Маленькие люди большого кино

Снимки Татьяны Вольтской

Старейшая отечественная киностудия "Ленфильм" открывает курсы по костюмерному делу

Костюмерные склады "Ленфильма" не поражают ни размерами, ни пышностью – это небольшое трехэтажное здание, в котором, однако, спрятано волшебное оперение птички, вылетающей из кинообъектива.

Не надо ничего ни у кого спрашивать, чтобы понять: зданию предстоит ремонт. Одно из окон третьего этажа закрыто потрескавшимися ставнями, из-под которых лезут клочья серой ваты, а сверху торчит большая черная рельса. Оказывается, когда-то на ней прямо из этого окна вывешивались костюмы и спускались вниз, в машину или автобус, отправляющиеся на съемочную площадку. И вате недолго торчать из ставней – грядет ремонт и, возможно, надстройка еще одного этажа: если все срастется, то сначала туда перенесут костюмы с третьего этажа и начнут его ремонтировать, потом таким же манером займутся третьим этажом и постепенно доберутся до первого.

Мы стоим и ждем хозяйку здешней костюмерной горы Елизавету Пахомову, руководителя ЦПС, цеха подготовки съемок. В ожидании можно пройтись по складу мужской одежды, поглазеть на сундуки, на уходящие вдаль вешалки с сюртуками и фраками, на бесконечные полки с цилиндрами, мужицкими шапками, монашескими скуфьями и военными фуражками с невообразимыми кантами и кокардами. На одном ящике красуется надпись "еврейские головные уборы", на другом "брюки", на третьем – "трусы", на четвертом – "поддевки" и так далее. Потому что кино, в отличие от театра, любит точность.

Одежда висит столь плотными рядами, что сложно вообразить, где и как ее примеряют актеры. Сомнения рассеивает подошедшая Елизавета Пахомова, она объясняет, что примерок здесь не бывает – костюмы подбирают и везут в другое место. Правда, бывают исключения.

– Мы делали исключения для Олега Табакова, для Михаила Боярского, для Людмилы Чурсиной, в своей время для Ниночки Руслановой. Приезжает "звезда" ненадолго, нужно сделать пробы. А костюмы ведь требуется сначала набрать, записать, расписаться в этом документе, потом куда-то унести, там одевать-раздевать-примерять – целый процесс. Так что если это один герой и актер такого уровня, то мы, конечно, с удовольствием принимаем его и здесь – он сидит, а мы ему все подбираем, меряем, фотографируем. У любых съемок, даже самых маленьких, есть подготовительный период, именно тогда приходят художники, ассистенты – сюда ко мне, к моим замам, к девочкам на склады и спрашивают: а есть ли то, есть ли это, можно ли взять? Ведь бывает, что для современной картины нужно какое-то историческое вкрапление: сон приснился герою, мушкетеры вдруг пошли. И есть ведь еще цена вопроса: историческая вставка – значит, вам понадобились более дорогие костюмы. Если современная рубашка, взятая напрокат, стоит, допустим, 30 рублей, то историческая может стоить и 70.

– Но это же все равно копейки!

– Не скажите. Когда такую рубашку берут не одну, а на месяц для съемок сериала, то, я думаю, продюсер с нами не согласится, что это дешево. Любая картина начинается с того, что я и руководители других цехов получаем сведения, что к нам приходит такая-то студия, начинается новый проект, бумаги подписаны, начинаются пробы, можно обслуживать. Продюсер все просчитал и бережет каждую копейку, и естественно, когда приходит художник и говорит: "Мне нужны еще и исторические вещи", мы все делаем стойку. Ведь продюсер нам сказал, что у него современное кино, у него есть смета, и, кроме всех творческих составляющих, мы должны заработать деньги. Тут творчество тесно соприкасается с производством, с финансами, это же еще и бизнес.

– А все это богатство, которое там у вас висит и лежит, откуда вообще взялось?

В советсвое время существовали специальные закрытые склады, где по нашим заявкам приобреталось некоторое количество сверхдефицита

– У меня есть любимая фраза: если у нас была тема в кино, костюмы есть, если не было – костюмов нет. Все это шилось или приобреталось под конкретные проекты. В свое время у нас был большой пошивочный участок, там работали 24 человека. Был свой сапожник, была модистка, делавшая головные уборы, и подавляющее количество костюмов изготовлены руками мастеров "Ленфильма". Часть мы заказывали в Кировских мастерских, теперь это мастерские Мариинского театра, особенно часто там делали то, что касалось вышивок и росписей, и был еще тут рядом городской театральный комбинат "Великан", где тоже многое делалось. В 90-е годы многие люди ушли с киностудии, был огромный спад производства, после которого мы еще не восстановились, и я не знаю, восстановимся ли когда-нибудь.

