Дмитрий Волчек: В Москве на этой неделе прошла презентация книги «Под домашним арестом» - полного собрания произведений культового автора самиздата, скончавшегося в 82 году писателя авангардиста Евгения Харитонова. Об этой книге Елена Фанайлова. Елена Фанайлова: Евгений Харитонов – одна из самых удивительных и утонченных фигур московской неподцензурной богемной сцены 70-х. Поэт, писатель, драматург, театральный режиссер пантомимы, еще и основатель рок-группы. В советские времена он продолжал традиции письма Кузмина и Розанова, сделав свою жизнь и свою гомосексуальность предметом литературы. Автор предисловия к новому изданию Харитонова Кирилл Рогов считает, что историки литературы должны поместить Харитонова между Венечкой Ерофеевым и Эдуардом Лимоновым эпохи его «Эдички». О книге Евгения Харитонова говорит ее издатель, литературный критик, ведущий телепрограммы «Графоман» Александр Шаталов. Александр Шаталов: Книгу эту нельзя читать подряд. Эту книгу нужно, наверное, читать частями, фрагментами. Я бы назвал это сборником текстов, в который входят и рассказы, и стихотворения, и пьесы Харитонова, достаточно сложные. Мне кажется, что тексты Харитонова можно сегодня по-прежнему читать, они не устарели со временем. Харитонов повлиял на многих писателей современников. Таких, как Евгений Попов, Дмитрий Александрович Пригов, и так далее. Елена Фанайлова: Александра Шаталова продолжает составитель книги и ее комментатор Глеб Морев, который считает, что исследователь может говорить… Глеб Морев: … о некоторых экспериментах поэтики, некоторых словесных ходах, каких-то интонациях, которые оказали влияние не только на его ближайших друзей, таких как Пригов, а на поколение, которое познакомилось с ним в начале 90-х, на молодое сравнительно поколение 30-летних русских писателей. Он очень сильно действует на воспринимающего читателя и, конечно, повлиял на молодое поколение. Елена Фанайлова: Глеб Морев напомнил, что рассказы и пьесы Евгения Харитонова расходились в списках, публиковались в московском и питерском самиздате. Глеб Морев: У ленинградского самиздата в конце 70-х – начале 80-х годов было много читателей, даже подписчики были. А потом, после его смерти, в 81-м году они стали печататься на Западе, и у них появился более или менее широкий читатель в эмиграции и в России - те люди, которые могли читать эмигрантские книжки. Конечно, это очень узкий читатель по сравнению с общероссийским. Но Харитонов и сам понимал, что он не рассчитывал и не предназначен для широкого читателя. Он не может быть популярным писателем. Это писатель очень камерного звучания и очень сложной, интересной и радикальной работы со словом. Его аудитория, по определению, ограничена. Но она ограничена так же, как аудитория Джойса. Елена Фанайлова: Поэт Татьяна Щербина вспоминает. Татьяна Щербина: Была такая история. Мы познакомились, когда я только закончила университет, а он был режиссером пантомимы. Я очень увлекалась тогда пантомимой, смотрела это все, знала там всех, писала об этом. И мы были знакомы по этой части. Потом я услышала, что есть такой писатель Женя Харитонов. Я читала какие-то его стихи. При встрече я считала, что это не этот самый режиссер пантомимы, а другой человек, которого я никогда в жизни не видела. И вот только незадолго до его смерти выяснилось, что это одно и то же лицо. И мы с ним подружились, чуть ли не каждый день общались. Последняя наша встреча была чуть ли не за два дня до его смерти, и меня ужасно поразило вот что. Женя был совершенно человек не восторженный, не сентиментальный очень сдержанный. И он мне вдруг говорит: «Знаешь, мне так хочется жить. Я вдруг понял, что самое потрясающее на свете - это жизнь». В его устах это звучало очень странно. И он мне сказал, что написал пьесу «Дзынь», и мы договорились встретиться. Он сказал, что отдал ее машинистке. Послезавтра она напечатает, и он ее принесет. Эта пьеса заключается в том, что это обратный ход времени. Герою с течением времени становится все хуже и, наконец, он умирает. И обратный ход времени. То есть, с самого начала он мертвый, потом он оживает, и дальше все становится лучше в его жизни, он становится все моложе. Это последнее сочинение Харитонова. Он забрал эту пьесу у машинистки и шел ко мне, чтобы ее передать. И вот на Пушкинской площади он и умер от тромба в сердце, а я его ждала дома и очень при этом нервничала, потому что чуть-чуть опоздала. Так мы и не встретились. Мне позвонил Женя Козлов. Он принес его пьесу. Я написала для него стихотворение. Елена Фанайлова: А вот стихи Евгения Харитонова из книги «Под домашним арестом».
С. звонит. Девушку поместить на два дня.
Приехали. Она спать. Он уходит. А вещь никак.
Репродуктор на весь район, поздравления, песни, грузовики.
Пойти потолкаться? Все равно не идет.
Предвоенные времена. Репродуктор на площади.
Поэту некуда скрыться и его вовлекают в общественное торжество.
На живых людей пришел посмеяться. Такие же люди, как ты.
Сами на замечают, что на посмешище.
Вышла. Немолодая и некрасивая, в платье с вырезом.
Холодно за нее. Народ в пальто. И любовную песню.
Как ее молодые люди без конца приглашают гулять.
Улыбается, как требует песня, а зубы вперед.
Затем она декламировала, чтоб мы помнили павших.
Кричит на нас и в глаза не смотрит.
