Савик Шустер и Евгений Киселев - о демарше Леонида Парфенова

Леонид Парфенов

Речь Леонида Парфенова на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева комментируют его бывшие коллеги по НТВ, которые не смогли работать в условиях цензуры на российском телевидении и стали телезвездами на Украине.

Несмотря на то, что в Киеве происходят бурные события, Савик Шустер начал последний выпуск своей программы "Шустер-live" на канале "Украина" с российского сюжета – выступления Леонида Парфенова.

- Я сделал это потому, - говорит Савик Шустер, - что Украина совершенно не знакома с тем, что происходит в России. Я бы даже сказал, что украинское общество этим не очень интересуется. И вот появилась возможность коротко рассказать, что такое сегодняшняя Россия. Парфенов - достаточно знаковая фигура в Украине, и Влад Листьев, чье имя дано премии, тоже, поэтому я воспользовался этим выступлением Леонида Парфенова, чтобы показать украинской элите и обществу, до чего можно дойти, если постоянно заниматься вертикализацией власти.

- Выступление Парфенова его поклонники сравнивают даже с речью академика Сахарова на Съезде народных депутатов. Есть рациональное зерно в восторге, который эта речь вызвала?

- С эмоциональной точки зрения, конечно, есть. Потому что академик Сахаров говорил настолько откровенно, настолько искренне, из глубины души, что это потрясло общество. Я думаю, что эмоциональная искренность Парфенова вызвала похожую реакцию. Я сейчас не говорю о масштабах, только о качестве реакции.

- На российском телевидении в последние полгода происходят любопытные процессы. Вдруг вернулось телекиллерство – сериалы с разоблачением Лукашенко, потом Лужкова. Есть попытки возродить свободные дискуссии - в основном, на том канале, где вы работали – НТВ, в программе "Максимум", в программе "НТВшники". Вы следите за этими опытами?

- К сожалению, я не очень тщательно слежу за российским телевидением. Но я не верю в робкие первые детские шаги. Избитая фраза: нельзя быть немножко беременной. Так же и в журналистике: либо есть свобода, либо ее нет. А если кто-то получает право что-то сделать, форточку куда-то прорубить, это даже фиговым листочком называть не хочется.

- А возможно ли возвращение российского телевидения к той свободе, которая была в 90-е годы, или это был романтический период, и сейчас его повторить нельзя?

- Конечно, возможно. Не только возможно - это необходимо, если общество хочет развиваться. Закрытое общество становится неконкурентоспособным, у молодых людей просто нет ничего впереди, они в тупике. Без свободных средств информации, особенно телевидения, развитие нереально. И это рано или поздно произойдет, тем более что мир сегодня - это не мир 70-80-х годов, это мир, который движется очень быстро. Все развивается, закрыть источники информации вообще невозможно. Россия ведь не хочет быть обществом XV века.

- Вы согласитесь с Олегом Дорманом, который, отказываясь принимать премию ТЭФИ, назвал телевидением главным фактором нравственной и общественной катастрофы, произошедшей в России за 10 последних лет?

- Я бы столько значения телевидению не придавал. Телевидение - инструмент. В руках у власти этот инструмент оказался достаточно смертоносным, тут нет сомнения. Власть очень быстро поняла силу телевидения. Да, это нечто катастрофическое в руках такой неуклюжей, неумелой власти, как российская. Но все равно это инструмент, не более того.

- Если бы вам предложили составить план реформы одного из каналов российского телевидения, с чего бы вы начали?

- Несомненно, с общественного телевидения. Будет это образец Би-Би-Си, будет это образец ARD в Германии, не имеет большого значения. Люди своими платежами должны участвовать в бюджете телевидения с тем, чтобы этот канал контролировать. Они имеют на это право, они имеют право получать качественный продукт. Реальное общественное телевидение, не потемкинское, не такое, которое сейчас пытаются создать в Украине, мнимое, а по-настоящему общественное, как в Европе или в Соединенных Штатах. Я бы начинал с этого. Вокруг этого начинается реформа, в том числе и частного сектора.

- То есть телевидение не станет свободным, пока государство является его собственником?

