Последнее судебное заседание. 12 ноября 2009 года
Опять ждем с утра до вечера, уже правило – мы будем последними. Следователи никак не везут материалы дела для ознакомления. Где-то в середине дня, наконец, Харитонов (Дмитрий Харитонов - адвокат Сергея Магнитского, защищающий сейчас интересы его семьи - РС) уходит читать материалы. «Всё то же самое», – на наш вопрос, что там, отвечает он.
Нас запустили в зал, ждем. Вдруг нас секретарь спрашивает, кто мы такие. И я очень поспешила ей ответить, что мы родственники, а жена Сережи в это время говорит правильную фразу: «А вам какое дело, кто мы?». Но я уже успела успокоить секретаря. Как я жалею об этом, надо было сказать «пресса». Вводят Сережу, он сразу же обращается к Харитонову и они о чем-то говорят, явно очень важном. Никаких улыбок на этом заседании не было.
Суд начинается со спора, так как Сереже не было предоставлено время для консультации с адвокатами. Судья Сташина (Елена Сташина, судья Тверского районного суда, включена в “список Магнитского” - РС) утверждает, что у них было 2 часа, нет – у них было две минуты до прихода судьи в зал. И судья дает 15 минут для консультации.
Нас попросили выйти из зала, почему-то следователь и прокурор остались там. Очень скоро выходит Харитонов и кому-то пытается дозвониться, мы слышим, что он разговаривает с Резником (Генри Резник, президент Адвокатской палаты Москвы - РС), спрашивает совета, как поступить, если подзащитный отказывается от адвокатов на время заседания, уходить адвокатам или нет. Мы столбенеем.
…
Заседание продолжено, дальше всё происходит очень быстро. Сергей заявляет, что на этом заседании он отказывается от адвокатов, потому что адвокаты не имели возможности работать с полученными только сегодня новыми бумагами по делу и не готовы защищать его.
О чем говорил адвокат, что спрашивала судья, ничего не помню, все проносилось быстро и напряженно. Что запомнила:
Сергей передал судье копию справки о состоянии здоровья, которую дала ему Литвинова (Лариса Литвинова, врач Бутырской тюрьмы. В связи с гибелью Магнитского ее обвиняли ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей, но дело было прекращено из-за истечения срока давности - РС), судья ее не приняла, сказав, что она не заверена (оригинал справки с печатью и подписями был отправлен по почте 11.11.09, получен адвокатами после смерти Сережи - ТР).
Судье адвокаты передали пачку документов, она их вернула – тоже не заверены. Можно предположить, что это были копии жалоб Сергея, так как он сказал: «Вот я здесь, давайте заверю». Это судья проигнорировала, продолжила вести заседание.
Сергей сидит на скамье, в руках открытая газета. Его о чем-то спрашивает судья, он отвечает: «Магнитский не участвует в этом суде».
…
Судья удаляется в свою комнату. Все встают, идут к выходу. Мама Сергея спрашивает у Сережи о чем-то. Конвойный запрещает разговаривать. Мама возражает, ведь письма не доходят. Конвоир отвечает: «Будет себя хорошо вести, все будет».
Сильченко и Буров (Олег Сильченко, следователь, который вел дело Магнитского и Александр Буров, прокурор, включены в “список Магнитского” - РС) опять остались в зале, нам это показалось странным, мы тоже вернулись в зал и долго там ждали решения, о чем говорили, не помню. Харитонов уехал, он весь день только и думал, как бы не опоздать на самолет, куда-то улетал. Меня тогда очень это удивило.
Вводят Сережу, он в бейсболке, не снимает ее. Судья зачитывает решение. По окончании Сережа заявляет, что у него есть ходатайство. Но судья Сташина уже собрала свои бумажки и, направляясь в свое укрытие, через плечо говорит: «Время ваших ходатайств истекло!»
…
Сережа передает бумагу Орешниковой (Елена Орешникова, адвокат Магнитского - РС), последний взгляд в нашу сторону. Уже повернувшись спиной, махнул рукой.
…
На улице очень холодно, ветер пронизывает, и совсем темно, машины для заключенных нет. И мы не дождавшись, когда Сережу выведут из здания, решаем уйти. Как я теперь об этом жалею.
Морг. 18 ноября
Миловидная дама – врач, наверное, спросила у нас разрешение на захоронение, у нас его еще не было. Мы пришли узнать, какие вещи и документы необходимы, и спросить о возможности проведения независимой экспертизы. Некоторые формулировки ее ответа помню точно: «Да вы что? И так взяли столько анализов, столько людей сюда понабежало, такого у нас еще не было. Что же так терзать тело? Пойду сейчас посмотрю, в каком состоянии тело, нужно ли делать бальзамирование».
