Предыдущая часть
Искушение курортом довольно долго мне удавалось преодолевать без особых усилий. Пляжный досуг, сладкое приморское безделье, служило объектом высокомерного презрения в том кругу, где я провел лучшие годы за портвейном и разговорами о прекрасном. Обычная для наших соотечественников смесь саркастического романтизма и циничного идеализма всегда толкала меня на поиски приключений интеллектуального свойства.
Но с годами я обнаружил, что все чаще ищу в путешествиях не новых впечатлений, а новых состояний. То ли это путь к эзотерическому самоуглублению, то ли примитивная лень, но потихоньку я стал обменивать целомудренные объятия муз, на более грубые плотские радости: капризы духа на усладу тела.
Поэтому, когда жена вынудила меня провести очередной отпуск на мексиканском курорте, сопротивлялся я больше для виду - чтобы капитуляция перед буржуазными развлечениями не слишком контрастировала с тем интеллектуальным образом, который выходец из России носит как погоны.
Так я оказался в Канкуне, курортной столице Мексики, в одном из тех тропических оазисов, где солнце, море и абсолютная беззаботность гарантируются твердой американской валютой. Все такие местечки неотличимы друг от друга. Рекламируя себя как "противоядие от цивилизации", они честно дают то, что обещают: возвращают человека к максимально упрощенному состоянию, сдирая с клиента вместе с одеждой те наносные оболочки, которые мы зовем культурой.
Социологи считают, что курортному бизнесу принадлежит будущее. Но уже и сейчас орды туристов осаждают тропики, стремясь сбросить с себя бремя интеллекта. Этот процесс связан с тем простым обстоятельством, что в современном мире люди работают головой, а не руками. Прогресс, освободивший человечество от физических усилий, привел к тому, что за возможность испытывать эти самые физические усилия мы теперь платим кучу денег и едем черти куда.
Во всяком случае, никогда мне не приходилось так тяжко, в поту своего лица, оправдывать досуг, как на канкунском курорте. Конечно, этот труд можно назвать развлечением, но количество затраченной энергии от этого не изменится.
Если в обычной жизни мне не приходится держать в руках ничего тяжелее карандаша, то здесь с раннего утра до позднего вечера я истязал свое тело физическими упражнениями. И поверьте, что вытащить тридцатифунтовую рыбу куда тяжелее, чем до утра обсуждать сравнительные достоинства Петрарки и Пугачевой.
Телесные радости плохо поддаются переводу. Эмоции, вызываемые живописью или архитектурой, легко передать на бумаге, а вот про баню писать можно одними междометиями.
Кстати, почти то же самое происходит с любовью. Ей посвящены миллионы прекрасных страниц, а сексу всего несколько удачных строчек. Культура легко справляется только с описанием, ею же порожденными. До тех пор, пока художник парит в высших сферах, он изображает тончайшие оттенки чувства. Но как только он спускается на землю, обращаясь к биологической основе личности, ему никак не удается протиснуться между Сциллой и Харибдой - ханжеским молчанием и вульгарным натурализмом.
Душа у нас разговорчивая, а тело - немое, но это еще не значит, что ему нечего сказать. Просто мы, не зная языка мускулов и гормонов, торопимся побыстрее перейти на более простые, то есть духовные материи. Когда же автору все же удается найти способ рассказать о телесном, получаются такие шедевры, как "Старик и море" или "Темные аллеи".
Естественно, что отчетливее всего голос тела слышен в спорте. Человек на футбольном поле, волейбольной площадке, или теннисном корте немедленно теряет свою общественную значимость, возвращаясь к пещерным - немым - ценностям: сила, воля, ловкость, быстрота реакции. Спортивное состязание - кратчайший путь к свободе от социального или интеллектуального неравенства.
