"Вроде как свои"

Сильнейший украинский теннисист Сергей Стаховский, занимающий 50-ю строчку в списке 100 лучших теннисистов мира, пригласил на Уимблдонский турнир трех бывших курсантов севастопольской академии имени Нахимова, которые после аннексии Крыма Россией отказались остаться в академии, покинули полуостров, а потом получили приглашение учиться в Великобритании в Британском королевском военно-морском колледже.

Стаховский выступал в поддержку Евромайдана, сейчас оказывает помощь украинским военным на востоке страны. Теннисист отказывается давать интервью российским средствам массовой информации. В прошлом году на Уимблдоне Стаховский на пресс-конференции сказал, что не будет отвечать на вопросы российских журналистов. Как описывает происшедшее xsport.ua, "Из пресс-центра россиянам тут же добавили: "Врать надо меньше". А когда те переспросили, Стаховский, выходя из зала, повторил: "Врать! Я не про спорт говорю…"

За месяц с небольшим до Уимблдона-2015, говоря об истории с курсантами, Стаховский замечает, что просто хочет их поддержать:

Сергей Стаховский - о российско-украинском конфликте и его влиянии на спорт

– Я читал статью в прошлом году по поводу нахимовских курсантов, которые отказались продолжать учебу под флагом России, которые предпочли уйти на материковую часть Украины и продолжить учение там. Впоследствии, по-моему, 11 курсантам Нахимовского училища было предложено продолжить учебу за границей. Трое из них попали в Британию. Я посмотрел, насколько это далеко – это, по-моему, в трех часах езды от Лондона. Это является просто жестом поддержки ребят. Интересно даже с ними познакомиться. Немногие поступили так, как они. Это просто человеческий знак благодарности, они дали присягу один раз и ее придерживаются. Это редкость.

​– Почему вы так реагируете на события на Украине? Вы, конечно, связаны с ней, но вы – теннисист, а это такой кочующий образ жизни, в поездках, между странами.

– В Украине я уже давно не живу, нахожусь там ограниченное время, поскольку у теннисистов график расписан. У меня в Киеве живут родители, брат, бабушка. В Киеве похоронены мои бабушка и два дедушки. Мои прадеды похоронены в Украине. Меня это прямиком касается. Я родился в Киеве, я вырос в Киеве. Возможно, вы скажете, что я родился в СССР, но я родился в Украине. Для меня то, что происходит в моей стране, очень важно, поскольку там гибнет огромное количество людей, я бы даже сказал, огромное количество хороших людей. Они гибнут там за свою идею. Много не очень добросовестных граждан прячутся, потому что у них идеи нет. Мы впоследствии останемся с тем, что у нас в стране не останется людей, которые чего-то стоят, потому что они все погибнут в войне. Это страшно.

​– Насколько для вас отношение к России переносится на теннисные корты, на российских спортсменов? Насколько смешивается спорт и политика?

– Я знаю всех игроков достаточно давно. Мы все очень хорошо общались, поскольку с русским у меня никогда не было проблем. Конечно, когда это все началось в Крыму и продолжалось в Донбассе, то у меня были определенные эпизоды с представителями России, мы их продискутировали. Я верю, что спортсмен может быть и имеет право быть вне политики. Но то, что спорт находится вне политики, – это глубокое заблуждение миллионов людей. Потому что спорт является неотъемлемой частью политики, иначе почему президенты 140 стран мира присутствуют на открытии Олимпиады? Почему президенты присутствуют на финальных матчах чемпионата мира по хоккею, Лиги чемпионов по футболу? Почему, если это аполитично? Потому что огромные деньги завязаны в спорте. А где огромные деньги, там политика.

​

​– Теннисисты из стран бывшего СССР связаны между собой? Или все ориентируются сейчас на Запад, тренируются отдельно и никаких связей с советским теннисом, с российским – нет?

– Я могу говорить за себя. Я до 12–14 лет играл огромное количество турниров на территории СНГ. Поколение, которое было до меня – Медведев, Рыбалко, Поляков, Кафельников, Столяров, – они еще вырастали вместе в советской школе, тренировались вместе, у них были одни базы, одни сборы. Мое поколение уже было раздельно, каждый сам за себя. К сожалению, в Украине никогда не было какой-то особой поддержки со стороны государства, никогда не было какой-то базы. Поэтому у нас каждый сам по себе, каждый как может, так и пробивается. Общий у нас только язык. Да, мы часто тренируемся вместе, поскольку вроде как свои. Вроде как.

– Вроде как? Сейчас исчезло это ощущение?

– Сейчас я не могу сказать "вроде как свои". Мать у меня русская по национальности. У нас дома всегда говорили на русском. Я всегда воспринимал русскую речь достаточно легко. Теперь, когда я слышу где-то русскую речь в аэропорте или на вокзале, она у меня идет в штыки.

– Но вы сами говорите по-русски.

– Я говорю по-русски, но я могу перейти на украинский.

– Не надо, давайте по-русски. Неужели это переходит на язык?

– К сожалению, да. Звучание русского языка за границей сейчас воспринимается в штыки.

​– Вы играли или тесно общались с русскими теннисистами?

