[ Радио Свобода: Программы: Культура ]
В Москве, в Музее личных коллекций открылась самая полная из когда-либо проводившихся выставка работ знаменитых российских мультипликаторов Юрия Норштейна и Франчески Ярбусовой Лиля Пальвелева: Cтранная традиция сложилась в советской, а затем и российской анимации. Имена режиссеров мультипликационных фильмов у всех на слуху, а вот художников знают лишь немногие. Выставка в Музее личных коллекций исправляет эту несправедливость. На ней режиссер Юрий Норштейн и художник Франческа Ярбусова (жена и постоянный соавтор Норштейна) представлены в равной мере полно. Самые лучшие, самые известные ленты сделаны ими совместно. Сначала были "Лиса и заяц", где использовались изобразительные мотивы русских расписных прялок. Несомненно талантливый фильм 1973 года, все-таки напоминал многие работы того времени, с их пристальным интересом к фольклорному наследию. Но вот год спустя, появилась лента, которую уже ни с чьей другой не спутаешь. Это "Цапля и журавль". Помните, с закадровым голосом Смоктуновского? (фрагмент из фильма) Иннокентий Смоктуновский: Жил-был журавль. А неподалеку от него жила долгоносая, долгоносая цапля. Поглядывает цапля на журавля, да про себя посмеивается. Ведь уродился же неуклюжий какой. А не посватать ли цаплю? Она в наш род пошла - и клюв наш, и на ногах высока. Лиля Пальвелева: Немудреная сказка, записанная Владимиром Далем, у Норштейна и Ярбусовой превратилась в щемяще грустную историю о двух существах, которым, казалось, на роду написано быть вместе, да вот не сложилось. А счастье было так возможно: И элегический пейзаж тому способствовал, и романтические руины старинной барской усадьбы, растворяющейся в топят и хлябях болота. Глядя на представленный на выставке рабочий макет и эскизы к "Цапле и журавлю", в очередной раз убеждаешься - настроение, атмосфера, световоздушная среда даже чрезвычайно важны для Ярбусовой и Норштейна. Добиться всех этих тонких эффектов можно лишь кропотливейшим и долгим ручным трудом. Компьютерных технологий, ускоряющих съемочный процесс, но и огрубляющих изображение, художник и режиссер не признают. В одной из витрин лежит с дюжину вырезанных из целлулоида Акакиев Акакиевичей. Это - почти одинаковые сгорбленные фигурки, каждая чуть меньше предыдущей. Они понадобились, чтобы, кадр за кадром, снять крошечный эпизод - Акакий Акакиевич уходит. "Шинель" - незавершенный, но бесспорный шедевр, и вот весьма примечательный рассказ Юрия Норштейна. Юрий Норштейн: В Канаде проводился конкурс на технические нововведения в кино. Там проводился фестиваль фильмов, которые были сделаны в компьютерной технике, в самой сложнейшей супертехнике. Там "Шинель" получила премию, и мне рассказывали, что в жюри долго ломали голову - как же сделан этот фильм? Потому что все, что они видели, не входило в привычные координаты нормы. Они понимали, что это не компьютер, это не то, это не это, но как?! По-моему, они так и остались в неведении. А на самом деле, я должен сказать, он делается самым примитивным, нормальным, плебейским образом, то есть руками, ручкой, иглой царапается, офортом, акварелью, титановыми белилами, самый весь материал, который у нас под ногами буквально. Ну, естественно, тут работа кинооператора Александра Жуковского просто божественная, потому что без него это вообще ничего не могло быть. Лиля Пальвелева: И, уж конечно, не могло бы быть без Франчески Ярбусовой. Юрий Норштейн: Она обладает какой-то для меня абсолютно непостижимой способностью превращать изображение в летучесть. Когда работа идет в том направлении, в котором нужно, я вижу, как изображение просто излетает из листа. Оно не ломкое, оно гибкое, оно пахучее, оно пряное, оно все живое. Это вовсе не означает, что у нас не бывает конфликтов, споров, что у нее сразу все получается. Лиля Пальвелева: