“Прибытие”: лингвистическая фантазия

"Прибытие". Афиша фильма

Александр Генис: “Золотой глобус” обошел вниманием оригинальный и занимательный фильм “Прибытие”. Надеюсь, что “Оскар” исправит эту упущение, потому что эта картина, поставленная по рассказу популярного и в России американского писателя-фантаста Теда Ченга “История твоей жизни”, развивает крайне необычную - лингвистическую - версию контакта с чужим разумом.

Об этом фильме мы беседуем с ведущим “Кинообозрения” Андреем Загданским.

Андрей Загданский: Когда я отправляюсь смотреть научно-фантастический фильм на такую животрепещущую тему, как прилет пришельцев, мне всегда интересно, какой вариант альтернативного мира предложат нам авторы. Вы помните, в «Планете обезьян», например, авторы решили эту проблему очень просто: мир остается тем же самым, просто нас вытеснили обезьяны, они заняли наше место. У Тарковского в «Солярисе», точнее, у Станислава Лема в «Солярисе» иная цивилизация — это разумный океан, который, как трехмерный принтер может отпечатать и размножить любой плод нашего воображения. У Спилберга пришелец похож больше на ребенка и становится товарищем главного героя.

Александр Генис: У меня есть теория по этому поводу: вся научная фантастика построена на одной идее, которая родилась во времена Колумбом. Когда открыли Новый Свет, то он оказался альтернативой Старому Свету. Отношение между пришельцами и людьми — копируют отношения между белым человеком и индейцами. Это и есть генеральный конфликт научной фантастики. А разница заключается в том, чью роль мы играем: то ли мы - индейцы, то ли мы - белые люди, которые уничтожают индейцев.

К счастью, есть исключения. Например, «Пикник на обочине» Стругацких, где гениально придумана альтернатива “случайного контакта”. И конечно, «Солярис», который вы упомянули. Мне кажется, это - лучшая научно-фантастическая идея, потому что «Солярис» не просто альтернатива человеческой цивилизации, «Солярис» - это бог-неудачник, который хочет что-то сделать, но не может, хотя может он сделать все. На этом парадоксе построен лучший фантастический роман всех времен и народов.

Андрей Загданский: К сожалению, фильм «Прибытие» не тянет по уровню на «Солярис», но тем не менее, я согласен с вами. Ситуация пришельцы - белые люди, а индейцы — коренные жители здесь вполне применима. Мы, земляне, оказываемся индейцами, к нам прилетели они — это главная посылка фильма. Но прилетели они не просто так, а с определенной целью. Цель эта совершенно непонятна людям. Для того, чтобы разобраться,зачем, собственно говоря, прилетели пришельцы, - а они высадились в 12 разных точках на Земле, создаются мозговые центры по всему миру. В них лингвисты, под предводительством, конечно, военных — это очень важно, пытаются наладить осмысленный контакт с пришельцами. Американскую группу возглавляет молодая очаровательная женщина Луиза Бэнкс, которую играет не менее очаровательная Эми Адамс.

Александр Генис: Я ее прекрасно помню по чуть ли не дебютной картине «Майский жук», которую мы вместе с вами вместе смотрели и, конечно, рассказывали о ней нашим слушателям. Там она была восхитительная инженю.

Андрей Загданский: Здесь выросшая Эми Адамс - супер-специалист лингвист и именно ей предстоит решить задачу, наладить эту осмысленную коммуникацию. Нужно разгадать в первую очередь их язык, а язык пришельцев, (я не буду их описывать сейчас, немножко о языке скажу) — это причудливые знаки, которые появляются в виде кругов, и они похожи на чернильные пятна, но всегда непременно круглые с утолщениями или кляксами узоров вокруг. Эми бьется и бьется над этими кругами, что-то немножко понимает, что-то вычисляет, но скачок понимания происходит уже в кульминации, когда к ней приходит прозрение, точнее даже, как ясновидение или как глоссолалия, удачно вспомнить это мудрое слово, когда ученики Христа заговорили на многих языках для того, чтобы нести учение Христа во все страны мира.

Инопланетяне говорят на нелинейном языке, потому что их время нелинейно, их ощущение времени кардинально и решительно отличаются от концепций землян. Они существуют в другом мире. И в тот момент, когда наша девушка Луиза Бэнкс все это понимает, она оказывается способной на невероятное. Она не только останавливает землян, которые, конечно же, хотят уничтожить инопланетян, из-за чего немыслимая галактическая война должна развернуться, но она сама делает скачок, проникает в нелинейное время и меняется. И здесь удачно было бы вспомнить, концепции 1960-70-х годов, которые были так популярны в Америке. Вы помните, конечно, ньюэйдж.

Александр Генис: Ньюэйдж и сейчас популярен.

Андрей Загданский: Но все это начиналось в 1960-70 годы.

Александр Генис: Когда появилась контркультура.

