Сплав комедии, трагедии, абсурда и инфернальности. Спектакль «Сиротливый Запад» в Перми

В спектакле «Сиротливый Запад» режиссура растворена в актерах, которые работают на грани трагедии и фарса

На фестивале «Золотая Маска» театр из Перми «У моста» показал спектакль по пьесе Мартина Макдонаха «Сиротливый Запад». Конкуренция на малой сцене фестиваля была жесткой: награду увезла «Гроза» Магнитогорского театра. В победители также прочили спектакли: «Счастливая Москва» Карбаускиса, «Иваны» Андрея Могучего и «Сиротливый Запад» Сергея Федорова. Но если первые два получили специальные призы, то «Сиротливый Запад» — ничего.


По-моему, это несправедливо. Тем более, что именно пермский театр в свое время открыл России одно из самых мощных в современной драматической литературе имен. После того, как там появились все части «Линэнской трилогии» Макдонаха («Красавица из Линэны», «Череп из Коннемары» и «Сиротливый Запад»), за них взялись другие режиссеры. «Красавицу из Линэна» под названием «Королева красоты» поставили в театре Вахтангова, а «Сиротливый Запад» — в «Сатириконе», ну и пошло-поехало. Сюжет «Сиротливого Запада»: в ирландском захолустье происходят ужасные вещи, убийства чередуются с самоубийствами, в одном из деревенских домов живут два брата, один из них скрывает преступление, второй его шантажирует.


Пакостят они друг другу всеми доступными способами. В их дом постоянно наведывается пастор, маленький, любящий выпить человек, сознающий, что исправить ничего не может (его роль играет Иван Маленьких). К финалу он придумает неожиданный и страшный способ заставить братьев очнуться, вспомнить о том, что они — люди, подобия Божьи. Те пробуют примириться, признаются во всех своих подлых и жестоких поступках и друг друга прощают, но постепенно искреннее раскаяние превращаются в очередную игру: кто кого переплюнет, кто кого выведет из себя, кто первым поведает такую мерзость, что простить будет невозможно.


Режиссура, растворенная в актерах


Спектакль театра «У моста» очень хорош. В нем режиссура растворена в актерах, нет навязчивых концепций и назидательной интонации, актеры работают на грани трагедии и фарса. Наблюдая за вечными перепалками братьев (их играют Сергей Детков и Владимир Ильин), прислушиваясь к их разговорам, ты узнаешь про них то, чего не сказано в пьесе. Что они родились и выросли в доме, от которого три года скачи, никуда не доскачешь, что родителям не было до них никакого дела, что на долю детей доставались одни выволочки да брань, что близость к природе и земле воспитала в них физическую силу и склонность к тому, чтобы решать любой конфликт потасовкой, что заняться им нечем, вот они и донимают друг друга, что с соседями они видятся редко, только на похоронах, что женщин в деревне нет или почти нет, а потому сексуальная энергия не израсходована и преобразуется в бессмысленную агрессию по любому поводу: кто ел из чужой миски, кто пил не из своей чашки. Знаешь и то, что на стене висит распятие, а один брат собирает фигурки святых, но все это — внешнее, поверхностное. Ничего христианского в этих людях нет. Но их все равно отчего-то жаль, иногда они способны к очень разумным суждениям: например, о том, что церковь прощает убийц и куда менее милосердна к самоубийцам.


Все постановки пьес Макдонаха, которые я видела в Москве и в Эстонии, были решены, в лучшем случае, как черные комедии, а в худшем — как бытовуха с фрейдистским уклоном. «Сиротливый Запад» Сергея Федотова выполнен в традиции психологического ансамблевого театра, и старый дедовский метод дал неожиданный и превосходный результат, пьеса предстала во всем своем объеме. Причинно-следственные связи выявлены все: и гибель патриархального мира, когда люди уже оторваны от традиционного уклада, но еще не прибились к какому-либо иному. И то, какую роль в формировании личности играет недолжное воспитание и отсутствие образования. И сексуальные комплексы, и бытовые неврозы. И дурное влияние среды, не отменяющее личной ответственности за поступки. Мир здесь — совсем дик и не цивилизован, хотя виски, чипсов, газет, кинофильмов, хоть отбавляй. И уйма христианской атрибутики — распятия, пластмассовые или гипсовые фигурки святых, но веры нет. Дикари, воспитанные в лоне католической церкви. Братья эти в разговорах часто демонстрируют чудеса рассудительности, теоретически они разумны, но с собственной жизнью обращаются, как безумцы. Разницу между добром и злом они вроде бы тоже понимают, но только, если речь не идет о зле, совершенном ими самими. Пьеса разобрана режиссером подробным и умным образом, она держит зрителя в постоянном напряжении, актеры очень естественны и органичны, смешны и страшны одновременно, и сыгранная в реалистической манере история сама ведет нас к очень серьезным и печальным выводам. О том, что человек не может ужиться с собственным братом и, следовательно, нет смысла затевать разговоры о мире во всем мире, о том, что Всевышний отступился от нас и что искупительная жертва принесена напрасно.


