Ссылки для упрощенного доступа

Право на профессиональную армию. Специальная рубрика Людмилы Алексеевой


Ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова
Ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова

Марьяна Торочешникова: Право на профессиональную армию – такова тема сегодняшней передачи, которая посвящена во многом началу военного призыва. В России 1 апреля начался весенний призыв на военную службу, и этот призыв отличается от предыдущих. Во-первых, тем, что практически во всех регионах России увеличен наряд на призыв в связи с тем, что срок службы в армии сокращен до 1 года. Во-вторых, средства массовой информации распространили сообщения о том, что в этот раз впервые за последние несколько лет в армию попадут люди с криминальным прошлым. Так, например, разрешено призывать в армию ранее судимых молодых людей, имеющих условные сроки и погасивших судимость. Некоторые правозащитники уже высказали свои опасения на этот счет.

Наш гость в студии Радио Свобода – ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова.

Валентина Мельникова: Абсолютно никаких нет оснований для паники или удивления, потому что 23-я статья Закона о воинской обязанности не разрешает призывать тех, кто находится под следствием по уголовному делу или кто отбывает наказание, или у кого судимость не погашена. А дальше, по российскому законодательству, человек считается несудимым, и противоречий в этом нет с призывом. Другое дело, что если они отбывали наказание в тюрьме, то, конечно, здоровье у них подорвано, потому что российские тюрьмы – это не то место, где у людей улучшается здоровье. Они просто не годны по здоровью. Но никаких ограничений после погашения судимости, естественно, нет, их призывали.

И абсолютно не эти ребята являются причинами преступлений в войсках. Сколько приходит к нам тяжелых историй по побоям, по издевательствам – ну, может быть, на 2-3 тысячи случае бывает, что виновен парень, когда-то осужденный за кражу или за что-то, но, как правило, это обычные ребята, у которых ни судимости, ничего не было. Опасаться, безусловно, родителям призывников надо, но угроза исходит не от каких-то там отдельных ребят с погашенными судимостями, а от самой системы призывной, армейской. 30 процентов жалоб на издевательства и побои – это жалобы на офицеров, на командиров. Там периодически прапорщики возникают. Солдаты тоже, конечно, бывает, издеваются, но, как правило, все равно это с благословения или с такого хладнокровного отношения к преступности к воинской части со стороны офицеров, командиров. Ведь офицеры, которые заканчиваются военные училища, они тоже четыре года живут в казарме, и офицерские казармы, училищные, они по своим взаимоотношениям ничуть не лучше воинской части. Молодые люди привыкают, что это безобразие – это норма жизни.

Марьяна Торочешникова: И потом практически, получается, никак не препятствуют тому, чтобы такие проявления встречались в армии.

Валентина Мельникова: Напоминаю, что такое призывник? Это человек, который не имеет никаких прав. Когда солдат служит по контракту, он по своим правам таким как бы, социальным и человеческим, практический такой же, как и офицер. У него нормированный рабочий день, он получает зарплату, у него есть служебные обязанности, у него есть выходные, у него есть свобода выхода за пределы воинской части в свободное время. Солдат, призывник, он же хуже заключенного. У призывников, которые годовички, у них даже отняли право на отпуск. Они служат 12 месяцев без отпуска, просто из Закон о статусе военнослужащих взяли и вычеркнули отпуск – не положено. Хотя по нашему Трудовому кодексу 11 месяцев человек работает, а 12-ый месяц у него отпуск. Вот именно потому, что солдаты по призыву в России – это люди, ну, четвертого сорта, будем говорить (сначала старшие офицеры, потом младшие, потом прапорщики, потом профессиональные солдаты и сержанты, а потом уже где-то там призывник, в самом низу), именно поэтому так с ними обращаются.

Вот у меня сейчас жалоба, свеженькая. Звонил сегодня солдат, его не хотят направить в госпиталь. Его и призвали-то с массой заболеваний, потом его там с третьего этажа выкинули, у него была травма год назад, и сейчас у него, конечно, одно на другое наслоилось, ему нужно просто оказать медицинскую помощь. Военные врачи совершают преступление – отказывают в оказании необходимой помощи. Парень много раз лежал в своем госпитале внутренних войск, тем не менее, его и не уволили, и сейчас не лечат.

Марьяна Торочешникова: А чем объясняют военные врачи?

Валентина Мельникова: Военный врач говорит: "Ты здоров, а служить не хочешь!" Вот это безобразие, которое я слышу от военных врачей, вызывает во мне чувство ярости! Потому что есть закон, и военный врач такой же врач, как и все остальные. Причем в госпитале военном врачи нормальные, а вот те как бы мелкие клерки, которые находятся при самих войсковых частях, они почему-то считают, что они вправе решать, жить солдату или умереть от болезни.

Марьяна Торочешникова: Но вообще, солдат, призывников особенно, которые пытаются обратить внимание на свое состояние здоровья, называют чуть ли не вероотступниками. Они – те, кто желает откосить.

