Программу ведет Александр Гостев. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Праге Кирилл Кобрин.
Александр Гостев: Сегодня выдающемуся ирландскому драматургу и прозаику, лауреату Нобелевской премии Сэмюэлу Беккету исполнилось бы 100 лет. Театральный революционер, один из создателей «театра абсурда», автор удушающе мрачной прозы, Беккет - несомненный герой эпохи европейского модернизма. При всем этом, он - один из самых популярных драматургов мира, его не только ставят, но и постоянно цитируют, а название его самой знаменитой пьесы «В ожидание Годо» стало нарицательным.
О том, как празднуют юбилей классика и о том, что такое «русский Беккет» - мой коллега Кирилл Кобрин.
Кирилл Кобрин: Сэмюэл Беккет родился в Дублине, там же ходил в начальную школу, затем родители отправили его на север острова - подальше от бушевавшей тогда в центральной Ирландии Гражданской войны, а университет писатель закончил все-таки в Дублине - знаменитый Тринити-Колледж. Первые публикации стихов и прозы на родине прошли незамеченными, и Беккет, презиравший католические ирландские порядки, в конце тридцатых годов переселился в Париж. Здесь он и прожил до самой смерти в 1989 году. Слава пришла к Беккету уже после войны. Из-за того, что он жил не на родине, а писал по-английски и по-французски, в Ирландии его часто обвиняли в отсутствии патриотизма, впрочем, Нобелевская премия по литературе 1969 года заставила умолкнуть эти голоса. Сегодня в Ирландии с помпой отмечают столетие своего классика.
О Беккете написано множество книг, несколько серьезных биографий, в том числе - и авторами, которые знали писателя лично. Один из самых серьезных биографов Беккета (и его друг) - профессор Джеймс Ноулсон, основатель беккетовского фонда при университете в Рединге. Ноулсон принимает активное участие в устроенных в Лондоне беккетовских торжествах, в частности - в шестинедельном фестивале в культурном центре Барбикан. Наш корреспондент в Лондоне Наталья Голицына побеседовала с Джеймсом Ноулсоном.
Джеймс Ноулсон: О Сэмюеле Беккете ходит множество мифов. В частности, миф о том, что он был отвратительным человеком, что его общество очень угнетало. На самом же деле он любил молчание, а были времена, когда он предпочитал и полнейшее бездействие. Однако в другое время он был замечательным собеседником. Это был очень остроумный человек, полный подлинно ирландского остроумия и в огромной мере озабоченный проблемами двухтысячелетней европейской культуры.
Наталья Голицына: А к какой традиции и культуре причислял себя сам Беккет?
Джеймс Ноулсон: Сам он считал себя ирландцем. В его времена Ирландия была очень теократической, в ней доминировала католическая церковь. Там существовала цензура, и Беккет стремился покинуть ее. Сейчас там всё изменилось, но в 30-е годы ощущалось сильнейшее давление церкви, оказывавшей огромное влияние на интеллектуальную жизнь и прессу, и у него возникло желание уехать. Однако Беккет никогда не ставил под сомнение свою ирландскость.
Наталья Голицына: Испытывал ли Беккет какие-либо влияния русской культуры?
Джеймс Ноулсон: В молодые годы он был абсолютно одержим Достоевским. Он читал Достоевского в конце 20-х годов. Доказательства его интереса к Достоевскому можно обнаружить в его произведениях. Он был знаком с книгами Горького. И, конечно, стало уже общим местом находить у Беккета чеховские мотивы. Использование пауз и тишины в чеховских пьесах сродни этим же приемам у Беккета. Однажды Беккета даже сравнили с Обломовым, лежащим на диване в своей комнате и отказывающимся общаться с миром. Так что, думаю, что влияние русской литературы на него было очень существенным.
Кирилл Кобрин: Продолжим тему «Беккет и Россия». Ирландский писатель не только обожал русскую прозаическую классику, но и живо интересовался эстетическими экспериментами первых двух десятилетий советской власти, прежде всего - в кино. В 1936 году он написал письма Сергею Эйзенштейну и Всеволоду Пудовкину, предлагая себя в качестве ученика. Ответа Беккет не получил. Советская власть относилась к произведениям ирландца подозрительно - его очень долго не переводили и не ставили на советских сценах, а в 1960 году вышла статья о творчестве Беккета с названием «Осторожно! Трупный яд!». В конце шестидесятых его пьесы начали постепенно переводить на русский, а в конце семидесятых - осторожно ставить. Об истории Сэмюэла Беккета в советском и российском театре я побеседовал с театральным обозревателем Радио Свобода Мариной Тимашевой.
Марина, можно ли говорить, что Беккет, как автор пьес, состоялся на российской или, может быть, еще раньше на советской сцене?
Марина Тимашева: Кирилл, ну, такой абсолютной уверенности, конечно, выразить невозможно. Попробуем рассказать историю. Вообще, первые спектакли на российской сцене появились в конце 70-х годов. Насколько мне известно, впервые "В ожидании Годо", самую знаменитую пьесу Беккета, наверное, его манифест, поставил в 1953 году Роже Блэн, а в Москве в конце 70-х годов на малой сцене Театра Сатиры этот спектакль выпустил Алексей Левинский. Получается, что, во-первых, Россия включилась в театральную историю пьес Беккета довольно поздно, что, в общем, совершенно естественно, и, думаю, нет необходимости особенно обсуждать, почему это произошло.
Кирилл Кобрин: Можно ли говорить о том, что русский Беккет в том виде, в котором он существует на российской театральной сцене, приобрел какие-то местные черты? Ирландец, так сказать, с русским акцентом.
Марина Тимашева: Да, конечно, Кирилл. Посмотрим, что уже совершенно хорошо помню я. 1997 год. В городе Петербурге снова появляется пьеса Беккета "В ожидании Годо". Ее поставил режиссер Юрий Бутусов, и в главных ролях в спектакле заняты студенты выпускного курса, нынче просто огромные звезды и театра, и кино, и телевидения - это Константин Хабенский, Михаил Пореченков и Михаил Трухин. Это был студенческий спектакль, дипломный спектакль. Юрий Бутусов поставил его со студентами-выпускниками. Естественно исходил он из возможностей труппы. Это был внешне очень смешной, очень эксцентрический спектакль с клоунадой, песнями, танцами. Получалось так, что вроде бы группа молодых и полных шальной энергии весельчаков отправилась побродить по свету, выдумав себе встречу неизвестно с кем, с неким Годо. Ведь так бывает, когда играешь - и заигрываешься, и в какой-то момент герои начинали сами верить в правила придуманной игры, и непоявление Годо оборачивалось для них, в общем, не беккетовской, конечно, трагедией безысходности, но, во всяком случае, поражением. Обращаю внимание на то, что я сейчас сказала. Именно не беккетовской трагедией, не его отчаянием, а поражением в игре. Это очень характерно.
Недавно, в 2006 году Театр Пушкина показывает премьеру "Счастливых дней". Это московская версия Михаила Бычкова в ней занята Вера Алентова. Нужно заметить, что со сложнейшей задачей - актриса должна держать внимание зрительского зала в течение полутора часов, причем, не имея никакой возможности передвигаться по сцене (потому что у Беккета написано: "В самой середине взгорка, по грудь в земле Винни", а ко второму акту это самая несчастная Винни уже закопана в землю до подбородка), - так вот с этой совершенно фантастически сложной задачей Вера Алентова справляется блестяще.
Но все российские спектакли по пьесам Беккета как будто бы очень хороши, но для Беккета они слишком человечны.