Ах, и споры бывали, и готовые эскизы (свои и Франчески) в корзину выбрасывались. Говорит Наум Клейман, директор того самого Музея кино, из собрания которого сформирована часть экспозиции. Наум Клейман: Здесь большинство - это его собственное собрание: эскизы, детальки, все эти чешуйки, все то, из чего делается кино. Кое-что есть у нас, мы в свое время собирали, подбирали то, что Юрий Борисович не отдавал, кое-что дарил. Но я должен сказать, что у нас не очень большое по объему, но очень ценное собрание. Например, макет с военными, уходящими за горизонт с письмами из "Сказки сказок", это наша коллекция. Или как-то Юрий Борисович мне рассказывал, давно еще, до начала съемок, свой первый замысел. Я вытащил из-под его рук ту бумагу оберточную, на которой он рисовал эту историю. Это еще до того, как был написан сценарий Петрушевской. Просто так на память. И вот сейчас оказывается, что это - первый рассказ вообще о замысле "Сказки сказок". Мы очень горды, что у нас в Музее есть первый импульс. Но вообще я должен сказать, что почти все хранится у Юрия Борисовича. Мы умоляли не выбрасывать ничего и вот воспитали. Теперь то, что они выкинули из первых фильмов, теперь он кусает локти. А мы говорили: "Не выбрасывайте, не выбрасывайте. Жалко нам отдать, храните, не жалко - выкиньте в нашу сторону, но не в помойку". Юрий Борисович с очень большим почтением относится и к Франческе, и к своим друзьям-операторам и стал, наконец, сохранять все, слава богу. Лиля Пальвелева: Выставка в Музее личных коллекций - большая, в семи залах. На ней представлено более 400 эскизов, коллажей, набросков и рабочих макетов, которые дают достаточно полное представление о том, как рождается фильм. Причем, речь идет не только о технологии. Сколько бы ни смотрел "Сказку сказок", да и другие фильмы, всякий раз остается смутная догадка - эти ленты отсылают зрителя к различным культурным пластам, к историческим событиям и к личным воспоминаниям. Однако прямого цитирования никогда не бывает, тайна остается неразгаданной. Кое-что удается понять на выставке. К примеру, как возник деревянных дом в "Сказке сказок". Во время подготовки к фильму Норштейн успел сфотографировать уже готовый к сносу дом своего военного детства в Марьиной роще. На стене - когда-то выбитые гвоздиками инициалы Норштейна. Вот эта, помещенная на выставку, увеличенная фотография и пространный текст к ней, многое поясняют. В том, числе, отчего в фильме один лишь Волчок. Дом то уже нежилой, только воспоминаниями наполненный. И вот еще удовольствие - в одном из выставочных залов есть экран, на котором нон-стопом идут фильмы Норштейна и Ярбусовой. В том, числе, в порядке исключения демонстрируется лента "Зимний день", сделанная для Японии. Слово Науму Клейману. Наум Клейман: Это давний проект Юры. Он когда-то, очень давно лет 25, а то и 30 назад, сказал, что он мечтал бы сделать по хокку, по японской поэзии с использованием японской графики фильмы. Потом это стало известно японцам и японцы инициировали создание фильма, состоящего из разных произведений, разных хокку, сделанных разными художниками. Норштейновская одна из этих кинохокку. Я не видел всего остального, я видел только его работу. По-моему, это вообще еще не вышло на экраны, только начало существование фильма. Мне очень любопытно посмотреть его в контексте японцев, потому что он сделал не японцев. Он сделал наше прочтение японское поэзии, что естественно. Лиля Пальвелева: Вот это хокку:
[03-04-05]
Выставка работ Юрия Норштейна и Франчески Ярбусовой
Редактор и ведущая Лиля Пальвелева