Те 15 минут, которые я, после двадцатилетнего перерыва, потратил на занятие спортом в Канкуне, заставили меня по новому взглянуть на западное общество. Для американцев спорт служит не столько физической разрядкой, сколько способом самоутверждения. Это всегда честная борьба - без гандикапа, обеспеченного деньгами, образованием, властью. На стадионе или в бассейне не бывает ни богатых, ни знаменитых. Нет здесь и равенства, только равноправие - все начинают гонку в одно время. Поэтому в любой команде немедленно создается социальная структура со своей сложной иерархией, непохожей на ту, что складывается в обычной жизни. Конечно, две эти сферы - телесная и духовная - каким-то образом взаимодействуют между собой. Поэтому, скажем, американский президент подчеркивает свои спортивные достижения с той же регулярностью, с которой он замалчивает интеллектуальные увлечения. В здоровом теле - здоровый дух, но не наоборот.
Спорт (не для болельщиков, а для участников) - арена биологического соперничества. Личность здесь обнажена, оторвана от обычных социальных связей, от условностей цивилизации. Наверное, подобная ситуация возникает в окопе. Не зря спорт и война состоят в двоюродном родстве.
В спорте американцы явно предпочитают персональную конкуренцию командной. В привычных нам физкультурных пирамидах, которые я бы назвал самым ярким проявлением советского спорта, человек превращается в кирпичик: он - необходимый элемент конструкции, которая без него просто развалится, но, в то же время, легко заменяем. Не личная доблесть, а дисциплина, не индивидуальное отличие, а функциональная необходимость.
А вот на теннисном корте, например, игрок становится временным, но полновластным хозяином своего, четко огороженного сеткой участка, которой он и защищает со всей свирепостью собственника. Каждый теннисный поединок - миниатюрная война за землю, как основу личной независимости. Решившись продолжать эту теннисную тему, можно даже сказать, что прологом к нынешним чехословацким событиям наравне с "пражской весной" можно считать и победы Ленделла и Навратиловой.
Все эти сомнительные наблюдения мне пришлось делать со стороны. Так уж вышло, что в стране, казалось бы, боготворившей спорт, меня учили только тем видам, которые с трудом применимы на Западе - лыжный кросс по пересеченной местности, подтягивание на канате и бег в мешках.
Правда, в Канкуне мне удалось взять небольшой реванш за даром потраченные годы, научившись управлять парусной яхтой - оказалось, что это единственное спортивное упражнение, которое можно и нужно выполнять лежа.
Когда-то курорт задумывался с размахом - он позволял человеку вступать в натурофильский диалог с первоэлементами: Воздухом, Огнем, Землей и Водой, чаще всего - минеральной. Но в Европе курорт давно выродился в салон, сезонное продолжение гостиной. Тут он так густо оброс светскими традициями, что голос природы заглушили сплетни - тени романов, литературных и настоящих, витают над курортами, придавая им пикантную романтическую жеманность.
Поддавшись обаянию этой престижной забавы, Америка вывезла к себе курорт с тем же бережливым пиететом, с каким она всегда обращалась с ценным европейским экспортом, вроде средневековых замков. Как часто бывает с колониями, светские ритуалы здесь соблюдаются с большей ревностью, чем в метрополии. Даже если на соседнем пляже дамы загорают без лифчиков, курортников не пускают к ужину без пиджаков.
Редеющие, как целомудрие, американские курорты настолько консервативны, что по ним лучше всего судить о прошлом. Гипсовые нимфы у шипучих источников, величавые ампирные купальни, элегантный завтрак на бегах, казино, закрытое поколением ригористов, кружевные зонтики, онегинская скамья в якобы заброшенном парке, а на постоялом дворе - портреты президентов вперемежку с монархами - современниками: Георг, Наполеон, Александр Павлович.
Всю эту постороннюю Америке роскошь убил, как и все европейское в этой стране, транспорт - на этот раз самолет, превративший сезон в проблему не календаря, а денег. Раньше на курорт ездили летом, теперь - в отпуск.