Комната небольшая, темная, какие-то иконы, свечи, ленты; дама стояла за прилавочком с настольной лампой в чистом отглаженном белом халате, за ней слева дверь. Она идет к этой двери, открывает, и я вижу через большую щель в дверном проеме Сережу, вижу лицо в профиль. Он лежит большой и спокойный. Я смотрю безотрывно, запоминаю, и этот кадр у меня в памяти навсегда.
Она вышла: «Торопитесь, тело портится, у нас холодильник не работает, всего 2 градуса, а то потом…» Что «потом», я уже не помню, кажется, она говорила о возможных претензиях к ее работе.
После этих слов, у нас была одна мысль – быстрее, быстрее получить разрешение на захоронение.
Выходим на улицу, я говорю сестре, Сережиной маме, что я видела Сережу. Она в ответ: «Что же ты мне не сказала, я тоже хотела бы…»
В прокуратуре. 19 ноября
На следующее утро Сережина мама, я и адвокат Орешникова встретились в прокуратуре, мы приехали, чтобы подать просьбу о независимой экспертизе. Почему-то даже в кабинет нас не пригласили. Сначала мы ждали в каком-то «предбаннике» и потом разговаривали с молодым, очень молодым, человеком. Орешникова в руках держала бумагу с ходатайством, а он говорил: «Какой смысл проводить еще одну экспертизу, все равно ее будут делать люди из той же системы, результат будет тот же. Принимать решение о разрешении будут долго, очень долго, будут тянуть, да и быстро это невозможно, а что будет с телом?»
Так адвокат подержала в руках это ходатайство, получила разъяснения и устный отказ. Мы все это выслушали и поехали в морг оформлять документы.
Спустя две недели после смерти, как издевательство и подтверждение того, как могут «тянуть», Сережина жена получила письмо от Сильченко о том, что ее обращение на выдачу тела Магнитского было рассмотрено, однако не входит в компетенцию Следственного комитета при МВД России.
Получается – решать лечить или не лечить входит в их компетенцию, ведь 16 ноября в 17 часов 45 мин, когда Сережа был еще жив, на запрос Харитонова представить справку о состоянии здоровья Магнитского и объяснить почему Магнитского не привели на встречу с адвокатами, Сильченко ответил: «состояние здоровья Магнитского С.Л. и справка о состоянии здоровья является внутренним делом следствия».
Значит, чем он болел – не скажем, как умер – не скажем, хотя точно знаем как, но это наше дело; а вот как хоронить совсем не знаем, это нам неинтересно, свое дело мы уже сделали.
Похороны. 20 ноября
Морг – накуренная комната, в углу стоит рабочий стол сотрудников морга. Туда пришли самые близкие.
Тело было покрыто по грудь, так, что руки были закрыты. Так вообще-то не принято, Сережина мама открыла покрывало. Почему так странно выглядят руки? Смотрим, долго; неестественно подвернуты пальцы и на концах синие. (Мы думали, что он так умер, за что-то цепляясь пальцами, но оказалось это не так. На фотографиях с места происшествия руки свободно лежат на груди, пальцы не согнуты. Наверно, служители морга загнули пальцы, что бы скрыть их синие окончания - ТР).
Потом мы замечаем, что костяшки кулаков сбиты, на них синяки. Почему? Страшные догадки не складываются в слова. Надо сообщить об этом. Кому? Жена Сережи очень медленно говорит: «Надо бы сфотографировать». С собой есть только мобильники, в морге сумеречно.
Всю дорогу от морга до кладбища повторяю себе «не забыть сказать сыну, чтобы сфотографировал руки, не забыть». Он придет туда с фотоаппаратом.
Похороны проходили в полном молчании. Щелкали камеры. Мама Сергея открыла покрывало и попросила какого-то журналиста сфотографировать руки, наверно не все понимали, зачем это надо делать. Тима (Тимур Гусейнов - муж Татьяны Руденко, врач - РС) и мой брат Коля заметили раны на руке со стороны мизинца.
Люди стояли чуть в стороне, им было холодно. Служитель кладбища подошел ко мне и сказал, что уже пора, я была вынуждена сказать жене это. Она попросила подождать еще. Так мы прощались, каждый сам про себя, как долго - трудно сказать.
Когда гроб забросали землей ко мне подошел Харитонов, спросил: «А правда, что у Сережи руки были сбиты? А что же вы нам не сказали, у нас с собой фотоаппарат». Журналист, который снимал руки, дал свою визитку маме, она передала ее Харитонову тут же на кладбище, и все. Фотографий у нас нет, имени журналиста тоже. На фотографиях, сделанных моим сыном, глубокие ссадины у мизинца не вошли в кадр.