В Москве, в Музее личных коллекций открылась самая полная из когда-либо проводившихся выставка работ знаменитых российских мультипликаторов Юрия Норштейна и Франчески Ярбусовой Лиля Пальвелева: Cтранная традиция сложилась в советской, а затем и российской анимации. Имена режиссеров мультипликационных фильмов у всех на слуху, а вот художников знают лишь немногие. Выставка в Музее личных коллекций исправляет эту несправедливость. На ней режиссер Юрий Норштейн и художник Франческа Ярбусова (жена и постоянный соавтор Норштейна) представлены в равной мере полно. Самые лучшие, самые известные ленты сделаны ими совместно. Сначала были "Лиса и заяц", где использовались изобразительные мотивы русских расписных прялок. Несомненно талантливый фильм 1973 года, все-таки напоминал многие работы того времени, с их пристальным интересом к фольклорному наследию. Но вот год спустя, появилась лента, которую уже ни с чьей другой не спутаешь. Это "Цапля и журавль". Помните, с закадровым голосом Смоктуновского? (фрагмент из фильма) Иннокентий Смоктуновский: Жил-был журавль. А неподалеку от него жила долгоносая, долгоносая цапля. Поглядывает цапля на журавля, да про себя посмеивается. Ведь уродился же неуклюжий какой. А не посватать ли цаплю? Она в наш род пошла - и клюв наш, и на ногах высока. Лиля Пальвелева: Немудреная сказка, записанная Владимиром Далем, у Норштейна и Ярбусовой превратилась в щемяще грустную историю о двух существах, которым, казалось, на роду написано быть вместе, да вот не сложилось. А счастье было так возможно: И элегический пейзаж тому способствовал, и романтические руины старинной барской усадьбы, растворяющейся в топят и хлябях болота. Глядя на представленный на выставке рабочий макет и эскизы к "Цапле и журавлю", в очередной раз убеждаешься - настроение, атмосфера, световоздушная среда даже чрезвычайно важны для Ярбусовой и Норштейна. Добиться всех этих тонких эффектов можно лишь кропотливейшим и долгим ручным трудом. Компьютерных технологий, ускоряющих съемочный процесс, но и огрубляющих изображение, художник и режиссер не признают. В одной из витрин лежит с дюжину вырезанных из целлулоида Акакиев Акакиевичей. Это - почти одинаковые сгорбленные фигурки, каждая чуть меньше предыдущей. Они понадобились, чтобы, кадр за кадром, снять крошечный эпизод - Акакий Акакиевич уходит. "Шинель" - незавершенный, но бесспорный шедевр, и вот весьма примечательный рассказ Юрия Норштейна. Юрий Норштейн: В Канаде проводился конкурс на технические нововведения в кино. Там проводился фестиваль фильмов, которые были сделаны в компьютерной технике, в самой сложнейшей супертехнике. Там "Шинель" получила премию, и мне рассказывали, что в жюри долго ломали голову - как же сделан этот фильм? Потому что все, что они видели, не входило в привычные координаты нормы. Они понимали, что это не компьютер, это не то, это не это, но как?! По-моему, они так и остались в неведении. А на самом деле, я должен сказать, он делается самым примитивным, нормальным, плебейским образом, то есть руками, ручкой, иглой царапается, офортом, акварелью, титановыми белилами, самый весь материал, который у нас под ногами буквально. Ну, естественно, тут работа кинооператора Александра Жуковского просто божественная, потому что без него это вообще ничего не могло быть. Лиля Пальвелева: И, уж конечно, не могло бы быть без Франчески Ярбусовой. Юрий Норштейн: Она обладает какой-то для меня абсолютно непостижимой способностью превращать изображение в летучесть. Когда работа идет в том направлении, в котором нужно, я вижу, как изображение просто излетает из листа. Оно не ломкое, оно гибкое, оно пахучее, оно пряное, оно все живое. Это вовсе не означает, что у нас не бывает конфликтов, споров, что у нее сразу все получается. Лиля Пальвелева: Ах, и споры бывали, и готовые эскизы (свои и Франчески) в корзину выбрасывались. Говорит Наум Клейман, директор того самого Музея кино, из собрания которого сформирована часть экспозиции. Наум Клейман: Здесь большинство - это его собственное собрание: эскизы, детальки, все эти чешуйки, все