– А какие костюмы приобретаются?

– Современные, в основном, – пальто, костюмы, дамские платья 60-х, 70-х, 80-х годов, верхняя одежда, те же джинсы. В последние советские десятилетия на киностудию выделялась квота. Существовали специальные закрытые склады, где по нашим заявкам приобреталось некоторое количество сверхдефицита – всякие куртки-"аляски", ондатровые шапки, кожаные куртки, джинсы, финские зимние сапоги.

– Это чтобы советские люди в кино были прилично одеты?

– Конечно! Вот недавно показывали детектив "Колье Шарлотты", там один из героев очень хорошо устроен, работает в мастерских ВАЗа. Естественно, все они в джинсах, главный герой привозит сестре наряд, купленный у фарцовщиков, – где все это взять? Вот там, на тех складах.

– То есть это были такие специальные магазины "Березка" для "Ленфильма"?

Елизавета Пахомова

– Да-да. Или на фабрике Бебеля заказывали кожаные изделия, покупали сумки, кошельки, перчатки, на меховой фабрике заказывали шапки. У населения покупались антикварные вещи, в основном для реквизита, а для костюмов покупались детали – это мог быть кружевной или бисерный воротничок, манжеты, перчатки, даже остатки старых платьев – мы их покупали даже в кусках, за копейки, чтобы потом использовать в пошиве костюмов исторические детали необыкновенной красоты, которым иногда больше ста лет.

– А каким образом вам удавалось залезать в чужие бабушкины сундуки?

– Давалось объявление на местном радио, на телевидении. У "Ленфильма" были договоры с несколькими антикварными магазинами города. В нашем цеху была специальная группа администраторов, к ним приносили заявки от художников, которые не находили чего-то на складах, или просто была возможность купить что-то для родной студии. Так вот, люди звонили на киностудию, их собирали в определенный день в этих антикварных магазинах, туда выезжал администратор, художники картин, бабушки приносили свое имущество, и через магазин все это покупалось.

– Ну, хорошо, все подобрано на складе, заказано, куплено – а бывало так, что приезжает "звезда", и ей все не нравится, начинаются капризы, скандалы...

– Здесь у нас никогда такого не было. Иногда что-то натирает, жмет, неудобно, но вообще наши девочки из команды художника по костюмам – ассистенты, костюмеры – очень нежно относятся к актерам. У нас бывают, скорее, обратные истории. Вот, например, много лет реквизитором, а потом костюмером работала Людмила Решетникова. Когда-то у нас снимался фильм об Анне Ахматовой, играла там немецкая актриса Ханна Шигула. У нас в ту пору все топилось абы как, в костюмерных и съемочных группах батареи были чуть теплые, поэтому с утра приезжали, переодевались, но если верхнюю одежду сразу меняли на историческую, то обувь не переодевали до последнего: холодно. И вот, когда приехали на съемочную площадку, все-таки надо было надеть тоненькие кожаные ботинки времен молодости Анны Ахматовой. И тут вы понимаете, что такое профессия. Актриса сидит, а наша Людмила Михайловна снимает с нее сапог, хватает этот сапожок тонкий кожаный и начинает в него дышать – чтобы надеть на ногу актрисы теплым. А актрисе много лет, и когда она это увидела, она заплакала, обняла нашу Люсю – потрясенная таким отношением. Вот такие вещи у нас случаются.

Или Олег Янковский, светлая память, вот вам еще одна быль. Он снимался в фильме "Бедный, бедный Павел", ему сшили мундир, у нас в пошивочном тогда еще оставалось человек 10 мастеров, это сейчас их всего 3. Мундир Янковскому сшили, примерили, он был терпеливый человек, и на примерке вроде все было хорошо. Идут съемки – один день, второй, третий, актер одет, и тут художник обратила внимание, что Янковский сутулится. Он говорит: "Девочки, вот тут что-то жмет в подмышках, тянет, так неудобно!" Ему говорят – "Да что ж вы молчали так долго!" – "Да ладно, думаю, потерплю…"

Все идет от головы: мы все работаем на то, чтобы было произнесено слово "мотор", и если режиссер интеллигентный, талантливый, профессиональный, нормальный человек, все вокруг будет таким же

У нас есть замечательный опыт с Галиной Вишневской, когда они с супругом приехали в Россию. В объединении режиссера Леонида Менакера снимался замечательный исторический фильм, Вишневская дала согласие сыграть одну из главных ролей. Ей сшили платье прямо у нас. Она приходила, всем говорила "спасибо", со всеми здоровалась, потому что она понимала, что ее-то знают все и все хотят с ней поздороваться, поэтому она со всеми раскланивалась. Она тоже была очень терпелива, очень профессиональна, более того, те платья, которые ей сшили, выкупила и взяла с собой.