Опять ждем с утра до вечера, уже правило – мы будем последними. Следователи никак не везут материалы дела для ознакомления. Где-то в середине дня, наконец, Харитонов (Дмитрий Харитонов - адвокат Сергея Магнитского, защищающий сейчас интересы его семьи - РС) уходит читать материалы. «Всё то же самое», – на наш вопрос, что там, отвечает он.
Нас запустили в зал, ждем. Вдруг нас секретарь спрашивает, кто мы такие. И я очень поспешила ей ответить, что мы родственники, а жена Сережи в это время говорит правильную фразу: «А вам какое дело, кто мы?». Но я уже успела успокоить секретаря. Как я жалею об этом, надо было сказать «пресса». Вводят Сережу, он сразу же обращается к Харитонову и они о чем-то говорят, явно очень важном. Никаких улыбок на этом заседании не было.
Суд начинается со спора, так как Сереже не было предоставлено время для консультации с адвокатами. Судья Сташина (Елена Сташина, судья Тверского районного суда, включена в “список Магнитского” - РС) утверждает, что у них было 2 часа, нет – у них было две минуты до прихода судьи в зал. И судья дает 15 минут для консультации.
Нас попросили выйти из зала, почему-то следователь и прокурор остались там. Очень скоро выходит Харитонов и кому-то пытается дозвониться, мы слышим, что он разговаривает с Резником (Генри Резник, президент Адвокатской палаты Москвы - РС), спрашивает совета, как поступить, если подзащитный отказывается от адвокатов на время заседания, уходить адвокатам или нет. Мы столбенеем.
…
Заседание продолжено, дальше всё происходит очень быстро. Сергей заявляет, что на этом заседании он отказывается от адвокатов, потому что адвокаты не имели возможности работать с полученными только сегодня новыми бумагами по делу и не готовы защищать его.
О чем говорил адвокат, что спрашивала судья, ничего не помню, все проносилось быстро и напряженно. Что запомнила:
Сергей передал судье копию справки о состоянии здоровья, которую дала ему Литвинова (Лариса Литвинова, врач Бутырской тюрьмы. В связи с гибелью Магнитского ее обвиняли ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей, но дело было прекращено из-за истечения срока давности - РС), судья ее не приняла, сказав, что она не заверена (оригинал справки с печатью и подписями был отправлен по почте 11.11.09, получен адвокатами после смерти Сережи - ТР).
Судье адвокаты передали пачку документов, она их вернула – тоже не заверены. Можно предположить, что это были копии жалоб Сергея, так как он сказал: «Вот я здесь, давайте заверю». Это судья проигнорировала, продолжила вести заседание.
Сергей сидит на скамье, в руках открытая газета. Его о чем-то спрашивает судья, он отвечает: «Магнитский не участвует в этом суде».
…
Судья удаляется в свою комнату. Все встают, идут к выходу. Мама Сергея спрашивает у Сережи о чем-то. Конвойный запрещает разговаривать. Мама возражает, ведь письма не доходят. Конвоир отвечает: «Будет себя хорошо вести, все будет».
Сильченко и Буров (Олег Сильченко, следователь, который вел дело Магнитского и Александр Буров, прокурор, включены в “список Магнитского” - РС) опять остались в зале, нам это показалось странным, мы тоже вернулись в зал и долго там ждали решения, о чем говорили, не помню. Харитонов уехал, он весь день только и думал, как бы не опоздать на самолет, куда-то улетал. Меня тогда очень это удивило.
Вводят Сережу, он в бейсболке, не снимает ее. Судья зачитывает решение. По окончании Сережа заявляет, что у него есть ходатайство. Но судья Сташина уже собрала свои бумажки и, направляясь в свое укрытие, через плечо говорит: «Время ваших ходатайств истекло!»
…
Сережа передает бумагу Орешниковой (Елена Орешникова, адвокат Магнитского - РС), последний взгляд в нашу сторону. Уже повернувшись спиной, махнул рукой.
…
На улице очень холодно, ветер пронизывает, и совсем темно, машины для заключенных нет. И мы не дождавшись, когда Сережу выведут из здания, решаем уйти. Как я теперь об этом жалею.
Морг. 18 ноября
Миловидная дама – врач, наверное, спросила у нас разрешение на захоронение, у нас его еще не было. Мы пришли узнать, какие вещи и документы необходимы, и спросить о возможности проведения независимой экспертизы. Некоторые формулировки ее ответа помню точно: «Да вы что? И так взяли столько анализов, столько людей сюда понабежало, такого у нас еще не было. Что же так терзать тело? Пойду сейчас посмотрю, в каком состоянии тело, нужно ли делать бальзамирование».