Валентина Мельникова: Как их называет, меня совершенно не волнует! Есть объективные медицинские показания. Я напомню эту страшную историю с мальчиком Романом Рудаковым, которому не оказали помощь, и который в результате умер от того, что просто человеку сделали такую операцию из-за запущенности, после которой у нег не было просто шансов на жизнь. Если бы ему оказали медицинскую помощь в первые трое суток, мальчик бы спокойно жил и сейчас бы радовался жизни. Смертность от, например, прободной язвы в войсках в несколько сот раз выше, чем в гражданское жизни. Потому что в госпитале, да, там человека спасут, если смогут, но все зависит от того, насколько быстро его туда доставили. Стандартная травма нашей призывной армии – это разрыв селезенки, потому что бьют специально по этому нежному органу. Я думаю, что там кто-то кого-то учит, не знаю. Если сразу не отправить человека на операцию, то он просто умирает от потери крови и от перитонита. И не всегда сразу отправляют.

Марьяна Торочешникова: В этой ситуации люди, военные чиновники, от которых зависит, можно ли что-то изменить в лучшую сторону, оказываются тоже не в самом лицеприятном виде. Поскольку вот свежие два примера. Буквально в конце марта было вынесено сразу два приговора в разных судах, гарнизонных российских, один в Хабаровском гарнизонном военном суде, а другой – в Абаканском военном гарнизонном суде. Вот в Хабаровском суде 27 марта был признан виновным в превышении должностных полномочий заместитель командира по воспитательной работе военной части Геннадий Прохоров, который фактически сдал в рабство солдата-срочника Александра Зиборова. А в Абаканском гарнизонном военном суде получил полтора года условно с лишением права занимать некоторые должности на государственной службе тоже военнослужащий, который сдавал в аренду местным коммерсантам солдат, при этом солдаты никаких денег не получали, и из-за незаконных действий офицера во время строительных работ два человека пострадали, на них упал шифер, и один рядовой получил тяжелую черепно-мозговую травму и ушиб головного мозга. То есть получается, что офицеры фактически способствуют тому, так или иначе, потому что я просто не знаю, как это по-другому объяснить, чтобы сокращать численность призывников в армии путем их уничтожения, как это цинично ни выглядит.

Валентина Мельникова: Да, история абаканская, она немножко другая. Там и всплыло это дело именно потому, что ребята пострадали. Я знаю, что многие годы во многих воинских частях совершенно безнаказанно командиры разного уровня вот так вот отдавали своих солдат. Вот сейчас есть истории очередная по Владикавказу, где выявлены тоже офицеры, которые продавали своих солдат. Это, на самом деле, продажа в рабство. И таких офицеров надо судить не по статье "Превышение полномочий", а "Торговля людьми", на самом деле. История с майором Прохоровым вообще чудовищная, потому что он оказался только исполнительным звеном в такой интересной цепочке, какая-то фотографическая мафия в воинских частях.

Марьяна Торочешникова: Вы расскажите поподробнее вот эту историю, потому что она не так широко освещалась в средствах массой информации российских.

Валентина Мельникова: Да, там, на самом деле, трудно поверить, но товарищ майор отвез военнослужащего Зиборова к фотографу, который фотографировал новобранцев по воинским частям, а потом рассылал эти фотографии родственникам. Родственники были довольны наложенным платежом получить, оплатить или на счет перевести, и там тоже очень интересная история.

Марьяна Торочешникова: Но это лицеприятные фотографии?

Валентина Мельникова: Трудно сказать. Там цены…

Марьяна Торочешникова: Речь о вовлечении в порнографию не идет?

Валентина Мельникова: Ничего не знаем, сейчас над этим господином фотографом, господином Лаптевым, тоже идет суд в Хабаровске. И сейчас там будут выяснять, что это за птица такая, и почему он считал, что никто не может его за это наказать. Солдаты жили у него в квартире, они выполняли всякие работы. Военнослужащий должен быть на своем служебном месте, он не может жить в квартире у фотографа!

И на самом деле, разговор о том, зачем 305 тысяч призывать, после моего сегодняшнего разговора с коллегой из Хабаровска навел меня на мысль: может быть, для того чтобы этот фотобизнес поддержать? Я тут прикинула, значит, себестоимость вот эти фотографий, которые есть, ну, не себестоимость, а если их через мастерскую делать, где-то около 200 рублей, ну, даже дешевле, говорят, в Хабаровске. А товарищи фотографы с родителей требуют по 1,5 тысячи рублей. И если мы умножим это на количество призываемых, то у нас получится 450 миллионов рублей. Совсем неплохая цифра, каждый призывник… ну, вот так заставляют его писать заявление, подделывают сумму, которая подписывается, и дальше родителям уже посылают грозное письмо, что оплатите, а то мы через суд будем взыскивать. Очень любопытная история. Мы сейчас вот должна разослать по своим регионам письмо с просьбой, чтобы у всех родителей солдат теперь спрашивали: "Получал ли ты фотографии, по какой цене и вообще как все это было.

А по поводу продажи солдат в рабство, ведь в 2005 году был 428-ой Приказ министра обороны Сергея Иванова – запрет использовать военнослужащих на работах, не связанных с военной службой.

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, но вы же, наверное, как никто другой, знаете, как в России очень часто относятся не только к приказам начальников, но даже и к законам.

Валентина Мельникова: Да, но зачем мы тогда слушаем разговоры наших замполитов высокого ранга, читаем "Красную звезду", которая там путеводитель по призыву, где написано, что все хорошо, и давайте все 300 тысяч ломанитесь в армию.

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, я хочу просто вернуться к этой хабаровской истории. С вашей точки зрения, вот этот вот майор, который, собственной, фактически и передал в рабство солдата Александра Зиборова, приговорен к реальному сроку лишения свободы. С вашей точки зрения, это означает, что произошли какие-то подвижки в сознании начальства или в сознании судей, которые, наконец, стали назначать реальные сроки лишения свободы?