Впрочем, старинному курорту все равно в Америке не выжить - он здесь мало кому нужен. Европейская знать ездила на воды, чтобы освежить, не снимая перчаток, связь с природой. Американцы, по преимуществу обитатели пригородов, и так живут круглый год на даче.
Поэтому сегодня собственно американский курорт - это причудливый сплав природы с культурой. Лучше всего его представляет флоридский "Диснейуорлд".
Дерзок замысел "Диснейуорлда". Как Петербург, он вырос на болотах. Он - продукт воли человека, который решил построить в одном, отдельно взятом штате земной рай, создать на пустом месте идеальный мир без страха и упрека.
Диснейуорлд - целен и самодостаточен. Единственное, в чем он нуждается, так это в туристах. Кроме них от большого мира ему ничего не нужно. У него все свое - своя география, своя история, свое прошлое, свое будущее и свое настоящее.
Флоридский рай - наивен и заманчив, простодушен и увлекателен. Но главное - "Диснейуорлд" работает на благо нации. Здесь производится самый ценный продукт Америки - оптимизм.
Изучение Диснейуорлда, как и любой страны, следует начинать с географии. На берегу живописной лагуны выстроились разные страны - Канада, Марокко, Франция, Китай и дюжина других (остро ощущается отсутствие России). Тут вам представляется возможность совершить кругосветное путешествие не за 80 дней, а за 80 минут.
Каждая страна представлена аутентичной архитектурой, товаром, едой. Если это Франция, то, конечно, вы найдете Эйфелеву башню. Если Мексика, то официанты носят сомбреро. Если Япония, то границу будут охранять бронзовые самураи. Короче, не спутаешь.
Флоридский глобус несравненно лучше настоящего. Обойдя вокруг света, вы не разочаруетесь в человечестве. Все здесь чистое, ухоженное и радостное. Тут не бывает нищих, больных, голодных. Флоридская заграница - облегченный, как бы адаптированный для пятикласников мир.
Так диснеевская география дает первый урок американского патриотизма. Она наглядно показывает: все, что попадает в Новый Свет, немедленно становится лучше. В первую очередь - Старый Свет.
Естественно, что центром диснеевской географии являются Соединенные Штаты.
От других стран-аттракционов диснеевская Америка отличается тем, что не позволяет себе экзотических деталей. Тут на нескольких гектарах представлена чисто ностальгическая мечта. Смотреть здесь в принципе не на что - типичная провинциальная Майн-стрит, улица, фонарь, аптека, плюс пожарная охрана. Но все это застыло в том идеальном времени, когда не только улицы, но и нравы были чисты.
Со временем у "Диснейуорлда" такие же сложные отношения, как с пространством. В сущности, он обходится только прошлым и будущем. Настоящему места нет. Утопия может существовать либо в Золотом веке, который уже был, либо в том, который еще будет. Поэтому из пасторальной Америки, застывшей где-то между изобретением подтяжек и присоединением Техаса, вы попадаете прямо в ослепительный 21 век.
Научно-фантастический ЭПКОТ-центр с его головоломной попавшей на все открытки архитектурой, это - торжественный гимн прогрессу. Ведущие американские компании вкладывают огромные деньги в аттракционы, обещающие перенести вас в мир будущего при помощи продукции этих фирм. Но на самом деле здесь рекламируются не конкретные изделия, а сам технический прогресс, который и есть путь к счастью.
Все аттракционы построены по одному принципу. Вас сажают в вагончик, в котором вы совершаете недолгое путешествие по страницам человеческой цивилизации. Куклы-автоматы выплывают из темноты и разыгрывают сценки, из которых явствует, что когда-то не было колеса, а потом его изобрели. Затем к колесу приделали моторчик, потом крылья, наконец появляются ракеты, которые привозят вас в светлый храм будущего. Здесь роботы уже наряжены в скафандры. Они живут на космических станциях и в подводных городах. Их окружают компьютеры и лазеры. Невооруженным глазом заметно, что по мере приближения к 21 веку куклы становятся все веселей. Если изобретатель колеса угрюм и задумчив, то пластмассовый человечек в прозрачном скафандре приплясывает от счастья. Каждый может убедиться, что как ни прекрасно американское сегодня, завтрашний день будет еще лучше. Вообще-то, моему поколению, выросшему на романах Беляева и Ефремова, хорошо знакомы эти веселые и слегка аляповатые краски грядущего.