Комната небольшая, темная, какие-то иконы, свечи, ленты; дама стояла за прилавочком с настольной лампой в чистом отглаженном белом халате, за ней слева дверь. Она идет к этой двери, открывает, и я вижу через большую щель в дверном проеме Сережу, вижу лицо в профиль. Он лежит большой и спокойный. Я смотрю безотрывно, запоминаю, и этот кадр у меня в памяти навсегда.
Она вышла: «Торопитесь, тело портится, у нас холодильник не работает, всего 2 градуса, а то потом…» Что «потом», я уже не помню, кажется, она говорила о возможных претензиях к ее работе.
После этих слов, у нас была одна мысль – быстрее, быстрее получить разрешение на захоронение.
Выходим на улицу, я говорю сестре, Сережиной маме, что я видела Сережу. Она в ответ: «Что же ты мне не сказала, я тоже хотела бы…»
В прокуратуре. 19 ноября
На следующее утро Сережина мама, я и адвокат Орешникова встретились в прокуратуре, мы приехали, чтобы подать просьбу о независимой экспертизе. Почему-то даже в кабинет нас не пригласили. Сначала мы ждали в каком-то «предбаннике» и потом разговаривали с молодым, очень молодым, человеком. Орешникова в руках держала бумагу с ходатайством, а он говорил: «Какой смысл проводить еще одну экспертизу, все равно ее будут делать люди из той же системы, результат будет тот же. Принимать решение о разрешении будут долго, очень долго, будут тянуть, да и быстро это невозможно, а что будет с телом?»
Так адвокат подержала в руках это ходатайство, получила разъяснения и устный отказ. Мы все это выслушали и поехали в морг оформлять документы.
Спустя две недели после смерти, как издевательство и подтверждение того, как могут «тянуть», Сережина жена получила письмо от Сильченко о том, что ее обращение на выдачу тела Магнитского было рассмотрено, однако не входит в компетенцию Следственного комитета при МВД России.
Получается – решать лечить или не лечить входит в их компетенцию, ведь 16 ноября в 17 часов 45 мин, когда Сережа был еще жив, на запрос Харитонова представить справку о состоянии здоровья Магнитского и объяснить почему Магнитского не привели на встречу с адвокатами, Сильченко ответил: «состояние здоровья Магнитского С.Л. и справка о состоянии здоровья является внутренним делом следствия».
Значит, чем он болел – не скажем, как умер – не скажем, хотя точно знаем как, но это наше дело; а вот как хоронить совсем не знаем, это нам неинтересно, свое дело мы уже сделали.
Похороны. 20 ноября
Морг – накуренная комната, в углу стоит рабочий стол сотрудников морга. Туда пришли самые близкие.
Тело было покрыто по грудь, так, что руки были закрыты. Так вообще-то не принято, Сережина мама открыла покрывало. Почему так странно выглядят руки? Смотрим, долго; неестественно подвернуты пальцы и на концах синие. (Мы думали, что он так умер, за что-то цепляясь пальцами, но оказалось это не так. На фотографиях с места происшествия руки свободно лежат на груди, пальцы не согнуты. Наверно, служители морга загнули пальцы, что бы скрыть их синие окончания - ТР).
Потом мы замечаем, что костяшки кулаков сбиты, на них синяки. Почему? Страшные догадки не складываются в слова. Надо сообщить об этом. Кому? Жена Сережи очень медленно говорит: «Надо бы сфотографировать». С собой есть только мобильники, в морге сумеречно.
Всю дорогу от морга до кладбища повторяю себе «не забыть сказать сыну, чтобы сфотографировал руки, не забыть». Он придет туда с фотоаппаратом.
Похороны проходили в полном молчании. Щелкали камеры. Мама Сергея открыла покрывало и попросила какого-то журналиста сфотографировать руки, наверно не все понимали, зачем это надо делать. Тима (Тимур Гусейнов - муж Татьяны Руденко, врач - РС) и мой брат Коля заметили раны на руке со стороны мизинца.
Люди стояли чуть в стороне, им было холодно. Служитель кладбища подошел ко мне и сказал, что уже пора, я была вынуждена сказать жене это. Она попросила подождать еще. Так мы прощались, каждый сам про себя, как долго - трудно сказать.
Когда гроб забросали землей ко мне подошел Харитонов, спросил: «А правда, что у Сережи руки были сбиты? А что же вы нам не сказали, у нас с собой фотоаппарат». Журналист, который снимал руки, дал свою визитку маме, она передала ее Харитонову тут же на кладбище, и все. Фотографий у нас нет, имени журналиста тоже. На фотографиях, сделанных моим сыном, глубокие ссадины у мизинца не вошли в кадр.