Валентина Мельникова: Эта история очень тяжелая. Потому что с трудом добились мы все вместе, и хабаровский комитет, и мы, чтобы уголовное дело все-таки было возбуждено. Прокуратура сработала, потому что каждый отказ возбудить уголовное дело и на Лаптева, и на Прохорова каждый раз оспаривался Военной прокуратурой. Я думаю, что тут, конечно, она подействовала. Кроме того, я думаю, что последней каплей было то, что у Лаптева обнаружили всякие фальшивые документы. Это уже действовали другие структуры, и я думаю, что как раз их вмешательство и помогло этому уголовному делу дойти до суда.

Марьяна Торочешникова: Но вот, кстати, в этом Абаканском военном гарнизонном суде, где тоже бы вынесен приговор по похожему, что и в Хабаровске, делу, и Сергей Малинин, майор, был приговорен к полутора годам условно с лишением права занимать некоторые должности на государственно службе в течение года, вот этот приговор намеревается обжаловать Военная прокуратура. Насколько я понимаю, поскольку они недовольны столь мягким приговором. То есть все-таки вот для меня это выглядит как сигнал со стороны правоохранительных органов, которые намерены как-то действительно с этим бороться. Или это опять же показательные какие-то вещи? Я хочу услышать мнение на этот счет от вас, Валентина Дмитриевна.

Марьяна Торочешникова: Наша Главная Военная прокуратура, пожалуй, наиболее продвинутая часть нашего военного сообщества с точки зрения прав человека. И они лучше ориентируются в законодательстве, они понимают, что если преступление есть, за него должно быть наказание. Осложняет ситуацию вот это разделение на Следственный комитет и прокуратуру. Потому что следовали молодые совершенно, так сказать, неопытные, и намного понятнее следователю молодому, когда это солдат по контракту, - он все-таки чувствует, что это ровня. А солдат по призыву, ну, не хочет служить, ушел, потому что соскучился по маме. Вот эти стандартные обвинительные заключения, которые я вижу 20 лет, которые были придуманы еще чуть ли не в 1956 году, протокол стандартный, причины ухода из части – ну, это смешно просто. Ну, что же, ребята, совсем… Видно, что человек ничего не делал.

Марьяна Торочешникова: Ну, вот это нас лишний раз просто наводит на мысль, которую уже много раз и вы озвучивали, в том числе, о необходимости создания в России все-таки профессиональной армии, в которой будут служить те люди, которые действительно хотят посвятить себя этому делу.

Валентина Мельникова: Да, это миссия нашей организации – добиваться добровольной профессиональной военной службы. Ну, у нас в России всегда шаг вперед – два шага назад. Была с 2003 года Федеральная целевая программа перехода воинских частей постоянной боеготовности на службу по контракту, закончили, завершили, а теперь пошел откат обратно, начинают говорить, что нет денег, солдаты не хотят служить по контракту. Неправда! Все ребята, солдаты по контракту говорят: "Я бы и второй контракт служил, если бы деньги не отнимали, если бы все было нормально". Ну, есть у них, конечно, и житейские всякие истории, кто-то хочет учиться, кто-то хочет жениться, у кого-то еще какие-то планы. Но, во всяком случае. Даже те ребята, которые под нажимом идут на контракт, под угрозами или посулами, они бы тоже служили по контракту свои три года, если их не бьют, если деньги не отнимают, если намеренно не держат в нечеловеческих условиях. Как вот этот "бегунок" наш, грузинский, Саша Глухов, ну, не может человек жить в таких условиях, я понимаю. У нас ребята жалуются, и десантники…

Марьяна Торочешникова: Но он же теперь политическая фигура, такая пешка в большой политической игре.

Валентина Мельникова: Ой, это такая стандартная история! У нас за границу регулярно уходят ребята, и никто никаких политических дел не делает. У нас даже бывают трагедии, у нас несколько лет назад финские полицейские застрелили мальчишечку-солдата.

Марьяна Торочешникова: При пересечении границы?

Валентина Мельникова: Да. Мы ужасно тогда были обижены на них. Поэтому ничего особенного. Уходят ребята и с Тоцкого полигона, потому что их там гноят тоже в этих палатках под дождем. И из-под Рязани у нас ребята прибегали, и родители приезжали, показывали сапоги, сгрызенные крысами тоже на полигоне. Ведь сейчас вполне возможно даже в полевых условиях организовать нормальный быт. Ребята молодые, здоровые, им ничего особенного не надо. Ну, обычной еды, обычной воды, возможность постирать и помыться – ничего больше. Я опять же повторяю историю, которая два года назад была у меня. Мы приехали в воинскую часть в Ингушетии постоянной боеготовности. Ребята были, несколько человек, которые заключили контракт после службы по призыву. Я говорю: "Скажите, ребята, вот по сравнению со службой по призыву вот что вам кажется лучше?" И все они сказали: "Можно мыться и стирать, когда хочешь". Потому что у них нормальные кубрики, есть горячая вода и вообще все прекрасно. Простые вещи человеческие! Почему-то нашим генералам это в голову не приходит. И начинают вокруг Глухова разводить какие-то антимонии. Наши виноваты! Не надо было эти глупости говорить. Куда он мог уйти с территории Грузии? Только в Грузию!