В трактовке ЭКПОТ-центра прогресс нагляден, прямолинеен и утилитарен. Он является прямым результатом сложения. Чем больше изобретений, тем лучше наша жизнь. Об этом рассказывают и даже поют автоматические куклы, демонстрируя, насколько лучше стал человек с тех пор, как появился электрический утюг.
В основе Диснейуорлда лежит сказка. Если в ЭПКОТ-центре она облечена в наукообразную, "жюль-верновскую" форму, то в главном флоридском парке, "Волшебном королевстве" - сказка живет в чистом виде, разве что слегка приправлена приключенческим романом. Пираты, феи, гномы, приведения, дикари - весь положенный набор представлен тут теми же куклами-автоматами. Особенно поражает воображение "Заколдованный замок" где сотворенные из воздуха при помощи голографии призраки убедят любого скептика в существовании некротических явлений.
Как и вся Америка, Диснеевская сказка выросла из европейских корней. Но есть у нее и своя специфика, которая не бросается в глаза, когда вы смотрите гениальные фильмы самого Уолта Диснея, но заметна в "волшебном королевстве" Диснейуорлда.
Американская сказка, в отличие от своего прототипа, более поучительна, более бесконфликтна, в ней нет той тайной грусти, которая придает обаяние Андерсену. Сказка Диснейуорлда показывает, как быть богатым и здоровым. Сказка Андерсена всегда помнит, что между ней и жизнью лежит пропасть. Этого типично андерсеновского конфликта между поэзией и прозой Диснейуорлд лишен напрочь. Здесь всех убеждают: вы рождены, чтоб сказку сделать былью. И делают это с тем же пылом, что когда-то и в России, но, надо признать, с гораздо большими основаниями.
Эти Письма не заменят путеводителя. И все же три моих совета - что особенного посмотреть, чем интереснее поообедать и где важнее всего побывать - завершат этот, как и все остальные очерки нашего путевого цикла.
* Самое интересное во Флориде - космический центр имени Кеннеди, расположенный неподалеку от Диснейуорлда, на мысе Канаверал.
Вряд ли место для космодрома выбирали, исходя из этого соседства, но совпадение потрясающее. Центр Кеннеди как бы завершает флоридский туристский набор. Более того, если вспомнить опять Жюля Верна, а в диснеевских краях без него не обойтись, то окажется, что знаменитая пушка, благодаря которой его герои попали на Луну, была установлена как раз там, где сейчас запускают настоящие ракеты. Так тезис о сказке и были находит подтверждение в самой что ни на есть настоящей жизни.
* самая интересная еда во Флориде - аллигаторы. Их тут несусетное количество. Поэтому в ресторанах наравне с гамбургерами продают жареные хвосты земноводных. На вкус, правда, аллигатор мало чем отличается от курицы.
* Самая экзотическая достопримечательность американского курорта, как всегда связана с природой. Благодаря роскошному климату, во Флориду перебираются на зимовку не только старушки, но и перелетные птицы. Флорида рай и для людей и для зверей. Лучшее тому подтверждение - очередной развлекательно-познавательный парк "Мир моря".
Если начиненный пластмассовыми роботами ЭПКОТ-центр проповедует гармонию человека с цивилизацией, то "Мир моря" задуман как апофеоз межвидовой любви. Это не зоопарк, не аквариум, не цирк, это - райские кущи, где вы можете покормить огромных скатов, поиграть с тюленями и похлопать дельфина по могучей резиновой спине. Вот так должно быть жил Адам до тех пор, пока ему не приспичило познать добро и зло. Продолжение
Искушение курортом довольно долго мне удавалось преодолевать без особых усилий. Пляжный досуг, сладкое приморское безделье, служило объектом высокомерного презрения в том кругу, где я провел лучшие годы за портвейном и разговорами о прекрасном. Обычная для наших соотечественников смесь саркастического романтизма и циничного идеализма всегда толкала меня на поиски приключений интеллектуального свойства.