Я вообще считаю, что все идет от головы: мы все работаем на то, чтобы было произнесено слово "мотор", и если режиссер интеллигентный, талантливый, профессиональный, нормальный человек, все вокруг будет таким же. А если человек не понимает, что он будет делать, если он приносит сюда собственную несостоятельность и неуверенность, то начинает вымещать это дело на всех, и тогда все в нервяке. Вот я помню, как снимал Герман, – подолгу каждый кадр. Чего только у нас тут на глазах не было! Он говорит: "Не та шапка!" Ему говорят: "Да нет, та шапка!" Он говорит: "Не та шапка!" Ему опять говорят: "Да нет, Алексей Юрьевич, та шапка!" – "Нет, не та!" И пока он не добьется своей шапки, никакая съемка не начнется.

– А иностранные актеры на "Ленфильме" бывали?

– Да, причем поехать за границу снимать кино – это было событие, работать с иностранным актером – это второе событие, было всего пять режиссеров в Советском Союзе, кому это было позволено. И вот, случилось кино "Синяя птица", огромный проект с мировыми звездами первой величины. В одной из главных ролей Джейн Фонда, в другой Элизабет Тейлор – и для обеих были сшиты костюмы. Но для Джейн Фонды – всего одно платье, да и она вообще была скромнее. А вот платье Тейлор у нас до сих пор живое, мы его выставляем на всех выставках. Оно скроено нашим модельером, сшито в нашей мастерской портнихой Анной Соловьевой, она у нас проработала много лет. Руки золотые, немного медлительная и необыкновенно щепетильная. Там вручную нашиты стразы, специально привезенные из Чехословакии. Элизабет Тейлор прилетала на личном самолете, тут у нас специально все туалеты перечинила и все такое. Тем не менее, она совершенно спокойно ходила по этой студии. Это начало 70-х годов, глухой совок со всеми вытекающими. Тейлор обмеряли в Америке, говорили, что сошьют здесь, и она летела, не зная, чего ждать. И когда съемки началась и ей примерили ее платье, она попросила показать портниху, которая его сшила, Анна Петровна долгие годы хранила ее автограф и какой-то подарок. И Тейлор полушутя-полусерьезно сказала, что она готова взять с собой на своем личном самолете ее и всю ее семью – чтобы она была ее личной модисткой. Анна Петровна еще долго у нас проработала, до конца 90-х, уже сильно за 70 ей было, когда она ушла. Я все шутила – ну что, Анна Петровна, так любили свою советскую родину, что отказались? Да и мысли такой не было, маленькая дочь на руках, муж. Какая Тейлор, о чем вы!

– Вы говорите, в 90-е годы все рухнуло, почему – денег не было?

– Да, с советское время был план и регулярное финансирование.

– Но швеи ваши, наверное, все равно получали немного?

– Да как сказать, по тем временам у них была очень неплохая зарплата, швеи 6-го разряда меньше 150-170 рублей не получали, для сравнения, зарплата молодого специалиста после вуза выше 100-110 рублей не поднималась, а могла быть и рублей 80.

– А сейчас швеям сколько платят?

– У меня работают три человека, художники-модельеры, каждая из них – образованный человек с огромным опытом работы, и зарплата у них 13 800 рублей. Конечно, есть премии, зарплаты, заказы со стороны, так что эта зарплата может быть в 2–2,5 раза больше.

– Но и это негусто. На этом фоне даже как-то удивительно звучит, что "Ленфильм" получил лицензию на обучение, что вы открываете курсы для будущих костюмеров. То есть вы хотите привлечь новых людей на эти зарплаты?