- Совершенно верно. Оно вообще априори не может быть телевидением, защищающим интересы общества, и объективным. Государство все равно будет манипулировать, использовать его в своих целях. Точнее даже не государство, а власть, потому что государство остается, а власть приходит и уходит. Мы же видим, что происходит в Италии: телемагнат Берлускони, который становится главой правительства, использует телевидение. Потом это телевидение его кидает, потому что видит, что у него нет будущего. Тогда открываются все шлюзы, и вся информация об этом человеке становится доступна для общества.
Телевидение - инструмент. В руках у власти этот инструмент оказался достаточно смертоносным.
Если бы это произошло не так эмоционально, если бы правда становилась доступной постепенно, то, может быть, общество не избрало бы его на четыре года, и получило бы четыре года развития, а не стагнации. Вот что значит телевидение в руках у власти. Телевидение должно быть реально в руках у общества. И по мере развития общества будет развиваться телевидение. Никто не говорит, что в России сегодня будет телевидение Би-би-си. Нет уровня английского образования, нет уровня английской гражданственности, нет многого, что есть в Англии. Но постепенно, конечно же, российское общество превратится в такое в условиях открытости, а телевидение станет как Би-би-си.

- Когда же это случится?

- Пятилеток через восемь.

Бывший гендиректор НТВ журналист Евгений Киселев удивлен тем, что речь Парфенова вызвала такую бурную реакцию:

- То, о чем говорил Леонид, знают и те, кто на телевидении работают, и те, кто телевизор смотрят. Хотя, возможно, для пользователей интернета, молодых людей, которые телевизор не смотрят, это стало каким-то откровением.

- Вы знаете, какие слухи сейчас ходят по Москве: говорят, что Парфенов может лишиться работы на Первом канале, кто-то считает, что он подставил Эрнста, и у Эрнста могут быть неприятности. А конспирологи говорят, что наоборот Парфенов согласовал свое выступление в президентской администрации, и его теперь назначат каким-то телевизионным начальником. Какой ваш прогноз?

- Я не собираю московских телевизионных слухов, потому что давно уже работаю не в Москве, а в Киеве. Это, кстати, тоже иллюстрация к состоянию российского телевидения, поскольку на российском телевидении (об этом Леонид Геннадиевич не говорил), помимо всего прочего есть еще и люди, занесенные в черные списки, у которых запрет на профессию. Парфенову еще ничего, он несколько раз в год выпускал на Первом канале документальные фильмы, теперь у него появилась программа. Для меня с 2003 года работа на телевидении вообще закрыта. Поэтому я работаю в Украине.

- Российское телевидение в последние месяцы становится чуть-чуть свободнее, в частности, ваш бывший родной канал НТВ позволяет себе некоторые вольности. Вы следите за этим? И можно ли предположить, что это перестройка такими робкими шагами постепенно приведет к полной свободе слова или наивно на это надеяться?

- НТВ, которое я создавал вместе с Гусинским, Малашенко, тогдашним Добродеевым (потому нынешний Добродеев – это совершенно другой человек, насколько я понимаю), мало общего имеет с НТВ сегодняшним. Действительно, какие-то вольности канал себе позволяет, в том числе и пару раз приглашали меня принять участие в передаче "НТВшники", и даже один раз не порезали, хотя в другой раз порезали.

Вы спросили меня о слухах, которые ходят про Парфенова. Знаете, на самом деле возможно все. Вообще репутации бескомпромиссного политического бойца у Леонида Геннадиевича раньше не было. Он всегда ратовал за то, что нужно оставаться в профессии, делать это любой ценой, до конца держаться за возможность работы на телевидении. Да, король голый, все это знают, но взять на себя роль мальчика, который вдруг закричал из толпы: "А король-то голый", как-то это не совсем в Лёнином стиле.

Хотелось бы, чтобы "перестройку-2" делали люди с хорошей репутацией.
Если что-то начнет меняться на телевидении, хотелось бы, чтобы эту "перестройку-2" делали люди с хорошей репутацией. Но даже если это будут делать те, кто своими руками довел телевидение до нынешнего состояния, я поморщусь, но смирюсь с этим. В конце концов, лишь бы телевидение изменилось, а вместе с ним жизнь в стране. Я прекрасно помню конец 80-х годов, когда мы, молодые тогда журналисты, по-щенячьи восторгались всем, что происходит в стране, а наши ныне давно ушедшие, а тогда седые, битые жизнью товарищи, которые помнили и оттепель, и советские танки в Праге, и ввод войск в Афганистан, и гонения на диссидентов, скептически так морщились. Я сам теперь оказываюсь в роли скептика и циника, который прекрасно понимает, что те же самые талантливые телевизионные руководители, которые создавали своими руками в 90 годы замечательное независимое новое телевидение, потом своими же руками с таким же энтузиазмом ломали все до основания и создали то самое телевидение, о котором Парфенов рассказал, глядя им в глаза. Как говорится, утрутся и, если партия прикажет, пойдут делать новую перестройку и с таким же энтузиазмом и задором. Годы, конечно, уже не те, но я не удивлюсь, если какой-нибудь Олег Борисович Добродеев возглавит эту самую "перестройку-2".