Но с годами я обнаружил, что все чаще ищу в путешествиях не новых впечатлений, а новых состояний. То ли это путь к эзотерическому самоуглублению, то ли примитивная лень, но потихоньку я стал обменивать целомудренные объятия муз, на более грубые плотские радости: капризы духа на усладу тела.
Поэтому, когда жена вынудила меня провести очередной отпуск на мексиканском курорте, сопротивлялся я больше для виду - чтобы капитуляция перед буржуазными развлечениями не слишком контрастировала с тем интеллектуальным образом, который выходец из России носит как погоны.
Так я оказался в Канкуне, курортной столице Мексики, в одном из тех тропических оазисов, где солнце, море и абсолютная беззаботность гарантируются твердой американской валютой. Все такие местечки неотличимы друг от друга. Рекламируя себя как "противоядие от цивилизации", они честно дают то, что обещают: возвращают человека к максимально упрощенному состоянию, сдирая с клиента вместе с одеждой те наносные оболочки, которые мы зовем культурой.
Социологи считают, что курортному бизнесу принадлежит будущее. Но уже и сейчас орды туристов осаждают тропики, стремясь сбросить с себя бремя интеллекта. Этот процесс связан с тем простым обстоятельством, что в современном мире люди работают головой, а не руками. Прогресс, освободивший человечество от физических усилий, привел к тому, что за возможность испытывать эти самые физические усилия мы теперь платим кучу денег и едем черти куда.
Во всяком случае, никогда мне не приходилось так тяжко, в поту своего лица, оправдывать досуг, как на канкунском курорте. Конечно, этот труд можно назвать развлечением, но количество затраченной энергии от этого не изменится.
Если в обычной жизни мне не приходится держать в руках ничего тяжелее карандаша, то здесь с раннего утра до позднего вечера я истязал свое тело физическими упражнениями. И поверьте, что вытащить тридцатифунтовую рыбу куда тяжелее, чем до утра обсуждать сравнительные достоинства Петрарки и Пугачевой.
Телесные радости плохо поддаются переводу. Эмоции, вызываемые живописью или архитектурой, легко передать на бумаге, а вот про баню писать можно одними междометиями.
Кстати, почти то же самое происходит с любовью. Ей посвящены миллионы прекрасных страниц, а сексу всего несколько удачных строчек. Культура легко справляется только с описанием, ею же порожденными. До тех пор, пока художник парит в высших сферах, он изображает тончайшие оттенки чувства. Но как только он спускается на землю, обращаясь к биологической основе личности, ему никак не удается протиснуться между Сциллой и Харибдой - ханжеским молчанием и вульгарным натурализмом.
Душа у нас разговорчивая, а тело - немое, но это еще не значит, что ему нечего сказать. Просто мы, не зная языка мускулов и гормонов, торопимся побыстрее перейти на более простые, то есть духовные материи. Когда же автору все же удается найти способ рассказать о телесном, получаются такие шедевры, как "Старик и море" или "Темные аллеи".
Естественно, что отчетливее всего голос тела слышен в спорте. Человек на футбольном поле, волейбольной площадке, или теннисном корте немедленно теряет свою общественную значимость, возвращаясь к пещерным - немым - ценностям: сила, воля, ловкость, быстрота реакции. Спортивное состязание - кратчайший путь к свободе от социального или интеллектуального неравенства.