– Это совсем другая история. Мы пока что говорили о пошиве, где все зависит от выработки. Существуют костюмеры-реквизиторы, которые работают на складах; есть те, кто работает на съемочных группах, и это совсем разные профессии. Люди на складах имеют нормированный рабочий день, а у всех, кто работает на картинах, день ненормированный. Когда был спад производства, не только в кино, но и везде, первыми ушли костюмеры-реквизиторы из съемочных групп. Продюсерам стало удобнее брать людей на договоры в свои съемочные группы. Теперь очень много людей приходит с улицы без всякой подготовки, не понимая, что такое киностудии, с чего здесь все начинается. Людей берут – будешь костюмером! И они думают: вот, я буду одевать "звезд", стоять на съемочной площадке и наслаждаться жизнью. Чтобы подобрать костюм, надо знать склады, в каком порядке что расположено, что как называется, куда бежать, в какой ряд, если у тебя такая-то картина. Человек должен понимать, что ему придется мыть и чистить сапоги, пришивать пуговицы и подворотнички, не кичиться и не бояться грязной работы и многое уметь. И вот, на курсах мы хотим поговорить с людьми серьезно, показать склады, дать первичные навыки. Может, потом эти люди придут работать в съемочные группы, – рассказывает Елизавета Пахомова.

Разговор продолжается уже на третьем этаже, на складе женских костюмов. Сюда легко войти, но не так-то просто выйти: глаза разбегаются. По словам Пахомовой, этот гардероб – самый популярный.

– Вообще-то считается, что у нас мужской мир, и в основном, для картин и сериалов берется больше мужских костюмов. Но если идут какие-то праздники, дни города, хэллоуины, клипы, реклама, то тут на первом месте выступают женщины. И все заказчики идут в женский гардероб к Людмиле Ефимовой.

Людмила Ефимова с охотой подтверждает, что работа у нее хлопотная и тяжелая физически, демонстрирует процесс снятия одежды с высоких вешалок из-под потолка, делается это с помощью длинной палки с крючком, особенно "удобно" снимать тяжелые шубы. Дальше показывает исторический зал, замечая при этом, что, в сущности, тут все – историческое.

– Здесь у нас висят платья XIX века, здесь рубеж XVIII и XIX, петровское время, "Сны о России", первое посольство Японии, прибывшее к нам при Екатерине, об этом у нас был огромный исторический фильм.

– Когда смотришь, все эти платья сливаются в одну "старину", но на самом деле у вас тут полно всяких плакатов и табличек, чтобы различать по эпохам, даже по десятилетиям фасоны юбок, рукавов, ботинок, шляп…

– Конечно! У моей бабушки была своя мода, у мамы своя, и меня тоже своя мода. У нас есть костюмы, относящиеся ко времени Сократа, в конце перестройки у нас снималась картина "Сократ". Есть крестьянские костюмы, и я хочу показать людям, которые сюда придут, настоящий крестьянский костюм – как это было. Ведь крестьяне в глубине России вплоть до революции носили "тарную" ткань, такого грубого плетения, это что-то вроде тонкой мешковины, ее потом делали только в СССР, а сейчас вообще не производят, ее можно сделать только на заказ. Из нее шили рубахи, порты, армяки, поддевки, и мы хотим показать, как это выглядит, как называется, как это правильно надевалось и носилось. Вот, смотрите, женская крестьянская рубаха из тарной ткани, очень широкая, вот тут она подвязывалась, на нее надевалась юбка, затем фартук. Все помнят бал Наташи Ростовой, 1812 год, юный Пушкин и все такое. А мода в последний год жизни Александра Сергеевича уже совсем другая. Может, люди не все запомнят, но все же в памяти отложится, что это времена и эпохи разные, и что за этим надо следить. Чем отличаются наши костюмы от костюмов театра или проката? Точностью. Наш костюм должен быть как настоящий, как в жизни. В нем, в отличие от театрального костюма, можно бежать, дышать, есть – двигаться, жить. А наши курсы – это толчок для самообразования, это зерно интереса, которое, может, в ком-то и прорастет, – говорит Людмила Ефимова.

Исторические костюмы бывают разной сложности – самое сложное, наверное, платье XVIII века, со всякими блестящими штуками, нашитыми вручную. Таких даже самая опытная швея может сотворить не больше двух в месяц. Поскольку швей сегодня осталось всего 3, а проектов у «Ленфильма» на этот год заключено всего 8 (против 20-30, имевшихся в тучные годы), то несложные расчеты могут дать представление об объеме работы. Впрочем, для фильма «Контрибуция», который должен выйти в конце года, было сшито и отреставрировано огромное количество униформы – для массовки, изображающей части Белой армии. На «Ленфильме» мечтают о том, чтобы увеличилось количество проектов – тогда бы удалось пригласить больше мастеров, потому что только в этом случае костюмерное производство начнет понемногу восстанавливаться.