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, на самом деле, вот этот разговор, который вы начали, о необходимости создания элементарных человеческих условий в армии для призывников и для служащих по контракту, он, в принципе, неизбежно выведет к разговору о коррупции. Поскольку ведь известно, что деньги выделяются очень часто, другое дело, что они не доходят почему-то до места назначения, а где-то оседают по дороге, по разным карманам разных военных чиновников и гражданских.

Валентина Мельникова: Марьяна, подошли к самому политическому месту нашего разговора. Вот когда Владимир Владимирович Путин назначал Сердюкова министром обороны, он имел в виду и такую вещь: тот, человек опытный, возглавлявший налоговую службу, сможет проследить, чтобы вот эти деньги, минимальное их количество утекало по чужим карманам. И сейчас все же слышат, что идет такая борьба с министром: вот, он такой-сякой, он что-то придумал… Очень показательно! Потому что в основном претензии, конечно, со стороны тех высших офицеров, которые привыкли безнаказанно распоряжаться этими средствами.

Марьяна Торочешникова: Государственным имуществом как своим. И государственными людьми как своими. Хотя вообще странно называть призывников государственными людьми, поскольку это тоже как-то не вполне корректно.

Валентина Мельникова: Ну, как только он принял присягу, естественно, он солдат, и на 12 месяцев, извини, сынок, ты принадлежишь родине. Но родина должна обращаться со своим солдатом по-человечески. Ведь вот эти мальчишечки, которых бросили в Южную Осетию, которые попали вот в эти страшные бомбежки, обстрелы Цхинвали, ведь они нормальные мальчики, они смогли там воевать. Мы сейчас с ними встречаемся, они приходят к нам, вот эти уволенные призывники, участники войны с Грузией, они нормальные, хорошие мальчики. Но ведь и их тоже оскорбили. По постановлению правительства, они должны были получать свои командировочные, это даже не боевые, это просто командировочные деньги.

Марьяна Торочешникова: За поездку в Осетию.

Валентина Мельникова: Да, за то, что они из своей части были направлены в зону боевых действий. И очень мало кому выплатили эти деньги. Это такое свинство!

Марьяна Торочешникова: То есть им теперь придется обращаться в суды и получать их через суд.

Валентина Мельникова: Да, ребята обратились в суды, сейчас мы постарались вместе с Главной военной прокуратурой попробовать сделать это через прокуратуру. Но в любом случае президенту мы направили письмо о необходимости обязательно выплатить то, что им было положено, и офицерам, и солдатам, по крайней мере, до 25 февраля, потому что там еще и отняли у них задним числом, что вообще ни в какие ворота не лезет. И кроме того, все эти военнослужащие, которые действительно реально воевали, и весь мир видел эту войну, они даже у нас не являются ветеранами боевых действий после увольнения. Потому что до сих пор ни наша Дума, ни наш Совет Федерации, ни наш президент, никто не удосужился включить в закон о ветеранах территорию, где были боевые действия, и время, вот эту пятидневную войну. У нас такой закон – закрытый: подвели черту под последней войной – и все, на новую войну нужны новые поправки. Хотя мы и Медведеву отправили прямо готовый законопроект, что нужно внести, направили Миронову, но пока никого это особо не волнует.

Марьяна Торочешникова: Реакции пока нет.

Валентина Мельникова: Да. Придется Медведева совету, который возглавляет Элла Александровна Панфилова, лично еще раз просить, чтобы ускорили эту поправку. Потому что я считаю, что это несправедливо. Понимаете, это отношение к своим солдатам и офицерам, действительно, как к пушечному мясу. Мне недавно напомнил полковник десантных войск, что ветеранами не являются те, кто воевали в 1992 году в Абхазии и в Южной Осетии, ветеранами не являются те, кто были в Югославии. Это неправильно. Весь мир знает, что они участвовали в боевых действиях, а для России они не являются ветеранами.

Марьяна Торочешникова: Видимо, кто-то в правительстве или в Государственной Думе считает, что нечего тратить из бюджета лишние деньги.

Валентина Мельникова: Да, бюджет разорится, если мальчики будут бесплатно ездить на городском транспорте и будут получать свои 600 рублей в месяц.

Марьяна Торочешникова: Мы говорили о том, что призывники, которые участвовали в боевых действиях на территории Южной Осетии летом прошлого года, не получают никаких за это компенсаций. Они не признаны ветеранами военных действий, они не получили свои комнадировочные за то, что были туда отправлены, не говоря уже о боевых. Но меня в этой связи интересует, а как вообще могло произойти такое, как вообще могло случиться, что призывников, а не профессиональных военнослужащих, отправили воевать, отправили фактически в горячую точку, что категорически запрещено действующим в России законодательством?

Валентина Мельникова: Нет, российское законодательство запрещает направлять солдат по призыву за границы России.

Марьяна Торочешникова: Да, но формально Южная Осетия с точки зрения большей части мирового сообщества - это часть Грузии. С точки зрения России Южная Осетия - это независимое государство. Но в любом случае получается, что призывники отправляются за границу.

Валентина Мельникова: За границу, конечно. На самом деле, история с пятидневной войной России и Грузии, она очень показательна. Россия опять оказалась не готова к войне, российские начальники опять не слышали докладов своих разведчиков. Ведь всем было понятно, что грузины стягивают на высотки к Цхинвали тяжелую артиллерию, что они будут стрелять по Цхинвали. Значит, надо было что-то делать! А все сидели и ждали. Так же вели себя европейцы, у которых там были наблюдатели, так же вели себя американцы. В общем, все решили, что как-нибудь обойдется. И понятно, что когда действительно начались обстрелы Цхинвали, и там остались миротворцы, у которых нет возможности защищаться самим, естественно, командование Северокавказского округа просто на выручку послало те экипажи, те машины, которые были готовы к такому походу.

