На улицах Праги появились портреты Владимира Путина. Нет, чехи не стали поголовно поклонниками президента России, а российское посольство не проводит в чешской столице пиар-акцию "Большой Брат смотрит на тебя". Речь идет об афишах спектакля "Владимир Макбетин", премьера которого состоится в Праге на днях.

Как легко догадаться, это постановка по мотивам шекспировского "Макбета". Действие, однако, перенесено в современную Россию – точнее, в Россию близкого будущего, – а главный герой "списан" с ее нынешнего президента. Подробнее о спектакле Радио Свобода рассказал его режиссер, художественный руководитель арт-группы Spitfire Company Петр Богач.

​СПРАВКА. Spitfire Company – чешский творческий коллектив, называющий себя "экспериментальным физическим, визуальным и танцевальным театром". Постановки Spitfire – "Голос Анны Франк", One Step Before the Fall, Animal Exitus – в 2012, 2013 и 2014 годах удостоены премий ряда европейских театральных фестивалей.

– Почему именно Путин? Чем он для вас так интересен, что вы решили посвятить ему целый спектакль?

– Нынче в Европе диктаторов осталось очень мало. Так что поиски современного персонажа, соответствующего Макбету, привели меня к Путину. Правда, говорить только о Путине не совсем точно. Я старался соединить в одном образе различные черты, присущие диктаторам, – демагогию, дар манипулировать людьми и прочее. Всё это встроено в контекст шекспировской трагедии, истории Макбета. Так родился образ главного героя этого спектакля – Владимира Макбетина. Да, это, конечно, прямой отсыл к Путину…

– Да и на афишах его портрет…

– Ну да, правда, несколько видоизмененный – разрезанный и частично покрытый красной краской. Но я при работе над этим спектаклем все время помнил о том, что для меня важнее не конкретный Путин, а скорее феномен диктатора как таковой.

– Что для вас общего в истории Макбета и истории Путина?

– Я задался простым и одновременно сложным вопросом: что произойдет с Владимиром Путиным через несколько лет? Что с ним случится? То же, что с предыдущим президентом Украины? Или что-то другое? Я попытался сопоставить это с историей Макбета, но перенес действие в аэропорт, в момент, когда наш Владимир Макбетин пытается бежать из страны, поскольку его предали. Кто предал? Думаю, в реальности, если бы что-то подобное произошло, то устранение Путина было бы на совести тех людей, которые сейчас окружают его, кто ему наиболее близок. Его свита, советники, ближайшие сотрудники. Люди, у которых, как и у него самого, есть немалый опыт устранения неугодных.

​– Макдуфы, если вспомнить шекспировскую трагедию?

– Да, что-то в этом роде. Так вот, я задумался над вопросом: что делает в такой момент подобный человек? Как себя ведет? Вчера мир лежал у его ног, как это было и с Макбетом – ну хорошо, в том случае не весь мир, а королевство Шотландия, – и вдруг у него ничего не осталось! Это одиночество правителя – вот что меня интересует. Правителя, государя, тирана – называйте как угодно. Это главная тема нашей постановки.

– Получается, что Spitfire Company продолжает собственную традицию. Ведь большинство ваших предыдущих спектаклей так или иначе было посвящено кризисным или, как говорят в психологии, пограничным ситуациям, тому, как человек их переносит и какое влияние на него они оказывают. Чем в этом плане будет отличаться "Владимир Макбетин"?

– Прежде всего этот спектакль ближе к классическому театральному представлению. Раньше мы делали постановки, где преобладал танец или так называемый site-specific theatre. Этими средствами мы работали над такими темами, как бегство и беженцы, или над темой травмы, как в спектакле Animal Exitus. Во "Владимире Макбетине" больше классической драмы, больше слов. Это, естественно, связано с шекспировской "основой" спектакля. Я довольно сильно сократил "Макбета", но осталось там все же немало, половина примерно.

– А вторая половина – ваша?

– Нет, второй половины просто нет. В том смысле, что я почти ничего не досочинял, там только текст Шекспира. Я не отважился что-то вписывать. Но все остальные необходимые детали и сценические ходы я решаю средствами сценографии, хореографии, движения, жеста. Пытаюсь визуализировать весь сюжет, используя размещенные на сцене два больших видеоэкрана, которые находятся в аэропорту, где происходит действие. На них идет телетрансляция якобы происходящих событий, breaking news о том, что творится в тот момент в России, – в общем, мы создаем так называемое альтернативное будущее. И, как это ни странно прозвучит, это тоже один из способов передачи шекспировской трагедии. С точки зрения содержания во всем спектакле нет ничего, чего бы не было у Шекспира, за единственным исключением – одной речи, в которой правитель Владимир Макбетин пытается ответить на обвинения в некоем преступлении.

​– Будет ли в вашем спектакле фигура леди Макбет? Ведь, если говорить о Владимире Путине, его личная жизнь – едва ли не самая таинственная сторона его жизни в целом. Ну да, известно, что он был женат, развелся, что у него две дочери, но всё остальное тщательно скрыто от глаз широкой публики – одни слухи, ничего больше. Как с этой темой работали вы?

