"В эпицентре бури". Украинский модернизм под угрозой обстрела

Гуманитарный коридор – понятие не только юридическое, правовое или военное. Человека необходимо поддержать психологической и лекарственной заботой, теплом и словом. Есть не только медицина катастроф, но и язык катастроф. Несколько миллионов украинцев покинули свои дома. Мировое сообщество поднялось на защиту новейших изгнанников. Об этой картине мира, создающейся на наших глазах, подкаст-сериал "Гуманитарный коридор". По ширине этого коридора будут судить о морали и ответственности нашей эпохи. Ведущие – Иван Толстой и Игорь Померанцев.

Иван Толстой: Мой сегодняшний собеседник – искусствовед, куратор выставочных проектов и журналист, киевлянин по рождению, Константин Акинша, специалист по искусству модернизма ХХ века. Он обладатель многочисленных профессиональных премий, среди которых премия Джорджа Полка за репортажи о культуре, и других наград.

Константин Акинша: В эпицентре бури. Искусство во время войны

Среди важнейших тем исследований доктора философии Константина Акинши – проблемы реституции (то есть возвращения перемещенного искусства и утраченного культурного наследия), проблемы подделок русского и украинского авангарда.

Среди кураторских проектов Акинши – "Русский модернизм: взаимные пересечения немецкого и русского искусства", "Перманентная революция: украинское искусство сегодня".

Константин Александрович – директор-основатель британского проекта "Исследования авангардного искусства" и автор ряда монографий, в том числе книги "Прекрасная добыча: Советский грабеж художественных ценностей".

Мы записали нашу беседу, приуроченную к открытию в Мадриде в Музее Тиссен-Борнемисса большой выставки произведений украинского модернизма из музеев Украины. С какими драматическими обстоятельствами пришлось столкнуться куратору и устроителям, рассказывает Константин Акинша.

Константин Акинша: 28 ноября в Мадриде, в Национальном музее Тиссена-Борнемисы открылась выставка "В эпицентре бури. Украинский модернизм: 1900–1930-е годы". Это выставка в своем роде уникальная, потому что организовывалась она во время войны со всеми вытекающими последствиями, которые уже превратились в легенды. Дело в том, что вывезти большую музейную выставку из Украины в теперешней ситуации задача отнюдь не простая. Идея появления этой выставки появилась у меня, когда началось российское вторжение. Я довольно много писал о необходимости эвакуации музеев. На мой взгляд, эвакуация эта была проведена частично, недостаточно и слишком поздно: большинство музейных коллекций остались там, где они и были, в лучшем случае, они были перенесены в подвалы.

Иван Толстой: Какова концепция выставки? Авангард и больше ничего? Как шло собирание этой экспозиции?

Константин Акинша: Концепция родилась раньше, чем началась война. Я пытался сделать эту выставку в течение нескольких лет. В 2018 году она уже должна была ехать в Венгрию, где планировалось показать ее в Музее Людвига в Будапеште. В последнюю минуту началось столкновение между венгерским и украинским правительствами, связанное с Законом об образовании, венгры заморозили все финансовые операции с Украиной или в поддержку Украины, что привело к тому, что страховка, которую венгерское государство должно было платить за выставку, тоже была заморожена, поэтому выставка в Венгрию так и не уехала.

Я не очень люблю слово "авангард", мне больше нравится термин "модернизм". Концепция выставки сводится к тому, чтобы сделать обзорную выставку не об украинском модернизме, а о модернизме в Украине, охватывающую первую половину 20-го столетия.

Иван Толстой: Трудно ли было собирать сами картины с бору по сосенке? И что за бор?

Константин Акинша: Эта выставка имела две задачи: показать историю украинского искусства в первой половине ХХ века европейскому зрителю, который с ним абсолютно не знаком ни в какой форме, и вывезти в Европу лучшие картины из музейных коллекций Киева и держать их в Европе так долго, как это удастся. Как вы понимаете, они все равно находятся в опасности. Я не говорю о том, что Киев оккупируют русские войска, я в это не верю, но то, что какая-нибудь из российских ракет может по ошибке попасть в музей, я вполне допускаю. О точности российских ракет мы уже к сегодняшнему дню все знаем.

Иван Толстой: Вот говорят "русский модернизм" или "русский авангард". Это понятно, имена тут напрашиваются сразу, выставки на эту тему были везде, только ленивый не знает о существовании этого течения, этих ракурсов в искусстве. А что собой представляет украинский модернизм?

