Мадам Чан Кайши — последняя императрица Китая

Лидер Гоминьдана Чан Кайши с супругой

Недавний визит президента США в Китай, как всегда бывает в таких случаях, привлек внимание к истории этой страны. В том числе - и к альтернативной. Каким мог быть Китай, если бы победа досталась не коммунистам Мао Цзэдуна, а их противникам — сторонникам Чан Кайши? На этот вопрос отвечает биография жены лидера Гоминьдана, мадам Чан Кайши.


Ханна Пакула. "Последняя императрица. Мадам Чан Кайши и рождение современного Китая" (Hannah Pakula. The Last Empress. Madam Chiang Kai-shek and the Birth of Modern China)


Мадам Чан Кайши говорила про себя: "Единственное китайское, что у меня есть — это лицо". Преувеличение, но не сильное. И не только потому, что она с десяти лет жила и училась в Америке, но и потому, что в Китае она росла в семье "западника". История отца мадам Чан Кайши не менее интересна, чем ее собственная.


"Он был крестьянским сыном. В 12 лет уехал в Америку, где получил к своей китайской фамилии Сун новое американское имя — Чарли. Он учил язык и работал на торговых судах, в порту, в типографиях, где придется. И так заработал себе на образование. В 20 лет, окончив Вандербильдский университет, он вернулся в Китай, где начал собственное издательское дело и вскоре разбогател на издании... Библии".


Его шестеро детей, включая Мэй Лин (будущую мадам Чан Кайши), выросли под влиянием западных пристрастий отца. Вразрез с китайской традицией, он готовил достойное будущее не только своим сыновьям, но и дочерям. Они получили образование в Джорджии — сначала в хорошей школе, потом в женском колледже Wesleyan College.


"Когда в 1913 году 15-летняя Мэй Лин поступила в колледж, она была не столько китаянка, сколько американская южанка, и говорила по-английски, как Скарлет О’Хара — героиня романа "Унесенные ветром". Ее внешность тогда не была многообещающей: пухленькая коротышка, с круглым детским лицом и закрывающей глаза челкой, которая ее совсем не украшала. Но к окончанию колледжа в Мэй Лин появилось что-то новое — некая уверенность в том, что ее ждет незаурядная судьба. Она явно не для того получала западное образование, чтобы коротать свои дни за игрой в маджонг".


Обе сестры Сун удачно вышли замуж. Мужем старшей стал первый (после свержения императора) президент Китая Сунь Ятсэн. А в 1927 году состоялась пышная церемония бракосочетания самой Мэй Лин с бывшим военным советником Сунь Ятсена генералом Чан Кайши. Через год он станет генералиссимусом — главой националистического правительства Китая — и пробудет им до 1949 года.


"Чан Кайши был закаленным и жестким солдатом. Он не курил, не пил, носил простую хлопковую форменную одежду и соломенные сандалии. Словно специально для эстетического контраста, мадам Чан стала к тому времени женщиной изящной и элегантной. Но гораздо важнее было то, что, несмотря на свою миниатюрность, она производила на мужчин действие, близкое к гипнотическому. В Америке, судя по слухам, у нее был роман с Венделом Уилки, кандидатом в президенты, проигравшем Франклину Рузвельту".

Чан Кайши не говорил по-английски, поэтому жена стала его главным переводчиком, а потом и советником во всем, что касалось западной политики. Воспитанная в Америке, мадам Чан Кайши сглаживала все острые углы в отношениях и самого генералиссимуса, и его правительства с Западом

Чан Кайши не говорил по-английски, поэтому жена стала его главным переводчиком, а потом и советником во всем, что касалось западной политики. Воспитанная в Америке, мадам Чан Кайши сглаживала все острые углы в отношениях и самого генералиссимуса, и его правительства с Западом. И в глазах американской интеллигенции эта пара стала главной силой, модернизирующей Китай. Их подняли на щит. Журнал Time в 1938 году назвал их "мужчиной и женщиной года". В начале 1940-х мадам Чан Кайши писала для New York Times и для журнала Atlantic Monthly. Пик ее популярности пришелся на 1943 год — время ее тура по Америке, куда она приехала просить поддержки Гоминьдану (Национальному правительству Китая) в его борьбе с Японией. Она была первым частным лицом, получившим право выступить перед американским Сенатом и перед Палатой представителей. Еще более убедительным доказательством популярности мадам Чан Кайши в Америке стало то, что в Лос-Анджелесе она выступала перед залом, битком набитым голливудскими звездами.


В книге "Последняя императрица" многие главы посвящены, как и обещает подзаголовок, политической истории Китая. Эти главы (которые, разумеется, уводят читателя от увлекательных деталей личной судьбы маленькой правительницы) вызвали сильное раздражение у рецензента книги, критика Дуайта Гарнера.


"Ханна Пакула, конечно, проделала гигантский труд по исследованию истории Китая времен Чан Кайши, — говорит рецензент, — но изложение этой истории иногда похоже на изнурительный переход через монотонные монгольские степи".


Однако в том, что касается изложения китайской истории этого периода, важнее не стиль, а интерпретация событий. На действия зажатого между наступающими войсками японцев и бунтующими коммунистами правительства Чан Кайши оба — и автор книги, и ее рецензент — смотрят с безопасной колокольни своей устойчивой американской демократии. Гарнер цитирует смелого журналиста Теодора Уайта, писавшего в 1940-х годах: "Поведение Гоминьдана на публике безупречно. Его единственный недостаток — то, что его лидеры коррумпированы, его секретные службы безжалостны, его обещания ложны, и его ежедневная диета — кровь и слезы китайского народа".


Автор книги "Последняя императрица" Ханна Пакула упрекает в непонимании подлинной демократии и саму мадам Чан Кайши. Она согласна с мнением о ней Элеоноры Рузвельт, которая писала: "Однажды я спросила мадам Чан, что нам делать с воинственным лидером шахтерских профсоюзов Джоном Льюисом. Она не сказала ни слова, но ее маленькая красивая рука поднялась и сделала жест, перерезающий горло. Мадам Чан могла красиво говорить о демократии, но она не имела представления о том, как с ней жить".


Супруги Чан Кайши после победы коммунистов в 1949 году бежали на Тайвань. Туда коммунистов не пустили, и правительство Гоминьдана управляло островом до самой смерти Чан Кайши в 1975 году. После его похорон мадам Чан уехала в Нью-Йорк, где жила уединенно, окруженная слухами и сплетнями. В элегантной 18-комнатной квартире на Ист-Сайде с мадам Чан жили три собаки и 20 слуг. Говорили, что ее соседи по дому жаловались на сильные запахи китайской кухни и на тараканов, ползущих из ее квартиры. Ходили слухи, что шкафы в ее квартире полны золотых слитков.


Если вернуться от легенды мадам Чан Кайши к тому политическому режиму, символами которого стали она и ее муж, то нужно признаться, что с позиций гуманизма трудно защищать правительство, которое в 1927 году устроило "варфоломеевскую ночь" коммунистам, уничтожив за месяц 12 тысяч человек. Однако хотелось бы знать, что бы выбрали умудренные нынешним опытом китайцы в 1949 году: мрак ограниченной, неполной, жесткой тайваньской демократии Чан Кайши или свет маоцзедуновской "культурной революции", унесшей многие и многие миллионы жизней?..


Фрагмент программы "Поверх барьеров — Американский час" с Александром Генисом