Марьяна Торочешникова: Которые были под рукой фактически.

Валентина Мельникова: Да, те, кто были готовы. А экипажи, конечно, смешанные, там были учения в это время, там тоже ребята по призыву были, на учениях. Ну, как в 1941 году, как в 1812-м, когда Наполеон нечаянно пересек Березину. Мы всегда не готовы. Я считаю, что людей, которые допустили эту войну, кто бы они ни были, европейские структуры, российские, грузинские, действительно надо судить. Потому что подготовка была, она была видна всем. Но теперь, после того, как ребята уже там воевали, значит, необходимо просто восстановить справедливость.

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, а вообще проводятся ли сейчас, известно ли вам об этом, какие-то, может быть, прокурорские проверки относительно законности вот приказов руководства Северокавказского военного округа о направлении в Южную Осетию в составе боевых экипажей, в том числе, и служащих по призыву.

Валентина Мельникова: По боевым приказам - я не знаю, но когда мы сообщили в Главную военную прокуратуру, что там находятся призывники, это уже было где-то в сентябре-октябре, их не хотели увольнять и не могли вывести. Всех, кто там подлежал увольнению, по представлению Военной прокуратуры всех уволили и вывезли. Но сейчас начинаются маленькие хитрости. Военная печать пытается убедить всех, что в Абхазии и Южной Осетии у России есть военные базы, а на военную базу, поскольку это считается территорией России, можно направлять призывников, не запрещено.

Марьяна Торочешникова: Казуистика.

Валентина Мельникова: Но у нас нет баз сейчас ни в Абхазии, ни в Южной Осетии, нет военного договора о том, каков статус военнослужащих российских на этих территориях. Какова у них правосубъектность. Вот если солдат ушел из расположения воинской части, например, в Абхазии и ограбил чей-то дом, кто будет его судить, где он будет отбывать наказание? Или, наоборот, южноосетинские парни избили российских солдат - кто будет судить, кто будет отвечать, где и что? А у нас получается, что эти воины, которые у нас сейчас находятся на территории Абхазии и Южной Осетии, они юридически там не находятся.

Марьяна Торочешникова: В подвешенном состоянии фактически люди.

Валентина Мельникова: Они не находятся там юридически, их нет.

Марьяна Торочешникова: Не дай бог, что-то случится...

Валентина Мельникова: И я не знаю, что им будут писать в военных билетах при увольнении, я не знаю, что будет написано у офицеров в послужных документах. Они никто, звать их никак. И мы опять же отправили поэтому Медведеву уже давно свое письмо, в котором просим установить статус войск, и снова будем, наверное, передавать ему лично, потому что это необходимо. Люди не знают, кто они. Вот начались игры с офицерами, куда-то их выводят, куда-то за штат, куда-то в другие воинские части. Это все недопустимо.

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, я хочу вернуться к тому разговору, с чего мы начинали, а именно - вот к этому призыву, который в России стартовал 1 апреля. Сейчас известно, что молодые люди призываются для службы в армии сроком на 1 год. И в этой связи просто заметно идет такая активная пропаганда со стороны военных ведомств, многие центральные средства массовой информации, телевизионные каналы, в частности, рассказывают людям о том, что, видите, как хорошо, всего 12 месяцев - можно исполнить свой гражданский конституционный долг, отслужить в армии. Зачем вам, молодые люди, "косить", как это называется, зачем вам ссылаться на здоровье, вот идите, 12 месяцев послужите и не мучайте ни нас, ни себя вот этими перебежками. На этой волне многие родители, я так полагаю, могли просто впечатлиться и подумать, что действительно, зачем мучиться, ходить, еще где-то будут взятки вымогать, ходить по этим медицинским комиссиям, военным комиссиям, почему бы ни отправить, действительно, ребенка? Ну, всего год, казалось бы. Вот с вашей точки зрения, насколько оправдана эта позиция родителей - ну, уж отдать на 12 месяцев в армию государству, чтобы не было каких-то больших проблем, которые растянутся до 28 лет?

Валентина Мельникова: У нас 15 лет уже служат год те, кто заканчивает высшие учебные заведения. Если он рядовой, он идет и шел на год, и ни одному солдату это еще не помогло. Потому что если человек попадает в непригодную для службы воинскую часть, то там он может остаться инвалидом, калекой или погибнуть в течение недели, месяца, двух, по всякому бывает. И голодом морят, и всякое. Но самое главное, если человек не может по здоровью нести обязанности военной службы, он по закону не может быть в воинской части. Что было в осенний призыв? Накидали туда ребят много - и пошли возвраты. Вот хорошо, сейчас офицеры понимают, может быть, война показала, что и тебя тоже, и твое подразделение тоже могут кинуть на войну. Тут же, при первом же медосвидетельствовании быстренько отправили всех, у кого были подозрения на тяжелые заболевания, в госпитали. И пошли увольнения. То есть парень приехал на другой конце нашей великой родины.

Марьяна Торочешникова: За бюджетные средства.