Андрей Загданский: Новая культура, новая религия, в том числе была и уфологический культ. Эта было время Водолея, когда на смену жесткому рациональному пониманию реальности якобы в соответствии с астрономическими фазами земли приходит новое время.

Александр Генис: Да и сейчас об этом пишут: эра Водолея.

Андрей Загданский: Приходит новое время с иными концепциями, иными способами понимания. Мир меняется и подстраивается в том числе к иным способам коммуникации, к телепатии, к нелинейному времени, к нелинейным связям. Все это якобы должны нам принести пришельцы в этом фильме и все это постигает в один магический момент наша героиня и спасает мир от разрушения.

Александр Генис: Самое любопытное, что время коренится в языке. И это, конечно, глубоко и правильно. Потому что от того, как мы пользуемся грамматическими категориями, меняется наше представление о времени.

Я однажды был в Канаде на рыбалке, разговаривал там с местными учителем, который преподает в школе для индейцев. Он сказал, что на языке индейцев трудно сказать, например, «послезавтра у нас будет баскетбольный матч», потому что «послезавтра» нет такого в языке индейцев.

Любопытно, что в фильме сумели воспроизвести такие сложные концепции, это делает им честь. Связано это с тем, что автор картины захотел сделать фильм научно-фантастический, это не сказка «Гарри Поттер», а именно научная фантастика. Для этого в труппу пригласил экспертов с замечательной фамилией Вольфрам, отца и сына, которые тщательно следили за тем, чтобы все в фильме звучало во всяком случае наукообразно.

Андрей Загданский: Можно анализировать любой фильм на нескольких уровнях. В данном случае, если речь идет о психологической мотивации в кадре, то, что происходит с героями, то в картине масса несуразностей. Не хочу перехвалить фильм за то, чего в нем нет.

Александр Генис: А что в нем есть?

Андрей Загданский: Концепция иного времени, иной нелинейной реальности. Важно, что героиня фильма не мужчина, а женщина, женщина, как более интуитивное начало, дионисийское начало человека, оказывается способна к этому скачку. Ведь не просто она понимает язык пришельцев, но пришельцы выбирают ее как медиума, пришельцы дают ей это мгновенное знание, мгновенное понимание, потому что она его заслужила.

Александр Генис: Главное, что они понимают время как нечто такое, что не делится, для них время существует вообще и сразу, и именно это позволяет ей видеть будущее. Но мы не будем раскрывать все секреты фильма.

Андрей Загданский: Важны две вещи. Важно то, что она сама начинает жить в этом новом измерении, она сама теперь существует в нескольких временах.

Александр Генис: То есть в сущности она сама стала пришельцем.

Андрей Загданский: У нее изменяется сознание. Но почему пришельцы прилетели — это самая главная штука, чего они хотят. Они пришли дать это знание людям. Для чего? Потому что они знают, что через три тысячи лет им понадобится помощь человечества. Если наша цивилизация способна будет сделать этот скачок, то тогда мы сможем помочь им.

Александр Генис: Поможем?

Андрей Загданский: Осталось подождать три тысячи лет для того, чтобы ответить на этот вопрос. Но во всяком случае я позитивно отнесся к этой картине, потому что как интеллектуальная загадка она развлекательная. Я закрываю глаза на какие-то несуразности сюжетосложения, но сама интеллектуальная игра доставляет удовольствие.

Александр Генис: Кроме этого, как я знаю, вам доставил удовольствие и новый кинотеатр, в котором вы смотрели этот фильм. Я еще не был в этом кинотеатре, но говорят, что это самое совершенное произведение архитектурного искусства для показывания кино.

Андрей Загданский: Это скорее не архитектура, а это дизайн интерьера. Нечто подобное, мне кажется, должно было произойти. В то время как экраны домашних кинотеатров становятся все больше и больше, люди все больше и больше совмещают удобство просмотра фильмов с радостями домашнего пребывания, - можно у экрана выпить чаю, можно выпить что-то еще, можно и поесть. С кинотеатром следующий шаг произошел в этом направлении, теперь вы приходите в кинотеатр, в новую сеть кинотеатров — это, собственно говоря, похоже на ресторан-варьете, где вы покупаете по выбору ваши места, выбираете кабинки, есть на два и на три человека, кабинки полностью изолированы от всего зала.

Александр Генис: Похоже на номер в бане.

Андрей Загданский: Не совсем, это больше похоже все-таки на салон первого класса самолета, где вы отрезаны ширмой от других зрителей. У вас есть стол, у вас есть кнопка, на которую вы можете нажать и вызвать официанта, он принесет вам еду горячую и принесет, конечно, вино или что-нибудь иное в этом духе. Вы остаетесь один на один с огромным экраном.

Александр Генис: Сколько стоит это удовольствие?

Андрей Загданский: 25 долларов на нос.

Александр Генис: Это практически в два раза дороже, чем даже дорогой билет в кинотеатр.