Те 15 минут, которые я, после двадцатилетнего перерыва, потратил на занятие спортом в Канкуне, заставили меня по новому взглянуть на западное общество. Для американцев спорт служит не столько физической разрядкой, сколько способом самоутверждения. Это всегда честная борьба - без гандикапа, обеспеченного деньгами, образованием, властью. На стадионе или в бассейне не бывает ни богатых, ни знаменитых. Нет здесь и равенства, только равноправие - все начинают гонку в одно время. Поэтому в любой команде немедленно создается социальная структура со своей сложной иерархией, непохожей на ту, что складывается в обычной жизни. Конечно, две эти сферы - телесная и духовная - каким-то образом взаимодействуют между собой. Поэтому, скажем, американский президент подчеркивает свои спортивные достижения с той же регулярностью, с которой он замалчивает интеллектуальные увлечения. В здоровом теле - здоровый дух, но не наоборот.
Спорт (не для болельщиков, а для участников) - арена биологического соперничества. Личность здесь обнажена, оторвана от обычных социальных связей, от условностей цивилизации. Наверное, подобная ситуация возникает в окопе. Не зря спорт и война состоят в двоюродном родстве.
В спорте американцы явно предпочитают персональную конкуренцию командной. В привычных нам физкультурных пирамидах, которые я бы назвал самым ярким проявлением советского спорта, человек превращается в кирпичик: он - необходимый элемент конструкции, которая без него просто развалится, но, в то же время, легко заменяем. Не личная доблесть, а дисциплина, не индивидуальное отличие, а функциональная необходимость.
А вот на теннисном корте, например, игрок становится временным, но полновластным хозяином своего, четко огороженного сеткой участка, которой он и защищает со всей свирепостью собственника. Каждый теннисный поединок - миниатюрная война за землю, как основу личной независимости. Решившись продолжать эту теннисную тему, можно даже сказать, что прологом к нынешним чехословацким событиям наравне с "пражской весной" можно считать и победы Ленделла и Навратиловой.
Все эти сомнительные наблюдения мне пришлось делать со стороны. Так уж вышло, что в стране, казалось бы, боготворившей спорт, меня учили только тем видам, которые с трудом применимы на Западе - лыжный кросс по пересеченной местности, подтягивание на канате и бег в мешках.
Правда, в Канкуне мне удалось взять небольшой реванш за даром потраченные годы, научившись управлять парусной яхтой - оказалось, что это единственное спортивное упражнение, которое можно и нужно выполнять лежа.
Когда-то курорт задумывался с размахом - он позволял человеку вступать в натурофильский диалог с первоэлементами: Воздухом, Огнем, Землей и Водой, чаще всего - минеральной. Но в Европе курорт давно выродился в салон, сезонное продолжение гостиной. Тут он так густо оброс светскими традициями, что голос природы заглушили сплетни - тени романов, литературных и настоящих, витают над курортами, придавая им пикантную романтическую жеманность.
Поддавшись обаянию этой престижной забавы, Америка вывезла к себе курорт с тем же бережливым пиететом, с каким она всегда обращалась с ценным европейским экспортом, вроде средневековых замков. Как часто бывает с колониями, светские ритуалы здесь соблюдаются с большей ревностью, чем в метрополии. Даже если на соседнем пляже дамы загорают без лифчиков, курортников не пускают к ужину без пиджаков.
Редеющие, как целомудрие, американские курорты настолько консервативны, что по ним лучше всего судить о прошлом. Гипсовые нимфы у шипучих источников, величавые ампирные купальни, элегантный завтрак на бегах, казино, закрытое поколением ригористов, кружевные зонтики, онегинская скамья в якобы заброшенном парке, а на постоялом дворе - портреты президентов вперемежку с монархами - современниками: Георг, Наполеон, Александр Павлович.
Всю эту постороннюю Америке роскошь убил, как и все европейское в этой стране, транспорт - на этот раз самолет, превративший сезон в проблему не календаря, а денег. Раньше на курорт ездили летом, теперь - в отпуск.