Валентина Мельникова: Его обули, одели, отвезли. Потом его поместили в госпиталь. Я несколько дней назад смотрела в глаза нашему начальницу Центральной военно-врачебной комиссии и говорила, что я с ужасом думаю, сколько сейчас стоит день в госпитале. Иногда приходится платить и страховку, и возвращать снова. Сумасшедшие деньги, просто сумасшедшие! Для чего? Для того чтобы военный комиссар и члены призывной комиссии получили свою премию от муниципалитета. Если человек готов служить, если у него есть здоровье - дайте ему возможность служить как профессионалу, три года, четыре года, пять лет, не знаю. И пожалуйста, ради бога, он приходит, у него те же полгода учебы, а дальше он служит и знает, что у него все впереди. Не будет это дороже, чем то, что сейчас происходит. Потому что я считаю, что это просто сжигание человеческих ресурсов и, конечно, денежных.

Марьяна Торочешникова: Ну, так, а что делать сейчас родителям, в этой ситуации? Стоит ли вестись на эту пропаганду, на вот эти все уговоры на 12-месячную военную службу их детей или нет?

Валентина Мельникова: На самом деле, ребята должны понимать сами: если ты по закону можешь быть в армии и готов - ты идешь на военную службу. А может, он через полгода контракт заключит, может, он захочет и дальше служить. Если же ты не в состоянии проходить службу, закон говорит, что ты не можешь там быть, значит, тебе там делать нечего. Потому что такие ребята становятся обузой и сослуживцам, потому что они тормозят все, и командирам, потому что у него вроде солдат есть, а вроде он все время в госпитале, и себе, потому что он чувствует, что его все клюют, шпыняют и пинают. Зачем это нужно? Сегодня позвонила маманя, у нее у сына два ребенка, и мальчик призыву не подлежит, просто не подлежит и все. "Вот, нам сказали, что теперь на работу будут брать, только если отслужил в армии". Ну, что же в любую "дезу" у нас так охотно верят? "Я хочу, чтобы он пошел". Я ей говорю: "А дети маленькие твоего сына, внуки твои хотят остаться без отца или с отцом-инвалидом?"

Марьяна Торочешникова: А кто вообще распространяют подобную информацию о том, что если не служил в армии, значит, тебя не примут на работу, если не заплатил вовремя какие-то долги, какие-то налоги, то тебя отправят в армию? Тогда армия воспринимаются не как, собственно, гражданский долг и конституционный, а как наказание.

Валентина Мельникова: Такие слухи распространяют люди, которым это выгодно, которые на этом наживаются. Естественно, конечно, это и вся система военкоматов, это, конечно, и журналисты, которые по заказу тоже это дело повторяют. Но это и наши сограждане, которые ведут себя, как будто живут исключительно на коммунальной кухне: одна гражданка сказала, все поверили и побежали это быстро делать. Я говорю, сейчас читать все умеют, откройте закон о воинской обязанности - там все написано черным по белому, русским языком, очень коротко, кто может, что может. И самое главное, не надо никому ничего платить. Потому что человек в состоянии сам разобраться, сам представить свои медицинские документы, которые реально существуют, объяснять врачам, военному комиссару, председателю призывной комиссии, где про него написано, в каком постановлении, в каком законе, и все. Если же они не поймут, у нас есть районный суд.

Марьяна Торочешникова: А если самим призывникам или их родителям что-то непонятно, в конце концов, я так понимаю, во всех российских регионах существуют Комитеты солдатских матерей, куда можно...

Валентина Мельникова: И Комитет солдатских матерей, и Военная прокуратура - сейчас по всем гарнизонам и дежурства, и "горячие линии", звоните прокурорам. Не нравится - жалуйтесь на военкомов, все будет нормально. Но на самом деле надо понимать, что все-таки нужно ответственно делать все, в том числе и относиться к призыву на военную службу. Военная служба - это работа, и если человек не может эту работу выполнять, не надо его туда совать насильно.

Марьяна Торочешникова: Ну, в конце концов, мы ведь имеем право на профессиональную армию, на то, чтобы российская армия была действительно лучшей армией в мире.

Валентина Мельникова: Конечно. И я говорю всем офицерам, вот в эти дни у нас несколько встреч было, и я говорю, что меня не волнуют ваши планы по призыву, потому что я знаю, что они неправильные. Потому что считаются годными по здоровью те ребята, которые, например, проходят учебу. Вот они сейчас получают диплом, формально по списку военкома он годен по здоровью, а на самом деле в его документам, в том числе и в личном деле, давным-давно лежат медицинские документы, по которым он давно должен был быть освобожден от призыва. После наших многоразовых требований в прошлом году проводилась комиссия силами Центральной военно-врачебной комиссии, и они назвали это очень хорошо: "искусственное завышение категорий годности призывного контингента". То есть по бумагам этих людей можно призывать, а фактически нет. Потому что ведь военком сам свой план формирует, он же подает данные, сколько он может призвать на следующий год. Я уже не говорю, что есть обманутые с отсрочками по родителям-инвалидам, есть те, у кого и оформлены отсрочки по учебе. Поэтому лукавые военные комиссариаты очень лукаво подают цифры наверх. А наши простодушные генералы в генштабе простодушно им верят. На самом деле, реальность совершенно другая, с этой реальностью я встречаюсь каждую неделю, когда провожу собрания для призывников.

Марьяна Торочешникова: Валентина Дмитриевна, а какой смысл набирать такое количество людей в армию, брать туда, в том числе, и людей, заведомо не годных к службе в этой армии, для чего? Ведь должен же быть какой-то высший смысл в этом?

