларируются и пропагандируются, и реальным положением дел", – говорит режиссер. В подготовленный вместе с Анастасией Касиловой текст вошли фрагменты документальных материалов, в том числе интервью, которые звучали в эфире Радио Свобода.
В программе "Итоги недели" Павел Юров рассказал о своем проекте:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
– У меня есть две идеи. Одна включает мою историю, то, что с нами происходило там, и то, что происходило с нашими друзьями и близкими снаружи. Но это более обширная и более личная история, я хочу плотно заняться этим позже. А этот проект – это общая история о событиях, которые происходят на юго-востоке. Там были использованы фрагменты моих интервью и интервью Радио Свобода с Ириной Довгань и председателем независимого профсоюза горняков Донбасса Николаем Волынко. Материал об Ирине Довгань – один из самых эмоциональных, сильных и впечатляющих. На читке в Кельне это был сильный момент, он произвел впечатление на аудиторию. Еще я брал интервью Павла Каныгина из "Новой газеты" с сепаратистами, с Антюфеевым и Бородаем, посты из "Фейсбука" о волонтерах и другие материалы.
– То есть вы хотели дать слово участникам конфликта со всех сторон?
– Да. На самом деле свести этих людей в одно пространство и устроить им разговор между собой очень сложно: неизвестно, согласится ли кто-то из них, ведь они враждуют между собой. А в театральном формате я могу сразу озвучить и ту, и другую позицию, сопоставить мнения и той, и другой стороны для понимания всей ситуации.
– Часто приходится слышать, что происходящее в Донбассе нельзя воспринимать в черно-белом цвете, что все неоднозначно, что у ДНР и ЛНР тоже есть какая-то своя правда. Вы, изучив все эти материалы, согласитесь с этим?
Хочется верить, что в итоге боевики в Донбассе напортачат так глобально, что русские не смогут это разгрести
– Я понял, что сложность заключается в том, что по сути тут три стороны. Есть прорусски настроенные люди, есть проукраински настроенные люди, и есть продонбасски настроенные. Проукраинский Донбасс, прорусский Донбасс и продонбасский Донбасс. И вот этот продонбасский Донбасс может, грубо говоря, переключаться либо в проукраинскую сторону, либо в прорусскую в зависимости от ситуации. И это создает дополнительную сложность и мешает четко проводить однозначную политику. Хотя Украине это и мешает, и помогает, потому что создает внутреннюю неразбериху, которая делает позицию сепаратистов слабее.
– По вашим ощущениям, долго ли продержится этот придуманный в Москве "проект Новороссия"?
– У меня основная ставка на донбасских боевиков. Так во время Майдана я в основном полагался на Януковича, что он сделает такую несуразную, трусливую или нелепую вещь, которая в итоге послужит на пользу революционному украинскому движению. Мне хочется верить, что в итоге боевики в Донбассе напортачат так глобально, что русские не смогут это разгрести, и в итоге может произойти реальная ситуация объединения Украины с Донбассом. Для меня лично "проект Новороссия" – это абсолютно театральная история, аниматорство, которое спонсируется какими-то людьми для их собственных целей. Это театр абсурда и жестокости, ведь погибло много людей, это очень жестокий, злой театр.
– Вы после освобождения ездили на восток, в Славянск?
– Да. Я был 15 сентября в Славянске один день, "Аль-Джазира" снимала сюжет о том, что происходило со мной и другими заложниками.
– Какое впечатление на вас произвел город?
– Город живой, там много молодежи появилось по сравнению с апрелем и июнем, много машин. Понятно, что украинская армия присутствует, ходят люди с автоматами, и местные жители уже к ним привыкли. Но по-прежнему у меня ощущение, что люди не принимают никакую сторону, они ждут, кто победит. У них подавленное состояние. Я думаю вот о чем: ведь это 120-тысячный город, и если бы люди в начале оказали сопротивление сепаратистам с автоматами, если бы вышло хотя бы 5 тысяч человек, то ничего дальше бы не было. Под конец боевиков было 6 тысяч, но в начале их было гораздо меньше, они бы не смогли убить 5 тысяч человек на площади. Как ситуация с Майданом, когда "Беркут" мог легко напасть и всех оттуда вынести, но этого не случилось потому, что люди сопротивлялись и не уходили. Мне было очень неприятно, что эта банда прибежала, захватила всех, и жители приняли такой сценарий, и ни гордости, ни достоинства, ни какой-то собственной позиции у них нет по этому поводу.