Андрей Загданский: Да в наших местах. Колеблется цена от 10 до 15 долларов среднем. Но это совершенно другой просмотр. Но я не уверен, что мне это очень понравилось. Я иду в кинотеатр, чтобы приобщиться к некоторому всеобщему сопереживанию. Меня как зрителя и как кинопрофессионала, естественно, интересует совместное проживание этого опыта, этих двух часов на экране. Есть фильмы, которые я не могу смотреть один. Я смотрел в кинотеатре «Любовь» с Трентиньяном нашего замечательного режиссера Михаэля Ханеке, я не могу себе представить, что это был бы тот же самый фильм, если бы я его смотрел один, отрезанный от реакции зала.

Александр Генис: Знаете, я как профессионал ножа и вилки не могу представить себе, что можно смотреть хороший фильм и вкусно обедать. Что-нибудь одно. По-моему, это совершенно возмутительно. Вы знаете, Мандельштам однажды был в доме отдыха, попал в советское время туда, и он увидел женщину, которая слушала Моцарта и читала стихи. Он был возмущен. Вот это примерно то же самое: два наслаждения, которые элиминируют друг друга.

Андрей Загданский: Причем именно еда меня смущает. Если бы речь ограничивалась вином или коньяком, виски, чем угодно, но не еда. Запах еды, который доносится из ресторана, мысль о том, что кто-то рядом сидит, режет мясо и чавкает, меня совершенно смутила.

Александр Генис: Особенно, если бы смотрели ваш фильм — это было бы просто оскорбительно.

Андрей Загданский: Убил бы.

Александр Генис: И правильно бы сделали. Поэтому я сомневаюсь, что это далеко пойдет, хотя мода есть мода. Но в принципе кинотеатр удобный, я сидел в таких супершикарных местах, которые напоминали действительно салон первого класса, в них легко заснуть. Правда, в современном кино так много стреляют, что заснуть не удастся. С другой стороны, что же хорошего, если тебя усыпляет кресло. Когда строили новый Театр на Таганке, Юрий Любимов сказал: “Они с ума сошли, сделали такие мягкие сиденья, что у меня на спектакле все заснут. Сиденья должны быть жесткие”.

Я не знаю, прав ли был Любимов, но я согласен с тем, что в кино главное — зал, в котором вы смотрите кино и ничего другого. Раньше кинотеатры были роскошными, это была пышная архитектура, дорогие интерьеры, потому что они заменяли театр. А теперь они пытаются найти новый способ привлечь зрителей. Сейчас совмещают кинотеатр с рестораном. Другой вариант совместить кинотеатр с концертным залом. Недавно показывали фильм «Манхеттен» Вуди Аллена в сопровождении настоящего симфонического оркестра. Это уже не первый опыт такого рода. Я понимаю — почему. Зачем человек ходит в кино? Он должен получить какой-то такой опыт, который дома он получить не может. А все потмому, что (я прочитал последнюю статистику) каждый год в Америке пустуют пять миллиардов непроданных мест. Представляете себе по всей Америке?

Андрей Загданский: Вы так не убивайтесь, потому что они свои деньги зарабатывают. Все эти новые подходы создают новые ниши. Помните, были исключительно популярны в 1960-70 годы кинотеатры, когда люди приезжали на машине и смотрели фильм, не выходя из своего автомобиля. Это исчезло, ушла эта мода, растворилась.

Александр Генис: Я еще застал последний кинотеатр под открытым небом для автомобилей в Нью-Джерси, но это уже был музейный опыт, туда приезжали специально, чтобы испытать что-то такое, что делали их родители.

Андрей Загданский: Они - часть истории. Совместные биотоки, которые ты получаешь в зале, имеют огромное значение. Мы же не можем себе представить, чтобы люди шли в церковь и каждая пара находилась в отдельной кабинке — это коммунальный опыт, это должно быть совместное переживание, совместное воздействие.

Александр Генис: Любопытно. Но на самом деле, если говорить о церкви, то для меня машина моя — церковь. Когда я в машине один, то это максимальная изоляция. Я представляю себе, что это и есть церковь на колесах, потому что это такой опыт уединения, которого нигде больше нет.

Андрей Загданский: Пожалуй, машина в этом смысле действительно пространство личной медитации. Я помню, что когда был помоложе, я очень любил слушать музыку в машине.

Александр Генис: Я только так и делаю.

Андрей Загданский: А потом перестал. Я понял, что молчание автомобиля, молчание двигателя и шум дороги - достаточный фон для того, чтобы я мог погрузиться в собственные размышления, в собственное я.

Александр Генис: Это и есть, между прочим, сакральный опыт.

Андрей Загданский: Совершенно верно. Поэтому какова судьба новых кинотеатров, я не знаю, желаем им всего самого лучшего. С точки зрения комфорта и роскоши они, безусловно, шаг вперед, с точки зрения совместного эмоционального переживания, думаю, значительный шаг назад.