– Я очень хорошо и давно дружу с Михаилом Южным, с его тренером. Я являюсь крестным у его младшего сына. Мы продолжаем общаться. Возможно, немножко меньше, я его очень давно не видел. По факту у нас были какие-то разногласия, но мы их решили. У нас нет больше конфликтов.

​– Разногласия, касающиеся конфликта на востоке Украины?

– Да.

– Когда начались те события, кто-нибудь приходил из теннисистов, выражал сочувствие, спрашивал, что там у вас происходит?

– Изначально, когда все только началось в Крыму, а потом перекинулось на Донбасс, очень многие теннисисты узнавали, спрашивали – как, что и почему? Но, к сожалению, люди привыкают так же, как в Киеве, во Львове, в Харькове, что идет война, что это их не касается. Люди переключаются на другие вещи, которые происходят в мире.

​– Когда вы говорите, что не даете интервью российским СМИ, это звучит как ясно выраженная политическая позиция. Вы пытаетесь использовать спорт для привлечения внимания к событиям на востоке Украины?

– Это из-за поведения российских СМИ, из-за того, как они показывают и освещают ситуацию в Украине. Я считаю, что люди, которые работают и говорят, что, мол, мы спортивное отделение, мы не имеем ничего общего с теми людьми, которые пишут новостные статьи про политические события, про военные, – я считаю, что это все неправда, на самом деле. Использую ли я спорт как платформу? Да, я использую. В прошлом году я писал статью даже в Sport Illustrated, по-моему, это как раз был февраль, начало всех событий, это начало Крыма, начало Донбасса. Они ее опубликовали. Впоследствии они спрашивали несколько раз, не хочу ли я написать продолжение, но я теннисист, а не журналист. Меня спрашивают достаточно часто, когда берут интервью, как ситуация, почему? Я свои ощущения никогда не скрывал и скрывать смысла не вижу. Я там был. Я ездил туда еще в середине прошлого года, был в Дебальцево, был в Краматорске, был на передовой, был в Константиновке, то есть в местах, где тогда были украинские войска.

​– А зачем вы туда поехали?

– Потому что одна вещь – это говорить о чем-то со стороны, о том, что ты думаешь, но не знаешь. И другая вещь – говорить о том, что ты видел своими глазами, что ты осознаешь. Для меня было важно увидеть всю ситуацию именно своими глазами.

– И что вы увидели?

– Горе, к сожалению. После общения с военными и с людьми, которые там были, конечно, скажем так, любви к России у меня не прибавилось.

– Но ведь там есть люди, которые искренне думают, что с Россией им будет лучше.

– Я не спорю. Но как вы хотите определить количество людей, которым нравится Россия? Если мне не нравилось в Украине... Я вам скажу честно, я не мог тренироваться и учиться теннису в Украине, мне было невозможно продолжать карьеру в Украине, из-за чего мне пришлось уехать. Я приехал в Чехию, я прожил в ней 7 лет, после чего я переехал в Братиславу, прожил еще около 5 лет. Потом я жил в Лондоне. Суть в чем? Я уехал, потому что я не смог найти того, что мне нужно, в Украине. Если людям не нравится жить в Украине, они могут собрать вещи и переехать в Россию.

​

​– Вы как-то пытаетесь поддерживать?..

– ...Украинскую армию? Да. Добровольческие батальоны, армию, кого получается, того и поддерживаем – бронежилеты, форма, футболки, медикаменты, телевизоры. На моем месте, наверное, каждый гражданин своей страны сделал бы то же самое. Очень многие простые люди делают очень много для армии, для раненых, для переселенцев, для семей погибших солдат. К сожалению, у нас все больше держится на волонтерах и добрых людях, чем на государстве.

​– То есть вы осознаете, что у государства с этим проблемы?

– Да, я это осознаю, я это признаю. Но государству все это очень легко скрывать. Если бы у нас был сосед попроще, и после того, что у нас случилось в январе прошлого года, дал нам время осознать, понять и принять правильное решение... но он у нас отжал Крым и развязал войну. И у нас теперь все люди думают только о войне, а политики творят что хотят – война, все можно.

​– Вы выступаете под украинским флагом. Сейчас в связи с тем, что произошло за последний год, у вас есть ощущение, что украинский флаг обрел большее значение? Украинская нация в каком-то смысле создалась в результате происшедшего?

– За последний год создалась больше, чем создавалась за 20 лет независимости. Такое ощущение у меня, как у теннисиста, который выступает за страну с 2004 года, играет в Кубке Дэвиса. Да, люди начали больше ценить и свой флаг, и свою страну, и свою национальность. У меня жена из России. Да, они давно переехали в Венгрию. Она закончила венгерскую школу, она говорит на венгерском. Но они из Сибири. Этот конфликт, к сожалению, разрушил много семей, но нам повезло, мы были сильнее этого, были мудрее, мы решили до этого не доходить. К чему я веду? Сейчас, когда я вижу украинцев на улице, можно сказать: "Слава Украине!", и получить ответ – "Героям слава!", "Слава Украине!". Мелочь, но приятно. И я спрашивал у жены, а она может что-то такое сказать русским и получить этот ответ? Наверное, нет.