Впрочем, старинному курорту все равно в Америке не выжить - он здесь мало кому нужен. Европейская знать ездила на воды, чтобы освежить, не снимая перчаток, связь с природой. Американцы, по преимуществу обитатели пригородов, и так живут круглый год на даче.
Поэтому сегодня собственно американский курорт - это причудливый сплав природы с культурой. Лучше всего его представляет флоридский "Диснейуорлд".
Дерзок замысел "Диснейуорлда". Как Петербург, он вырос на болотах. Он - продукт воли человека, который решил построить в одном, отдельно взятом штате земной рай, создать на пустом месте идеальный мир без страха и упрека.
Диснейуорлд - целен и самодостаточен. Единственное, в чем он нуждается, так это в туристах. Кроме них от большого мира ему ничего не нужно. У него все свое - своя география, своя история, свое прошлое, свое будущее и свое настоящее.
Флоридский рай - наивен и заманчив, простодушен и увлекателен. Но главное - "Диснейуорлд" работает на благо нации. Здесь производится самый ценный продукт Америки - оптимизм.
Изучение Диснейуорлда, как и любой страны, следует начинать с географии. На берегу живописной лагуны выстроились разные страны - Канада, Марокко, Франция, Китай и дюжина других (остро ощущается отсутствие России). Тут вам представляется возможность совершить кругосветное путешествие не за 80 дней, а за 80 минут.
Каждая страна представлена аутентичной архитектурой, товаром, едой. Если это Франция, то, конечно, вы найдете Эйфелеву башню. Если Мексика, то официанты носят сомбреро. Если Япония, то границу будут охранять бронзовые самураи. Короче, не спутаешь.
Флоридский глобус несравненно лучше настоящего. Обойдя вокруг света, вы не разочаруетесь в человечестве. Все здесь чистое, ухоженное и радостное. Тут не бывает нищих, больных, голодных. Флоридская заграница - облегченный, как бы адаптированный для пятикласников мир.
Так диснеевская география дает первый урок американского патриотизма. Она наглядно показывает: все, что попадает в Новый Свет, немедленно становится лучше. В первую очередь - Старый Свет.
Естественно, что центром диснеевской географии являются Соединенные Штаты.
От других стран-аттракционов диснеевская Америка отличается тем, что не позволяет себе экзотических деталей. Тут на нескольких гектарах представлена чисто ностальгическая мечта. Смотреть здесь в принципе не на что - типичная провинциальная Майн-стрит, улица, фонарь, аптека, плюс пожарная охрана. Но все это застыло в том идеальном времени, когда не только улицы, но и нравы были чисты.
Со временем у "Диснейуорлда" такие же сложные отношения, как с пространством. В сущности, он обходится только прошлым и будущем. Настоящему места нет. Утопия может существовать либо в Золотом веке, который уже был, либо в том, который еще будет. Поэтому из пасторальной Америки, застывшей где-то между изобретением подтяжек и присоединением Техаса, вы попадаете прямо в ослепительный 21 век.
Научно-фантастический ЭПКОТ-центр с его головоломной попавшей на все открытки архитектурой, это - торжественный гимн прогрессу. Ведущие американские компании вкладывают огромные деньги в аттракционы, обещающие перенести вас в мир будущего при помощи продукции этих фирм. Но на самом деле здесь рекламируются не конкретные изделия, а сам технический прогресс, который и есть путь к счастью.
Все аттракционы построены по одному принципу. Вас сажают в вагончик, в котором вы совершаете недолгое путешествие по страницам человеческой цивилизации. Куклы-автоматы выплывают из темноты и разыгрывают сценки, из которых явствует, что когда-то не было колеса, а потом его изобрели. Затем к колесу приделали моторчик, потом крылья, наконец появляются ракеты, которые привозят вас в светлый храм будущего. Здесь роботы уже наряжены в скафандры. Они живут на космических станциях и в подводных городах. Их окружают компьютеры и лазеры. Невооруженным глазом заметно, что по мере приближения к 21 веку куклы становятся все веселей. Если изобретатель колеса угрюм и задумчив, то пластмассовый человечек в прозрачном скафандре приплясывает от счастья. Каждый может убедиться, что как ни прекрасно американское сегодня, завтрашний день будет еще лучше. Вообще-то, моему поколению, выросшему на романах Беляева и Ефремова, хорошо знакомы эти веселые и слегка аляповатые краски грядущего.