Валентина Мельникова: А отпилить кусочек военного бюджета. А сохранить свою должность. А всякое разное еще. Эти действия военных, они нерациональные, у них есть какая-то такая психопатическая составляющая. И вопрос, наверное, не к правозащитникам, а вопрос, наверное, к психоаналитикам. Нужно создавать другую армию, нужно проводить сверху донизу изменения...

Марьяна Торочешникова: То есть работать не для количества, а для качества.

Валентина Мельникова: Да, для того чтобы это действительно было современно. В какой-то момент было это слово "модернизация", и каждый раз наши политические руководители пасуют перед вот этой вот консервативной и агрессивной составляющей нашего военного руководства.

Марьяна Торочешникова: В заключение я просто хочу поинтересоваться практикой работы Комитетов солдатских матерей. В частности, скажите, в связи с сокращением (с чего мы начинали) срока службы в армии по призыву стало ли больше или меньше так называемых "бегунков", стало ли больше ли меньше обращений к вам в связи с какими-то нежелательными проявлениями во время службы в армии?

Валентина Мельникова: "Бегунков" меньше не стало, жалоб по-прежнему в год около 50 тысяч по всем нашим комитетам. 90 процентов - это жалобы еще и на здоровье. Практически ничего не меняется. Ведь, на самом деле, армия стала более открытая: люди другие, ребята другие, родители другие, мобильная связь... И скрыть что-то стало очень сложно. Поэтому в абсолютных цифрах, конечно, и количество расследуемых преступлений увеличилось, и количество осужденных увеличилось. И тут очень сложно говорить, за счет чего мы стали больше знать о том, что там происходит.

Работы ужасно много, потому что истории такие запутанные, запущенные. Родители "бегунков" прячут или, наоборот, говорят: "Потерпи сынок".

Марьяна Торочешникова: А сколько бегут в среднем, по вашим данным?

Валентина Мельникова: Вы знаете, я думаю, что сейчас в год, наверное, тысяч 20-25.

Марьяна Торочешникова: А призывается - около 100.

Валентина Мельникова: В прошлом году где-то 150-200 тысяч. Но ведь это разные "бегунки". Кто-то к нам приходит - он 5 лет назад ушел, кто-то 2 года назад, кто-то вчера ночью убежал, а сегодня к нам пришел. И я всегда просто требую: никогда не держите в подполе, привозите, приводите парня, пока все вот только что произошло. Всегда разберемся, Военная прокуратура нам поможет, и всегда добьемся, чтобы все было хорошо. Сейчас уже практически никогда не встречаются офицеры, которые начинают ворчать, бурчать: "Вот, вы, такие-сякие..." Ну, за глаза, конечно, говорят, что мы пособники империализма, агенты ЦРУ, это ладно, но когда мы просим что-то сделать для бойцов, обычно всегда все это делается, потому что все, что просит Комитет солдатских матерей, это абсолютно все по закону. А потом офицеры поняли, что если мы начинаем какое-то дело, то мы обязательно доведем его до конца, и лучше нам помогать, чем мешать.

Марьяна Торочешникова: В гостях в студии Радио Свобода сегодня была ответственный секретарь Союза Комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова. Мы говорили о праве на профессиональную армию, хотя большая часть нашего разговора все-таки была посвящена проблемам призыва на военную службу и вообще проблемам, которые существуют в действующей российской армии с точки зрения Комитета солдатских матерей.

Далее - специальная рубрика Людмилы Алексеевой.

Людмила Алексеева: Наталья Чернова состояла в ныне запрещенной партии национал-большевиков и была осуждена за участие в ненасильственной протестной акции. Таких людей во всем мире считают политзаключенными. Выйдя из заключения, Наташа приняла участие в создании независимой общественной организации "Союз заключенных" и стала ее секретарем. Разумеется, на добровольческой основе, потому что никаких средств у этой организации нет. Наталья Чернова расскажет вам о том, для чего создан и чем занимается "Союз заключенных".

Наталья Чернова: Наша организация создавалась людьми, которые сами отсидели в колониях. В основном это, конечно, были политзаключенные, но, разумеется, мы занимаемся не только политическими делами. Просто политзаключенные, по традиции так сложилось, самая активная часть заключенных вообще. Почему мы считаем, что необходимо существование такой организации, как наша, потому что слишком много специфики возникает непосредственно на местах лишения свободы, это специфика, которую знают представители нашего "Союза заключенных", как люди, которые сами там побывали. Иногда, даже не имея юридической помощи, но имея некоторый практический опыт, мы можем посоветовать заключенным что-то такое, до чего не додумается профессиональный юрист, который сам всего этого изнутри не видел.

Людмила Алексеева: Вы давно организовались?

Наталья Чернова: Мы организовались в июле прошедшего года, мы очень молодая организация. Про нас узнали после брянского дела - это когда в начале октября прошлого года в Брянске были бунты, и вот тогда не знаю, каким образом, но люди, которые сидели в Брянске в разных колониях, вышли на наш "Союз". Не знаю, откуда у них наши координаты оказались, но мы тогда раздували шумиху в прессе по этому поводу, в результате правозащитники поехали на эту зону, как бы ситуация несколько улучшилась. Сейчас она снова ухудшается - снова будем работать.

Людмила Алексеева: Как валика ваша организация?

Наталья Чернова: На съезде "Союза заключенных", учредительном, было больше 50 бывших заключенных.

