Казаки-Разбойники

Теперь я знаю, что было не так с пионерской организацией и комсомолом. И что теперь не так с движением "Наши". Я догадался. Мне объяснили. Возможно, мое открытие подавляющему большинству читателей покажется банальностью, но я правда не понимал, чем меня не устраивает лагерь на Селигере, где детей учат всяким инновациям. Я не понимал, что плохого в том, чтобы учить детей. Теперь понимаю.

Неделю назад я написал колонку про лагерь для так называемых "трудных подростков", куда пригласила меня полюбопытствовать организатор лагеря, директор центра "Перекресток" Анна Тихомирова. Мы приехали в лагерь в день Большой игры. Это было что-то вроде ожившего компьютерного квеста. Дети бегали с мягкими палками в руках, каковые палки считались оружием, и дети должны были найти клад, а для этого заработать игровых денег и избежать игровой смерти, каковая наступала, если ударить человека мягкой палкой.

Я следил за их игрой и дивился тому, что поначалу дети вовсе не стремились к заявленной цели игры, а принялись условно друг друга убивать и грабить. Я дивился тому, как трудно было детям объединиться и действовать целесообразно. И я написал, что психологи и педагоги ставят перед собою цель научить детей социальным навыкам, таким, например, как сотрудничество и самопожертвование.

Колонка была опубликована, и в комментариях к ней некоторые читатели писали, что, если психологи и педагоги хотели научить детей полезным социальным навыкам, то глупо было раздавать детям оружие, пусть бы даже и игровое, ибо оружие, даже игрушечное, самим фактом своего существования провоцирует детей на, пусть бы даже и игровые, убийство и грабеж.

А еще через несколько дней мы встретились с Анной Тихомировой, и она мою колонку раскритиковала. Она сказала, что лагерь в целом и Большая Игра в частности вовсе не ставили цели привить детям полезные социальные навыки. Цель была в том, чтобы предоставить детям возможность жить и получать от жизни впечатления.

Если дать тебе в руки оружие, понравится ли тебе убивать? Если предоставится возможность ограбить кого-нибудь, понравится ли тебе грабить? Если надо будет сотрудничать с товарищами, понравится ли сотрудничать? Или лучше бродить одиноким волком? Если представится возможность самопожертвования, понравится ли тебе жертвовать собой? Как примирить собственную волю к радости с аналогичною волей других людей? Анна сказала мне, что подобные вопросы развивают личность, и игра направлена на развитие личности ребенка, а вовсе не на то, чтобы привить ребенку социальные навыки, то бишь выдрессировать, как собаку.

И тут до меня дошло. Пионерская организация и комсомол учили детей хорошему, прививали детям готовые схемы хорошего поведения в обществе и не давали попробовать поведения свободного. Поэтому, когда в начале 90-х годов условия жизни изменились и образцовые комсомольцы получили возможность убивать и грабить, называя это предпринимательством и политикой, – они стали убивать и грабить. Они построили крайне неуютный мир вокруг себя и стали жить в этом мире, не зная, как сделать его уютнее. Ради уютного мироустройства они ездили в Англию или на Лазурный Берег. В детских играх им не доводилось почувствовать, что они способны испытывать удовольствие от жестокости, так что они не знали, как быть с собственной жестокостью. И им не приходилось задуматься, что человеку делать со своей агрессивностью, если агрессивность присуща человеку от природы. В детстве им навязывали готовые схемы хорошего поведения и не давали выработать моральных принципов свободно, методом проб и ошибок.

То же самое, подумал я, происходит и теперь с активистами движения "Наши" на Селигере. Молодых людей учат хорошему методом введения запретов на плохое. Когда они вырастут, и зло станет им доступно, как они смогут противостоять злу, если никогда прежде не наблюдали зла в своей собственной человеческой природе?

Как они вообще смогут добро от зла отличить, если, условно говоря, в игре "Казаки-Разбойники" всегда были казаками, и никогда – разбойниками?