Новый мир


О пьесах Мартина Макдонаха я беседую с руководителем пермского театра «У моста» Сергеем Федотовым.


— Три года назад мы были на гастролях в Праге, и я увидел спектакль «Красавица из Линнэна», который меня просто потряс. Это пьеса, которая была до такой степени мощно сделана, это пьеса, которая вызывала переживания, это пьеса, которая имела очень яркие характеры и, самое главное — я увидел совершенно новый мир. Мы взяли эту пьесу, привезли ее в Пермь, сами перевели. Нас так вдохновила эта работа, что мы поняли, что не можем оторваться от Макдонаха и должны поставить что-то еще. Я съездил в Прагу опять, нашел там сборник «Линнэнская трилогия» на английском языке, и мы с огромным энтузиазмом и вдохновением стали ставить вторую вещь — «Череп из Коннемары». В «Черепе из Коннемары», кроме этой стилистики Макдонаха, очень живой, настоящей, трагикомической, еще присутствует элемент инфернальности, там действие на кладбище происходит. А самое смешное, что мы выяснили: оказывается, «Красавица из Линнэна» была уже переведена в России переводчиком Валентином Хитрово-Шмыровым, и уже опубликована в современной драматургии. Но никто ее не ставил, никто не заметил. Мы еще больше разозлились, потому что, будучи на гастролях в Польше, в Чехии, в Англии, мы заметили, что этот драматург — один из ведущих сейчас. «Сенсация Европы», как говорят в Европе. А в России никто им не интересовался. Я позвонил переводчику Хитрово-Шмырову, спросил, может, он еще что-то перевел. Он сказал, что ничего не стал переводить, потому что никому это не нужно. Я его попросил перевести «Череп». Он сказал, что это бесполезно, потому что никому не нужно. Тогда мы снова перевели сами, и настала история третьей пьесы — «Сиротливого Запада». Когда мы два года назад показали на фестивале «Реальный театр», то что-то в России произошло совершенно взрывоопасное. Буквально после нашего фестивального показа, через месяц уже, стали появляться премьеры. Даже сыграв «Сиротливый Запад» мы поняли, что драматург этот неисчерпаем, его можно постоянно копать. Постоянно в нем что-то искать новое, и мы все три пьесы продолжаем репетировать. Он так многослоен, так многогранен — это классика. «Театр у моста» особенен тем, что мы никогда не ставили современные пьесы. Никогда. 20 лет театр существует, 7 октября будет 20-летие театра, это театр классики, где мы поставили всего Гоголя, три Булгакова, три Шекспира. А здесь — Макдонах, который просто ошеломил. Потом уже, видя какие-то спектакли по Макдонаху, я не понимаю, почему к нему не могут найти ключ, это же так очевидно. Я много разных видел вариантов. Или делают чернуху из него, или делают из него какой-то ужастик с кровью, какие-то символы, какие-то метафоры. А он же очень простой, просто сам стиль многослоен. Нельзя отдельно играть комедию, отдельно — трагедию. Его сила в сплаве комедии, трагедии, абсурда и инфернальности. И это мощное измерение очень отлично от жизни, хотя он очень правдоподобен.


— А что в его людях и в его героях такое, что оказывается близким человеку, живущему вовсе не в ирландском захолустье, не в медвежьем углу, а в Москве, в Петербурге, в Перми, в культурных столицах, в больших городах?
— Как талантливый драматург, он видит типичное в людях и, самое главное, он их очень любит. Вот почему [у Макдонаха] не получаются чернушные варианты, он не пишет чернуху. Он любит своих героев, и он также удивлен, ошарашен и шокирован ситуацией, в которую они попадают. Он сам не понимает, как же получилось так, что брат застрелил отца, он переживает, он персонажей любит, он очень далеко прячет это, но видно — братья тоже очень любят друг друга. Вообще, в его пьесах они все не подонки, они не сволочи, даже эти два брата, которые немножко недоразвитые, немножко придурки. Видимо этот стиль не очень понимают в театрах, особенно, в столицах. Я так думаю. Потому что, все-таки, наивность этих людей это наивность людей из маленьких мест, маленьких городков, она домашняя очень. Как можно любить уродиков? Они не уродики, они просто большие дети, инфантильные переростки. И между ними такие сложные связи… И этот мир Макдонаха очень целомудрен, он только внешне жестокий. Но когда режиссеры пытаются играть его как «театр жестокости», это большая ошибка. И он не открывается на это, он открывается только на любовь.