В трактовке ЭКПОТ-центра прогресс нагляден, прямолинеен и утилитарен. Он является прямым результатом сложения. Чем больше изобретений, тем лучше наша жизнь. Об этом рассказывают и даже поют автоматические куклы, демонстрируя, насколько лучше стал человек с тех пор, как появился электрический утюг.
В основе Диснейуорлда лежит сказка. Если в ЭПКОТ-центре она облечена в наукообразную, "жюль-верновскую" форму, то в главном флоридском парке, "Волшебном королевстве" - сказка живет в чистом виде, разве что слегка приправлена приключенческим романом. Пираты, феи, гномы, приведения, дикари - весь положенный набор представлен тут теми же куклами-автоматами. Особенно поражает воображение "Заколдованный замок" где сотворенные из воздуха при помощи голографии призраки убедят любого скептика в существовании некротических явлений.
Как и вся Америка, Диснеевская сказка выросла из европейских корней. Но есть у нее и своя специфика, которая не бросается в глаза, когда вы смотрите гениальные фильмы самого Уолта Диснея, но заметна в "волшебном королевстве" Диснейуорлда.
Американская сказка, в отличие от своего прототипа, более поучительна, более бесконфликтна, в ней нет той тайной грусти, которая придает обаяние Андерсену. Сказка Диснейуорлда показывает, как быть богатым и здоровым. Сказка Андерсена всегда помнит, что между ней и жизнью лежит пропасть. Этого типично андерсеновского конфликта между поэзией и прозой Диснейуорлд лишен напрочь. Здесь всех убеждают: вы рождены, чтоб сказку сделать былью. И делают это с тем же пылом, что когда-то и в России, но, надо признать, с гораздо большими основаниями.
Эти Письма не заменят путеводителя. И все же три моих совета - что особенного посмотреть, чем интереснее поообедать и где важнее всего побывать - завершат этот, как и все остальные очерки нашего путевого цикла.
* Самое интересное во Флориде - космический центр имени Кеннеди, расположенный неподалеку от Диснейуорлда, на мысе Канаверал.
Вряд ли место для космодрома выбирали, исходя из этого соседства, но совпадение потрясающее. Центр Кеннеди как бы завершает флоридский туристский набор. Более того, если вспомнить опять Жюля Верна, а в диснеевских краях без него не обойтись, то окажется, что знаменитая пушка, благодаря которой его герои попали на Луну, была установлена как раз там, где сейчас запускают настоящие ракеты. Так тезис о сказке и были находит подтверждение в самой что ни на есть настоящей жизни.
* самая интересная еда во Флориде - аллигаторы. Их тут несусетное количество. Поэтому в ресторанах наравне с гамбургерами продают жареные хвосты земноводных. На вкус, правда, аллигатор мало чем отличается от курицы.
* Самая экзотическая достопримечательность американского курорта, как всегда связана с природой. Благодаря роскошному климату, во Флориду перебираются на зимовку не только старушки, но и перелетные птицы. Флорида рай и для людей и для зверей. Лучшее тому подтверждение - очередной развлекательно-познавательный парк "Мир моря".
Если начиненный пластмассовыми роботами ЭПКОТ-центр проповедует гармонию человека с цивилизацией, то "Мир моря" задуман как апофеоз межвидовой любви. Это не зоопарк, не аквариум, не цирк, это - райские кущи, где вы можете покормить огромных скатов, поиграть с тюленями и похлопать дельфина по могучей резиновой спине. Вот так должно быть жил Адам до тех пор, пока ему не приспичило познать добро и зло. Продолжение