Вадим Меллер. Композиция, 1919–1920. Украинский Национальный художественный музей

Константин Акинша: Мы пытаемся избежать национализации художников, к которой некоторые горячие головы склонны, мы рассматриваем историю украинского искусства первой половины ХХ века, в первую очередь, концентрируясь на художниках, которые работали только в Украине, и художниках, которые провели в Украине некоторое время и оказали влияние на художественный процесс. Я вам приведу самый классический пример: это Казимир Малевич, из-за которого сегодня ломаются копья. Понятно, Малевич – великий художник, и семь городов хотят быть его родиной, так же как и родиной Гомера. Понятно, что Малевич оставил огромный след в истории искусства русского, повлиял на польское искусство, но повлиял он и на украинское искусство.

Вы знаете, что Малевич родился в Киеве, провел детство в Украине, после этого основные творческие годы жизни его прошли в России, но в конце 1920-х годов, когда в России ему начали перекрывать все пути, Малевича пригласили в Киев, и он несколько лет работал профессором в Киевском художественном институте. И не только работал, у него была своя мастерская, он разработал довольно интересную и сложную программу для этой мастерской, активно писал и активно публиковался в украинских журналах, в особенности, в "Новой генерации" в Харькове, планировал писать фрески в здании Украинской Академии наук. Мы как раз и привезли один из эскизов этих фресок в Мадрид. Естественно, что он оказал огромное влияние. У него было большое количество учеников, и мы считаем его частью художественной жизни Украины этого периода, а не принимаем участие в живом споре: русский художник Малевич или украинский? Потому что Малевич побольше и русского, и украинского, и польского искусства.

Иван Толстой: Какое еще из интересных имен вы назовете? Чья судьба представлена на мадридской выставке?

Анатолий Петрицкий. Портрет Михайло Семенко, 1929. Украинский Национальный художественный музей

Константин Акинша: Там много судеб, я расскажу о нескольких именах или даже группах художников, которые представлены в Мадриде. Например, у нас довольно компактная, но сильная еврейская секция, в которой выставлены такие художники, как Эль Лисицкий или Рыбак. Вы понимаете, что Эль Лисицкий не может быть квалифицирован как украинский художник, но после создания Украинской Народной Республики произошел интересный парадокс: с одной стороны, власти не могли остановить еврейские погромы, с другой стороны, они на политическом уровне пытались поддерживать еврейскую культуру. В это время в Киеве работает "Культур-Лига", еврейская культурная организация, которая становится магнитом, молодые художники стекаются со всей черты оседлости. И в это время приезжают в Киев и Лисицкий, и Рыбак, и многие другие. Очень живой период, он ограничивается двумя-тремя годами, но влияние это тоже оказало. С другой стороны, у нас есть чисто украинские группы, такие как бойчукисты. Это Михаил Бойчук, который создал довольно сильную и большую группу, которая следовала одному стилю, который Бойчук изначально определял как "неовизантизм", но потом к этому "неовизантизму" добавились многие элементы украинского влияния, икона, и так далее.

Основной задачей бойчукистов было создание монументального искусства фресок. Сегодня их часто сравнивают с мексиканцами, с Диего Риверой. Фресок этих было реализовано очень много, но в конце концов Бойчук и его ближайшие последователи были арестованы, обвинены в национализме, фашизме и расстреляны, а большинство их произведений просто стерты с лица земли, эти фрески даже не закрашивали, а сбивали. Сегодня мы знаем их только по черно-белым фотографиям. И вот недавно обнаружили несколько фрагментов фресок в Одессе, которые не сбили, поленились, их просто замазали белой известкой. Их реставрация начиналась перед войной, но сейчас, естественно, не до этого. К счастью, в Национальном музее Украины остались их картины, их немного, но они есть.

Иван Толстой: Каково было отношение украинских музейщиков, искусствоведов, чиновников к отправке картин в Европу? Все-таки в такое время, как война, вывоз картин, вывоз искусства чреват проблемами: не станут ли они такими ди-пи (DP – displaced persons), перемещенными предметами на слишком долгие годы?