то, из чего делается кино. Кое-что есть у нас, мы в свое время собирали, подбирали то, что Юрий Борисович не отдавал, кое-что дарил. Но я должен сказать, что у нас не очень большое по объему, но очень ценное собрание. Например, макет с военными, уходящими за горизонт с письмами из "Сказки сказок", это наша коллекция. Или как-то Юрий Борисович мне рассказывал, давно еще, до начала съемок, свой первый замысел. Я вытащил из-под его рук ту бумагу оберточную, на которой он рисовал эту историю. Это еще до того, как был написан сценарий Петрушевской. Просто так на память. И вот сейчас оказывается, что это - первый рассказ вообще о замысле "Сказки сказок". Мы очень горды, что у нас в Музее есть первый импульс. Но вообще я должен сказать, что почти все хранится у Юрия Борисовича. Мы умоляли не выбрасывать ничего и вот воспитали. Теперь то, что они выкинули из первых фильмов, теперь он кусает локти. А мы говорили: "Не выбрасывайте, не выбрасывайте. Жалко нам отдать, храните, не жалко - выкиньте в нашу сторону, но не в помойку". Юрий Борисович с очень большим почтением относится и к Франческе, и к своим друзьям-операторам и стал, наконец, сохранять все, слава богу. Лиля Пальвелева: Выставка в Музее личных коллекций - большая, в семи залах. На ней представлено более 400 эскизов, коллажей, набросков и рабочих макетов, которые дают достаточно полное представление о том, как рождается фильм. Причем, речь идет не только о технологии. Сколько бы ни смотрел "Сказку сказок", да и другие фильмы, всякий раз остается смутная догадка - эти ленты отсылают зрителя к различным культурным пластам, к историческим событиям и к личным воспоминаниям. Однако прямого цитирования никогда не бывает, тайна остается неразгаданной. Кое-что удается понять на выставке. К примеру, как возник деревянных дом в "Сказке сказок". Во время подготовки к фильму Норштейн успел сфотографировать уже готовый к сносу дом своего военного детства в Марьиной роще. На стене - когда-то выбитые гвоздиками инициалы Норштейна. Вот эта, помещенная на выставку, увеличенная фотография и пространный текст к ней, многое поясняют. В том, числе, отчего в фильме один лишь Волчок. Дом то уже нежилой, только воспоминаниями наполненный. И вот еще удовольствие - в одном из выставочных залов есть экран, на котором нон-стопом идут фильмы Норштейна и Ярбусовой. В том, числе, в порядке исключения демонстрируется лента "Зимний день", сделанная для Японии. Слово Науму Клейману. Наум Клейман: Это давний проект Юры. Он когда-то, очень давно лет 25, а то и 30 назад, сказал, что он мечтал бы сделать по хокку, по японской поэзии с использованием японской графики фильмы. Потом это стало известно японцам и японцы инициировали создание фильма, состоящего из разных произведений, разных хокку, сделанных разными художниками. Норштейновская одна из этих кинохокку. Я не видел всего остального, я видел только его работу. По-моему, это вообще еще не вышло на экраны, только начало существование фильма. Мне очень любопытно посмотреть его в контексте японцев, потому что он сделал не японцев. Он сделал наше прочтение японское поэзии, что естественно. Лиля Пальвелева: Вот это хокку:
Безумные стихи, осенний вихрь:Лиля Пальвелева: Три строчки произносит мудрец Басё и он сравнивает себя с Тикусаем. Это такой нарицательный персонаж - бедный лекарь, шарлатан, который ничего толком не знает. Коротенькое, но емкое хокку стало толчком для целого фильма. Один из эскизов называется "Ученики провожают Басё". Норштейн сделал такую подпись: "Они толпятся на берегу, а он стоит в лодке так, как, наверное, мог бы стоять Христос. С сумой на груди, такой возвышенный человек, голова гордая, посох в руке и даже то, как свисают края рукавов и одежды напоминает рублевские иконы".
О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