Людмила Алексеева: А что вы вкладываете в это понятие - политзаключенный?

Наталья Чернова: Политзаключенные - это люди, которые пострадали за свои убеждения. В основном это члены бывшей ныне запрещенной организации "Национал-большевистская партия". Там были и другие люди, тоже, в принципе, по аналогичным причинам получившие сроки в свое время. У нас есть свои люди в Калининграде, в Екатеринбурге, в Брянске, в Питере. То есть, если возникают какие-то проблемы в колониях в этих регионах, нашим люди как бы имеют возможность посмотреть на ситуацию вблизи. Но в принципе, организация сама по себе очень невелика, потому что многие нам готовы помочь, но не так много людей, готовых работать.

Людмила Алексеева: С какими правозащитными организациями вы имеете контакты?

Наталья Чернова: Вот не первый раз нам помогает Московская Хельсинкская группа, даже это дело не в помощи, а в совместной работе, наверное, так, я бы сказала, правильнее будет. Движение "За права человека" тоже.

Людмила Алексеева: На что заключенные больше всего жалуются - на избиения, на питание, на отсутствие работы, на медицинские проблемы?

Наталья Чернова: По-разному. Вот сейчас занимаемся делом: в одном из лагерей очень большие медицинские проблемы. Там ВИЧ-инфицированные, больные туберкулезом, даже в открытой степени, все сидят в одних бараках, на общих основаниях, носят телогрейке на тонюсенькой подкладке, не получают никакой медицинской помощи, никакого дополнительного питания, хотя это в законе четко оговорено, никаких лекарств они не получают. Люди мрут, как мухи. Перед самой смертью их успевают вывезти на вольную больницу - они умерли на вольной больнице, это не наши проблемы. Вот в Брянске в основном жалуются на условия содержания, там, я так понимаю, просто все финансирование этих колоний до колоний не доходит вообще. То есть люди живут в бараках, которые не ремонтировались лет по 30, в каких-то совершенно бесчеловечных условиях, годами без горячей воды элементарной, с нетопленных бараках, с протекающей крышей, с голой сечкой на завтрак, обед и ужин. Назначили нового начальника УФСИН, господина Мороза, он не занялся обустройством жизни заключенных, он занялся требованием соблюдения точной буквы обязанностей заключенных. Это такие вещи, которые невозможны без обеспечения каких-то минимальных жизненных условий. Если не пропускают совсем никакой вольной одежды, то должны выдавать нормальную казенную.

Людмила Алексеева: А есть ли жалобы на избиения?

Наталья Чернова: Избиения, так или иначе, в колониях происходит, я так понимаю, вообще регулярно.

Людмила Алексеева: И в женских тоже?

Наталья Чернова: Ну, с женскими ситуация немножко особенная. В Можайском лагере, где находилась я, это были в основном средства психологического давления. Ей богу, мне казалось, что лучше бы били, потому что психологическое давление, по-моему, даже страшнее иногда бывает.

Людмила Алексеева: В чем оно заключалось?

Наталья Чернова: Там просто в течение многих десятков лет уже создавалась система, так сказать, кругового запугивания: либо ты пойдешь к оперу и расскажешь, что у тебя в бараке происходит, либо пойдет твой сосед и расскажет, что-нибудь про тебя. И вот создается такой замкнутый круг, где все боятся всех, то есть человек оказывается просто замурован в свой кокон и не имеет возможности ни посмотреть по сторонам, ни сказать кому-то что-то. То есть полное, абсолютное одиночество.

Людмила Алексеева: А поступают ли жалобы на принуждение вступить в секции дисциплины и порядка?

Наталья Чернова: Жалуются практически отовсюду. Я так понимаю, что сейчас в нашей стране вообще идет общая направленность, то есть зон так называемых "черных" уже практически не осталось.

Людмила Алексеева: А что такое "черная зона"?

Наталья Чернова: "Черная зона" – это та зона, где заключенные имеют возможность сами решать свои проблемы, не используя как бы посредником в их решении администрацию колонии. Когда посредником в решении всех вопросов заключенных остается только администрация колонии, разумеется, она становится в этой колонии царем и богом. Потому что человек даже элементарную жалобу не может подать, минуя администрацию колонии. И если это будет жалоба на администрацию колонии, то, разумеется, она никуда не выйдет.

Людмила Алексеева: Насколько часто, по вашим сведениям, происходят бунты в лагерях?

Наталья Чернова: Со мной связывались люди с ИК-5 Брянской области, у них опять два случая попытки суицида. Заключенные были вынуждены вскрыть себе вены перед работниками колонии. Там постоянно что-то происходит. Там очень много медицинских проблем, там очень много туберкулезников, их никто не лечит и не изолирует от обычных заключенных, не инфицированных. Практически есть шансы, что уже к лету это будет колония полностью туберкулезных больных.

Людмила Алексеева: Что Союз может делать по жалобам заключенных?

Наталья Чернова: Что-то нам удается раскрутить через прессу, общественного мнения еще боятся в нашей стране. Все-таки, как правило, когда внимание хоть какое-то общественности приковано к событиям какой-то отдельно взятой колонии, условия резко становятся лучше, хотя бы на какое-то время. Ну, и плюс, конечно, какие-то просто юридические советы родственникам заключенных, самим заключенным.

Людмила Алексеева: Спасибо, Наташа, успехов вам.

Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика Людмилы Алексеевой. В эфире Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право, ее вела Марьяна Торочешникова.

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG