Талибы на Таймс-сквер. Война, мораль, Афганистан.


Александр Генис: После 11 сентября, как подсчитали эксперты, Нью-Йорк 11 раз подвергался серьезной угрозе террористических актов. Что и понятно: цель – славная, большая, не промахнешься. Но никогда со дня падения “близнецов”, опасность не была так велика, как в этот раз. Начиненную взрывчаткой машину с включенным мотором обнаружили как раз во время, чтобы обезвредить. К чести ньюйоркцев и их гостей происшествие не привело к панике и даже не помешало обычному течению жизни. Ни один спектакль - а ведь машина стояла в самом сердце театрального района - не был отменен, и туристов с тех пор в городе не стало меньше. Что больше всего взволновало Америку, так это - талибский след предотвращенного теракта на Таймс-сквер. Одно дело, если террорист – безумный фанатик-одиночка, другое – если он послан хорошо организованными врагами. Все это предстоит выяснить следствию, но уже сегодня ясно, что этот случай обострит политические дискуссии в стране.
Обозреватель “Нью-Йорк Таймс” Дэвид Сэнгер опубликовал в газете большую статью на эту тему, где он сформулировал вопрос, который ставит перед нами ситуация. “Увеличивает или уменьшает, - спрашивает он, - безопасность американцев война с талибами? Не приводит ли атаки к радикализации талибов? Не ведет ли ожесточение борьбы в Афганистане и Пакистане к тому, что террористы готовы взрывать бомбы не только в Кабуле и в Исламбаде, но и на Таймс-сквер? Не значит, ли это, что, нанося удары по сопернику, Америка плодит врагов больше, чем убивает?”.
Это – трудные вопросы, - пишет Сэнгер, - еще и потому, что от ответа на них зависит тактика и Пентагона, и Белого Дома. Афганская война, в отличие от Иракской, считается нынешней администрацией необходимой. Обама, в сущности, попал в президенты, потому что он осудил иракскую войну за то, что она отвлекла внимание и – ресурсы – от борьбы с настоящими врагами Америки – в Афганистане, а не в Багдаде. Об этом Обама говорил, принимая Нобелевскую премию: “Иногда мир требует войны”. И вот теперь, когда война вновь пришла в Нью-Йорк, Америке предстоит укрепить свою политическую позицию в конфликте. Для этого надо оправдать и тактику военных, и защитить нравственное основание для этой войны.
Об этом всем этом недавно написал программный, если так можно выразиться, очерк в “Атлантик монсли” звезда этого журнала, видный журналист, крупнейший специалист по военным вопросам Роберт Каплан, которого многие считают идеологом Пентагона. Я попросил Владимира Гандельсмана познакомить наших слушателей с этим материалом.

Владимир Гандельсман: Итак, Афганистан. Разодранный географически, коррупционный, нищий, расшатанный террором, он кажется чем-то не поддающимся спасению. Начиная с Сомали и Балкан и кончая Ираком, США находятся в сложных конфликтах, которые возвращают нас к вопросу: можно ли вот таким вмешательством осилить и преобразовать глубоко укорененные исторические, культурные, экономические и этнические системы? Основываясь на военном опыте в Ираке, командующий вооруженными силами США и НАТО в Афганистане Стэнли МакКристэл дает свой ответ на этот вопрос.
Александр Генис: Тут я должен напомнить нашим постоянным слушателям, что мы уже подробно рассказывали об этом выдающемся генерале, отличившимся сперва в Ираке.

Владимир Гандельсман: Совершенно верно, он знает, что делает. Судите сами: в декабре 2006 года произошло 140 взрывов смертников в Багдаде. В декабре 2007 года – всего 5. Эта статистика – заслуга генерала МакКристэла. Подвиг, который не могут умалить даже недавние взрывы в Багдаде. Он поставил войну против терроризма на высочайший уровень, – 10 ночных рейдов за ночь по городу, 300 – в месяц, при этом генерал, которому сейчас 55, регулярно и сам в них участвовал.

Александр Генис: Но в Афганистане, говорил он, положение еще сложнее. Ситуация ухудшалась из года в год, а коалиция тащилась позади этой ситуации, как бы зависела от нее.

Владимир Гандельсман: Дело в том, что Афганистан – сложнейшая проблема. Страна децентрализована, огромная трудность в том, что каждый район - со своей племенной и сектанской спецификой. Но МакКристэл уверен, что война будет выиграна. Мятеж эффективен только в Пуштунских областях. Если контролировать эти территории, как он считает, с мятежниками будет покончено. Он говорит о том, что в составе армии есть эксперты, которые пришли не на день, а на годы, они изучают местные языки. МакКристэл уверен, что идеология Аль-Кайды очень опасна, – это вид тоталитаризма – она буквально сводит с ума людей по всему миру, и победа в Афганистане необходима. Она была бы огромной моральной победой.

Александр Генис: Решимость Мак Кристэла – это часть большой и глубокой истории. Со времен окончания Холодной войны, Америка постоянно использует армию...

Владимир Гандельсман: Вопрос, пишет Каплан, в том, КАК использует. Иногда мудро, иногда не очень. Но главное в статье Каплана вот что: сегодня Америка использует армию как оружие против исторической предопределенности и неизбежности развития той или иной страны. В этой роли армия стала принципиальным и главным героем в дебатах, бушующих с давних времен.

Александр Генис: Суть этих дебатов – вопрос исторического фатализма. То есть – вера в то, что историческое, культурное, этническое, экономическое и всякое другое прошлое предопределяют судьбу людей и нации. То есть, мы – заложники своей истории, заложники географии, заложники культуры, заложники религии и так далее.

Владимир Гандельсман: Каплан пишет, что армия США пытается противопоставить такой обреченности индивидуальную моральную ответственность. И генерал МакКристэл, как я понимаю, командующий американскими и натовскими войсками в Афганистане – он и реальный командующий, и символ этой борьбы. Вставляя ее в философский контекст, Роберт Каплан вспоминает лекцию Исайи Берлина, прочитанную в 1953 году в Оксфорде – “Историческая неизбежность”. В ней философ осуждал “аморальную и трусливую” веру в то, что обширные неперсонифицированные силы, такие как география, окружающая среда, этнография и прочее должны определять направление мировой политики. Берлин упрекал Арнольда Тойнби и Эдварда Гиббона зато, что они представляли “наций” и “цивилизации” как что-то более важное, чем отдельные люди, составляющие их.

Александр Генис: Берлин - рыцарь свободы, он не верил, что абстракции, вроде “традиции” и “истории”, - нечто более мудрое, чем мы, отдельные люди со своей отдельной моралью.

Владимир Гандельсман: В 90-е годы, пишет Каплан, Балканы были классическим примером такого – морального – подхода к войне. Реалисты отговаривали от военного вмешательства из-за кровавой истории Югославии и её сомнительной стратегической важности. Тогда много говорили о ненужности либерального интернационализма. Сам Каплан поддерживал вторжение и печатно, и по телевидению. Балканская кампания, с опозданием, но остановила этнические чистки, и, в конечном счете, привела к свержению югославского диктатора Слободана Милошевича и оправдала идеалистические надежды на политику вмешательства. Так считает Роберт Каплан.

Александр Генис: Подобные дебаты шли и во время всей иракской кампании.

Владимир Гандельсман: Каплан пишет, что в 2006-м и 2007 годах межэтническая жестокость в Ираке достигла балканских размеров, большинство вашингтонского истэблишмента призывали к свёртыванию военных действий. Буш сделал наоборот, хотя поддержка была малочисленна. Сторонники президента, неоконсерваторы, считали, что новая стратегия сможет восторжествовать над безличной (объективной, якобы) силой, над сектантским мракобесием. Суть этой новой стратегии - в высшем уровне профессионализма в борьбе с террором, который воплотил МакКристэл и который дал результаты сверх ожиданий.

Александр Генис: На это, говорят противники войны в Ираке, можно возразить так: цена слишком высока и что не стоило затевать всю эту историю - более 100.000 американских и иракских жизней, триллион долларов налогоплательщиков и огромный промотанный дипломатический капитал, который ушел на войну в Ираке.

Владимир Гандельсман: Спор этот продолжается и сегодня, но Каплан утверждает, что опыт показывает: нельзя обращаться с каждой страной как с чистой доской, на которой можно рисовать все, что нам нравится. То, что выполнимо в одном месте, невыполнимо в другом. Мы должны, говорит Роберт Каплан, следовать этике, мы должны выявлять разницу между народами и регионами, ничего не упрощать, всегда оставляя себе возможность выбора. И дальше идут конкретные соображения. В Афганистане - очень своеобразная география. В Ираке есть множество городов на ровном ландшафте, и это весьма способствует быстрым военным операциям. Афганистан же трудно, в географическом смысле, удерживать как единое целое. Афганистан – это страна, в которой несколько десятилетий идет гражданская война, афганцы живут ожиданиями 44 года, только 28 процентов грамотны (а среди женщин еще меньше), лишь пятая часть населения, например, пьет чистую воду. По условиям жизни Афганистан лучше разве что Нигерии. Он находится на одном из последних мест среди 182 стран.

Александр Генис: Плюс талибы.

Владимир Гандельсман: Талибы, говорит Каплан, – результат пуштунского национализма, исламской страсти, нарко-денег, наркобаронов, и – сегодня - американского присутствия. Процесс замирения - медленный и болезненный, говорит один из генералов, Родригес. Мы можем сделать все быстро, но быстро хорошо не бывает. Если мы будем действовать в одиночку, то не оставим никакого наследия. Афганцы должны быть вовлечены в устройство и изменение своей жизни.

Александр Генис: И в этом – корень сегодняшней стратегии Америки в Афганистане.

Владимир Гандельсман: Суть стратегии, в том числе стратегии вывода войск – в создании афганской армии и полиции. Важно, что и талибы изменили свое поведение. Мулла Омар разослал директиву, запрещающую обезглавливания и стихийные похищения людей. Генерал Флинн говорит, что сейчас мы видим талибов в очень смягченной форме. Более того, он утверждает, что некоторые лидеры повстанцев не безнадежны - они могут эволюционизировать в политическую партию.

Александр Генис: Резюмируя, можно сказать, что ситуация сложная, но не безнадежная.

Владимир Гандельсман: Так считает Роберт Каплан. И так считает главнокомандующий Стэнли МакКристэл, который воплощает эту идею: индивидуальная человеческая этика против дремучей предопределенности и рока.