Константин Акинша: Естественно, они такими предметами не станут, потому что все принимающие страны подписывают довольно жесткие соглашения с Украиной, это все легко регулируется. Естественно, многих пугала практическая сторона – вывоз этих картин из Украины. Я думаю, что мы не сделали бы эту выставку, если бы не получили прямую поддержку президента Украины господина Зеленского. Он проект наш поддержал, и это сыграло огромную роль. В проекте участвовали два больших украинских музея – Национальный художественный музей Украины и Музей театрального, кинематографического и музыкального искусства в городе Киеве.

Вы представьте, как она готовилась, когда люди приходят в музей, в это время отключается свет, через пять минут начинается авиатревога, все должны спускаться в убежище. Или люди едут в музей, и по дороге отключается метро, начинается тревога, они сидят четыре часа в метро. Это были довольно тяжелые условия для создания выставки, но самой тяжелой задачей было ее вывезти. Естественно, как вы можете себе представить, ни одна страховая компания в мире не будет сегодня страховать ничего, что движется по украинской территории. Страховку мы смогли осуществить только благодаря государственным гарантиям Украины. Дальше – транспорт. Чудом в Киеве остался филиал австрийской компании "Кунсттранс".

Иван Толстой: Это компания, которая перевозит предметы искусства?

Константин Акинша: Да. Вы же не будете перевозить произведения искусства в грузовиках для картошки. Естественно, это требует специально оборудованных грузовиков, специальной упаковки. Все это мы решили. Но произошла некоторая ошибка: мы не просчитали действий русского противника. Обычно Киев обстреливают по понедельникам. Вот прошел понедельник, все прекрасно, все погрузили, и 15 ноября, я этот день никогда не забуду, в 10:30 мне позвонила директор музея Юлия Литвиненко и сказала: "Все, грузовики ушли, я уже еле живая, иду домой отдыхать". Они трое суток провели в музее, пытаясь все это упаковать в подобных условиях.

Но недолго она отдыхала, потому что в два часа начинается самый массированный обстрел Украины за все время войны. Естественно, мы все в ужасе, но грузовики уже из Киева вышли. В принципе, россияне не обстреливают дороги и мало интересуются движущимися целями, потому что русские ракеты по движущимся целям не попадают. Конечно, паника, все сидят на телефонах, мы постоянно отслеживаем передвижение этих грузовиков, они же рядом с какими-то городами проходят, которые тоже попадают под обстрелы, все это в живом времени и на предельных нервах. И вот уже грузовики подходят к польской границе. И мы уже ликуем, что все, мы проскочили.

В это время ракета – не то русская, не то украинская – попадает в польскую деревню. Естественно, в ту же секунду поляки закрывают границу, начинается общая паника, что мы на пороге третьей мировой, Польша начинает переброску войск к границам, и наши два грузовика стоят на границе. В 10 часов вечера я связываюсь с послом в Мадриде, посол связывается с украинским послом в Польше, в ночи подымают всех польских официальных лиц, которые могут отношение иметь к границе. Простояли грузовики на границе около 10 часов, и когда подняли всех, поляки пропустили их до того, как вообще какой-либо транспорт начали пропускать на территорию Польши. Таким образом они добрались до Мадрида. Это, конечно, опыт острых ощущений, но никакому куратору я бы их не пожелал.

Развеска в Музее Тиссена-Борнемисы

Иван Толстой: Как двигались грузовики дальше и что было еще в пути? Из Польши они отправились в Мадрид?

Константин Акинша: Да, но это было уже легко, это было по накатанным дорогам, по традиционным маршрутам перевозки выставок. Естественно, нервов это отняло огромное количество. Когда эти грузовики-таки приехали в Мадрид, и приехали, что самое смешное, вовремя, несмотря на задержку на польской границе, когда они въехали во двор, у хранительницы мадридского музея началась истерика, она начала рыдать, люди все были на взводе.

Иван Толстой: Что собой представляет музей, где они представлены?

Константин Акинша: Фактически это второй музей в Испании. Это национальный музей, в котором хранится коллекция семьи Тиссена-Борнемисы, которую все советские люди еще помнят с детства, так как ее привозили в 1980-е годы в Россию, показывали в Пушкинском музее в Москве, да и в Киеве в Национальном музее. Это собрание шедевров западного искусства – и старых мастеров, и, в особенности, модернизма. Естественно, у него такой устойчивый статус второго музея Испании. Количество людей, проходящих через музей, безгранично, это просто толпы людей. Но меня заинтересовал один факт. Я давно в Мадриде был, сейчас же месяц не туристический, а музеи полны. Ходят испанцы, мадридцы и в Прадо, и в музей Тиссена-Борнемисы, большие толпы людей.