– Леди Макбет там есть и даже является во многом движущей силой событий – так же, как у Шекспира. Для меня важна тема манипуляции как на уровне политическом и пропагандистском, так и на уровне личном, даже сексуальном. А также на уровне рекламном – отсюда рекламные баннеры, которые являются существенной частью действия. Мне интересно именно это: как люди влияют друг на друга, манипулируют друг другом, и как в конце концов правители, сильные мира сего сами оказываются под влиянием, в плену контекста, в котором существуют, в том числе в плену собственных страхов. Мне какое-то время назад попалась на глаза статья, кажется, в британской газете Guardian, где утверждалось, что Владимир Путин, куда бы ни приехал, не ест ничего "чужого". На любом саммите или международной встрече, на любом банкете, с Обамой или Меркель, – не ест ничего, кроме привезенного с собой. Это был для меня как режиссера отличный импульс: попробовать разобраться и показать, чего может бояться такой человек. Проанализировать феномен страха, которым охвачены те, кто стоит на вершине власти.

​– Вы не опасаетесь того, что ваш спектакль, как в определенной мере и шекспировский "Макбет", окажется несколько дидактическим, назидательным: вот преступление – а вот и неминуемое наказание?

– Надеюсь, что нет. Я и "Макбета" не воспринимаю только как историю преступления и наказания. В фигуре Макбета меня интересует подчинение соблазну власти. Это ведь на разных уровнях происходит и в нашей повседневной жизни. И другая вещь, которая для меня важна, – это влияние пропаганды, которая валится на нас со всех сторон. Я не говорю сейчас именно о российской пропаганде, или западной, или какой-то еще – она везде. Достаточно взять несколько информационных материалов из разных источников на одну и ту же тему – и вы убедитесь в том, насколько трудно нынче, сопоставляя эти источники, понять, где же все-таки правда. Найти ее становится почти невозможным. Если вы это осознаёте, то попадаете в своего рода вакуум, потому что перестаете верить тому, что слышите и читаете. Это очень странное состояние, и это одна из причин, по которым я перенес макбетовский сюжет в Россию: думаю, именно там это сейчас проявляется наиболее очевидно.

– "Макбет" – это еще и тема судьбы, рока. Его там олицетворяют фигуры трех ведьм с их пророчествами. В вашей интерпретации истории Путина-Макбетина судьба тоже присутствует? Или для вас важнее момент выбора, который делает политик-правитель: идти на беззаконие или нет, начинать войну или не начинать и так далее?

– У меня это скорее ретроспекция, взгляд в прошлое. Макбетин приезжает в аэропорт, когда бежит из своей страны. У него уже всё в прошлом – все важнейшие действия и главные преступления, и теперь у него есть возможность их осмыслить и оценить. Но судьба тоже не дремлет: в определенный момент он получает известие о том, что самолет задерживается, и эта информация становится для него в той ситуации, в которой он находится, своего рода гласом судьбы – или, если хотите, голосами ведьм из "Макбета". Есть там, кстати, и еще один момент: на одном из экранов идет клип с девушкой, это реклама нижнего белья, но если взглянуть на экран под несколько другим углом, то там появляется надпись United Witches ("Объединенные ведьмы"; очевидно, отсыл к известному рекламному циклу United Colors of Benetton. – РС). Так что ведьмы и у нас не дремлют. Тем самым я пытаюсь играть и со зрителем, комбинировать два уровня реальности – то, что видит главный герой и леди Макбет(ина), и то, что видит зритель. Где граница между ними? И где – вот еще один уровень – граница между сознанием и подсознанием? То, что наш Макбетин не чувствует себя ни в чем виновным, не означает, что "ведьмы" судьбы его не преследуют. Его раздирает конфликт между сознанием и подсознанием, доводя до определенной формы безумия. И это то самое пограничное состояние, о котором вы упомянули раньше и которое меня занимает больше всего.

​– Вы не боитесь, что политическая актуальность спектакля повредит ему именно как спектаклю? То есть зрители будут смотреть на "Макбетина" просто как на антипутинский памфлет?

– Да, я эту опасность сознавал с самого начала. Это сознательный риск. С другой стороны, "Макбетов" было много, в такой же актуализации – ни одного. То, что делает Spitfire, – это как раз актуализация "вечных" историй, неустанная оценка и переоценка уже известного с помощью того, что происходит сейчас. В этом смысле события последних двух лет, связанные с Россией и Украиной, очень важны, потому что они повлияли на многое и многих, в том числе здесь, в Центральной Европе. И будут влиять и дальше. Поэтому важно, как мне кажется, осмыслить происходящее средствами искусства. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы спектакль выглядел пропагандистски. На актуальное искусство всегда можно посмотреть как на вид пропаганды, но это лишь угол зрения. Я – театральный человек, я ищу театральную историю. Актуализация "Макбета" – это еще и напоминание о том вечном, что в нем есть и что позволило этой трагедии пережить столько веков. Ну, а получилось у нас или нет – не мне судить.

​– Представьте себе, что на "Макбетина" придет русский зритель – в Праге немало россиян, и приезжих, и живущих постоянно, – у которого на Путина другой, более позитивный взгляд. Ваш спектакль его переубедит? Или, по меньшей мере, заставит задуматься?

– Я был бы этому рад. У меня самого есть несколько знакомых русских и украинцев, живущих в Праге. И я знаю, насколько это болезненный вопрос. Мы много разговаривали на эту тему, и, кажется, пока разница в позициях тех, кто за, и тех, кто против, – почти как на войне у солдат, сидящих друг против друга в окопах. Я, собственно, не хочу никого ни в чем убеждать или "распропагандировать". Я хочу лишь показать ужас и одиночество людей власти. Ведь эти люди действительно одиноки, – говорит чешский режиссер Петр Богач, автор постановки "Владимир Макбетин".