— Минут на минус дает плюс?
— Конечно. А еще самое главное, что все-таки это на самом деле совершенно особый мир, и таких героев я не помню в других пьесах, у других авторов. У него — особые герои. Он придумывает в героях всегда парадокс.


— В спектакле «Сиротливый Запад» очень существенна религиозная тема, потому что совершенно понятна библейская параллель. Священник приносит себя в жертву во имя спасения душ других людей. Этот священник ирландский — маленький, нелепый пьянчужка, вечно сомневающийся в том, что он может кому-то помочь, то есть почти уверенный, что не может. Он уподоблен, в некотором смысле, Иисусу Христу, то есть человеку, который пошел на крест ради того, чтобы нас спасти. Эта религиозная тема прочитывается людьми? Для вас самого она значима? Сами вы считаете, что искупительная жертва может привести к спасению хотя бы двух таких братьев или нет, потому что у Макдонаха ответ не очевиден и, кажется, он в этом сомневается?
— Я думаю, что жертва может искупить, и каждый человек жертвенным поступком может совершить что-то во благо других. Мы, играя этот спектакль, постоянно наблюдаем в зале очень мощное сопереживание, и очень часто бывает катарсис, и люди остаются в зале и плачут, и я понимаю, что это именно благодаря этой теме самопожертвования. Меня очень часто попрекают, что я в конце дал кусочек монолога пастора, но я думаю, что это главная мысль, это такая притча про маленького ирландского Христа, который вдруг понял, что он должен пойти на смерть ради этих. Он же здесь один в этой деревне. Одно самоубийство, и он один и никто его не понимает. Он вообще восстал против всех, поэтому, конечно, это очень сильная пьеса.


— Сережа, скажите честно, а с церковью у вас не было проблем, ведь тема отношения церкви к самоубийцам, которая очень внятно и очень жестко изложена Макдонахом в явном противостоянии с каноном, это же тема — в противостоянии не только с каноном католическим, но и с каноном православным. В православной церкви ведь происходит то же самое — самоубийца есть величайший грешник, которому нет прощения.
— Я никогда не поставлю никакой пьесы, которая была бы против Бога, никогда!


— Мне кажется, что в этом спектакле и, вообще, в программе фестиваля этого года, не знаю, почему так получилось, это довольно ясная объединяющая тема: что бы там ни было, а человек сам несет ответственность за то, что он совершает. Мне показалось, что это есть и в «Сиротливом Западе». Вы тоже так думаете?
— Конечно. Эта тема очень явна и у Макдонаха. Моя тема — человек всегда несет ответственность за свой поступок перед Богом и перед своей совестью. И самые сильные моменты в этой пьесе как раз касаются того, как человек отвечает за свой поступок. Как эти два брата, совершив столько поступков в своей жизни, которые их разъединили, как они идут друг к другу, продираются сквозь эту ненависть.


— Сережа, последний вопрос: как, вообще, театр живет сейчас?
— Театр живет сейчас хорошо, благодаря помощи ряда критиков, таких, как Марина Тимашева, Алена Карась, Гриша Заславский, Роман Должанский, и я благодарю друзей театра, этих критиков, которые помогли спасти театр. Потому что никто не верил, что возможно победить в войне с властью, когда у нас уже в руках было несколько приказов о закрытии театра. А это приказы главы города. Машина, с которой бороться невозможно. Оказалось, что есть еще более сильное — те люди, которые откликнулись из разных стран, те люди, которые помогли обратиться к нашим зрителям. Мы много были за рубежом, и то интервью Радио Свобода [Судьба театра] очень много нам дало, потому что мгновенно пошли письма в администрацию города. Говорят, было более тысячи писем из-за рубежа, из разных городов, эти письма были не только в администрацию города, но и в министерство культуры России, и в СТД, и от разных театров…. Оказалось, что театральное сообщество сильнее. Мы верили, что победим, кругом никто не верил. Но сейчас мы наше здание отстояли, нас в нем оставили, нам уже выделили деньги на его ремонт, мы уже сделали ремонт крыши, мы играем по 50 спектаклей в месяц, зрители спрашивают лишние билетики на улице. Благодаря театральному сообществу театр «У моста» выжил.