Естественно, выставка эта привлекла огромное внимание. Когда появилась идея этой выставки, у меня еще не было места, куда она поедет, и я поступил довольно странным способом, не по нормальным правилам кураторской подготовки выставки. Я начал выставку не с места, где она будет проводиться, а с каталога. Потому что я сказал вам, что идея выставки пришла ко мне в начале войны, я начал стучаться в различные музейные двери, это все было очень сложно, у многих сверстаны планы на пять лет, у других нет денег. Согласился принимать эту выставку Музей Людвига в Кельне. Но принять он ее может только в мае следующего года. И так потихоньку-полегоньку дошел я до Мадрида. Потому что я долгие годы знаком с Франческой Тиссен.

Франческа не только коллекционер, но и филантроп, ее всегда волновали моменты разрушения культурного наследия. Во время войны в Югославии она вложила огромные средства и душу в реставрацию Дубровника, который был поврежден сербскими войсками во время известной осады. И когда началась война, она мне тоже через несколько дней позвонила и говорит: "Давай что-то делать". Мы создали с ней такую вотсапную группу, которая называется "Музеи для Украины", к которой присоединились многие музейные директора и кураторы Западной Европы, и в этой группе начали обсуждение этой выставки, идеи. Франческа, которая имеет отношение к мадридскому музею, где находится коллекция ее семьи и ее отца, она состоит там в наблюдательном совете, предложила эту идею директору музея. Благодаря этому выставка и поехала сначала в Мадрид. В следующем году она поедет в Кельн.

Чудом удалось удалось убедить большое британское издательство Thames & Hudson напечатать каталог без выставки, если я бы так мог назвать. Конечно, это больше, чем каталог, это книга на тему украинского искусства начала ХХ века, но в ней воспроизведены все картины, которые есть на выставке или могут оказаться в других редакциях этой выставки, которые последуют. В мае выставка переезжает в Кельн, где к ней добавятся картины украинских художников из собрания кельнского музея Питера Людвига. Мы надеемся, что Кельном путешествие выставки не ограничится, потому что после мадридского открытия существует огромный интерес – и культурный, и политический – к этому событию, поэтому я думаю, что она будет показана еще в двух-трех европейских странах.

Иван Толстой: Если теперь политическую составляющую исключить из нашего разговора, все-таки каково место украинского модернизма (или модернизма, созданного на территории Украины) в истории мирового искусства?

Константин Акинша: Это очень интересный вопрос. Собственно говоря, это одна из тем, которой эта выставка посвящена. Это серьезная и важная школа со своей спецификой, естественно, с культурными связями и с русскими искусством, и с немецким искусством (не забудьте, что культурные связи эти были куда более интенсивны в 1920-е годы, чем позже), которая имеет свои очень специфические характеристики и должна быть возвращена в контекст истории европейского модернизма, или, по крайней мере, восточно- и центрально-европейского модернизма. Поэтому я очень счастлив, что этот проект начался, мы не ограничимся этой выставкой, мы серьезно сейчас обсуждаем возможность создания более серьезной истории украинского искусства этого периода и других выставочных проектов в рамках этой хронографии, и я буду очень рад, если это удастся. Мне было очень интересно видеть реакцию моих испанских коллег.

Вы же понимаете, что об украинском модернизме искусствоведы в Москве имеют некоторое представление, более или менее его представляют себе в Северной Америке, потому что и в Америке, и в Канаде выставки проходили, там большая украинская диаспора, это всегда вызывало интерес, но в Европе об этом не знают ничего. Испанцы, в принципе, покупали кота в мешке. Имена Малевича и Лисицкого они знали, а все остальное было для них полной загадкой, и судили они по цветным небольшим картинкам, которыми мы обменивались в процессе организации выставки. Когда они открыли ящики, у них было просто детское счастье, они действительно были удивлены качеством этих работ. Выставка в Мадриде сделана великолепно, было огромным удовольствием работать с испанскими кураторами. Это большой музей, большие возможности, отличная система освещения, эти вещи просто заиграли там. Изначально, в первую очередь, выставка делалась по политическим причинам, а результат оказался не только и не столько политическим.

Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. Гуманитарный коридор. Моментальные истории жизни.