– У вас была возможность побывать в здании, где была тюрьма, в которой вас держали?
– Я не был в подвале, только в горотделе милиции, был в камере, в которой мы сидели. Я чувствовал себя там напряженно, несмотря на то, что была съемочная группа, все было договорено с милицией, там были украинские военные. Все достаточно безопасно, но ощущение страха меня не покидало. Единственный момент, когда я почувствовал себя в безопасности, – это когда всю съемочную группу завели в камеру и закрыли ее на некоторое время, потому что так удобнее было снимать. В эти пять минут, которые мы провели взаперти, было самое безопасное ощущение. То ли потому, что эта камера защищала нас от сепаратистов, или уже, может быть, выработался психологический механизм защиты взаперти, который включился и сработал.
– За это время многие украинцы побывали в заложниках у сепаратистов и некоторых вы знаете лично. Поддерживаете ли вы контакты, создана ли группа взаимопомощи?
– Ирма Крат занялась очень плотно этим процессом. С некоторыми ребятами я поддерживаю отношения – с Денисом Грищуком, Сергеем Лефтером, Игорем Опрей. С некоторыми хочу увидеться, чтобы взять у них интервью, как они воспринимали эту ситуацию, чем она для них была. Только что прочитал, что освободили львовского журналиста Юрия Лелявского, который второй раз попал в плен. Он сам из Львова, но работает в РИА Новости. Он с нами сидел в подвале неделю или полторы. Потом его опять в июле схватили, и он в Луганске был в плену. Теперь его освободили, это хорошо.
– После освобождения вы собирались подавать иск против России в Европейский суд в Страсбурге. Продолжается этот процесс, не передумали?
– Да, этот процесс продолжается. Мне сказали ребята из Украинской Хельсинкской группы, что подключился серьезный британский адвокат, который может хорошо провести это дело.
– И какого вердикта вы ожидаете?
– Здесь не столько важна компенсация, сколько признание того, что Россия действительно приложила к этому руку, чтобы это было очевидно, чтобы это получило широкое распространение, чтобы люди понимали, что сколько ни врать, сколько ни передергивать, все равно эти вещи вскрываются.
– Вы знаете, что в Европе многие, особенно люди левых взглядов, доверяют путинской пропаганде и думают, что в Киеве у власти фашисты, а какие-то антифашисты с ними борются на востоке. Были ли какие-то дискуссии такого рода в Кельне после вашей постановки?
Мне бы хотелось, чтобы мой родной город был украинским, а не находился в центре какой-то "Новороссии"
– Я такое мнение слышал, и эту позицию озвучивал Сергей Жадан на своей дискуссии с иранским писателем, который живет в Германии. У нас после читки одна пожилая женщина спросила: чувствую ли я влияние Америки на то, что у нас происходит? Думаю, что эта пропаганда в Германии работает. Хотя люди, которых мы встречали, все поддерживают Украину. Но по большому счету им нет дела до того, что здесь происходит. Вся эта левая риторика упирается в неприязнь к Америке. В этом, видимо, и есть влияние русской пропаганды, когда во всех национально-освободительных движениях, которые происходят в Украине, видит "американскую руку". Но люди в Польше и в Германии мне говорили, что не верят СМИ, поэтому им важно получать непосредственную человеческую реакцию. Мне кажется, наш проект очень удачно вписывается в эту историю, потому что я больше концентрируюсь на личных интервью с людьми, которые реально существуют. Это дает человеческую оценку происходящего и воспринимается с большим доверием.
– Павел, ваш прогноз художника: каким будет Донбасс через год, в октябре 2015 года?
– Это очень сложный вопрос. Мне бы хотелось с этой читкой съездить в Славянск, в Краматорск, чтобы получить реакцию людей, которые там находятся. Тут слишком много факторов – экономических, социальных и политических. Я верю в то, что если в Украине будут происходить системные глобальные социальные изменения, то это отразится на Донбассе. Мне бы хотелось, чтобы мой родной город был украинским, а не находился в центре какой-то "Новороссии". Я буду стараться делать все возможное для того, чтобы это произошло.