Ссылки для упрощенного доступа

История военнопленных на Урале


Евгения Назарец: 50 лет назад, зимой 1956 года в Свердловской области был закрыт 476-ой специальный лагерь МВД СССР для военных преступников - самый крупный среди подобных лагерей, находившихся тогда на территории Советского Союза. Здесь содержались граждане Германии, Австрии, Бельгии, Румынии, Финляндии и других стран, воевавших на стороне гитлеровской Германии. Об истории 476-го специального лагеря рассказывает екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Денис Каменщиков.



Денис Каменщиков: Первые военнопленные появились на Урале в мае 1942 года. Размещение здесь лагерей было обусловлено значительной удаленностью Свердловской области от линии фронта. В течение года в уральские лагеря было отправлено около 5 тысяч солдат и офицеров вражеских армий, из них почти половина умерла в том же 1942 году – условия содержания были очень жесткими. Рассказывает доктор исторических наук, профессор Владимир Матревич.



Владимир Матревич: Во-первых, для них был увеличен рабочий день - не 8 часов, а 10 часов. Они использовались на самых тяжелых работах. Для них предусматривалась усиленная охрана. Ну и их одежда также отличалась тем, что на их верхней одежде был нашит номер. И он уже был не военнопленный, а заключенный. Ну и в течение первого года они не имели права на переписку с родственниками и не получали за свой труд зарплаты.



Денис Каменщиков: В конце войны численность военнопленных в уральских лагерях достигла своего пика - в Свердловской области находились больше 95 тысяч человек. После окончания войны большинство пленных было отправлено на родину. В лагерях остались только те из них, кто отбывал наказание за военные преступления или был осужден за преступления, совершенные за время нахождения в плену. Шпионы, диверсанты, террористы, участники антисоветских групп и организаций – именно для такого контингента в Свердловске в 1949 году и был создан специальный лагерь номер 476.



Владимир Матревич: Было много генералов. У нас находилось 76 генералов здесь. Они сидели в Асбесте и в Дегтярске, а также многие известные лица и члены семей высшего нацистского руководства – дети Гиммлера, Клейста, адъютант Гитлера майор Гюнше, личный его пилот Бауэр. Недалеко, в Челябинской области, находилась сестра Гитлера. У нас в Дегтярске находился в заключении племянник Круппа – обер-лейтенант Вермахта Гарольд фон Болен. Он работал старшим прачечной зоны. И даже сохранились отзывы руководства лагеря о его добросовестной работе в этом качестве.



Денис Каменщиков: Заключенные 476-го специального лагеря работали на торфоразработках, валили лес, строили дома и дороги. За год до закрытия лагеря, в 1955 году в Свердловске осужденные иностранные граждане трудились на 27 объектах. Пленные построили жилые дома в микрорайонах заводов «Уралхиммаш» и РТИ, здание пожарно-технического училища, центральный стадион, общественные бани по улице Первомайской, мост через реку Исеть по улице Белинского и правительственную дачу в поселке Малый исток. Здесь теперь располагается загородная резиденция губернатора области. Условия содержания, по словам профессора Матревича, после войны существенно изменились.



Владимир Матревич: Я могу сказать, что они получали пайки продовольственные по нормам войск НКВД, которые их охраняли. Помимо этого их постоянно обеспечивал посылками Красный Крест, и они имели право на получение посылок от родственников. Поэтому я бы сказал, что осужденные военные преступники, они жили лучше, чем окружающие советские граждане. Надо сказать, что многие не хотели возвращаться на родину, особенно это касалось венгров и румын. Допустим, сохранились материалы по младшему сержанту венгерской армии, который, узнав о предстоящей репатриации, заявил, что в советском лагере он получает в сутки 600 граммов хлеба, а у себя будет иметь 200. Поэтому они просили либо оставить их в Советском Союзе, либо отправить их в Германию, либо в Австрию.



Денис Каменщиков: Отправлять пленных домой в массовом порядке стали после смерти Иосифа Сталина, в 1953 году. Первыми отправились на родину австрийцы, румыны и венгры, а в сентябре 1955 года, после визита в СССР канцлера Германии Аденауэра и достижения соответствующих договоренности началось освобождение и осужденных германских граждан. Сохранились свидетельства, что на родине бывших военнопленных встречали как героев.



Евгения Назарец: Итак, 50 лет назад в Свердловской области был закрыт последний в Советском Союзе лагерь для военнопленных – специальный лагерь номер 476.


Сегодня в Екатеринбургской студии Радио Свобода с нами - председатель Общества уральских краеведов Всеволод Слукин.


Здравствуйте, Всеволод Михайлович.



Всеволод Слукин: Здравствуйте.



Евгения Назарец: И мы будем говорить как раз о пребывании немцев после войны, и не только после войны на Урале. Всеволод Михайлович, как вы можете судить, как опытный краевед, насколько часто эта тема становилась темой для исследований ваших коллег, и почему?



Всеволод Слукин: Я думаю, что не очень часто эта тема становилась темой для исследований. И она имела один определенный уклон – это, конечно, связь Германии с Россией, это связь немцев и русских в течение вот тех самых веков, которые насчитывает наша горнозаводская промышленность и вообще освоение Урала.


Ну, достаточно сказать, что самый первый и самый главный немец у нас – это был, конечно, Георг Вильгельм де Генин. Сейчас уже доказано определенно, что он никак не голландец, конечно, он немец. Жил он в городе Зигине, это северо-западная часть Германии. И был он очень высокого класса специалистом в артиллерии. Но не только в артиллерии. Он потом стал просто обычным горным инженером и металлургом. И все, что было связано с горнозаводским производством, началось, в общем, с него здесь.



Евгения Назарец: Да, это заметно, что уральские краеведы очень любят изучать как раз историю времен возникновения города Екатеринбурга, в том числе и историю его родоначальников.


Но вот что касается военных лет, то какими источниками можно пользоваться? И, наверное, это даже в какой-то степени легче, потому что живы люди, которые в то время жили и видели своими глазами то, что происходило.



Всеволод Слукин: Да, конечно. Я, как говорится, ребенок военных лет. Я в 1943 году пошел в школу. И я, конечно, был вместе со всеми, переживал вот это страшное зло человечества – войну, переживал во всех аспектах. В частности, и в том, что мне приходилось просто видеть вот этих военнопленных немцев, которые у нас были в городе. Даже мы, мальчишки, относились к ним с каким-то немножко другим чувством, чем взрослые. Потому что нам было просто интересно. И когда они копали канавы на нашей улице, допустим, или когда они строили дома, мы там были рядом. Мы приходили, мы разговаривали, потому что многие из них плохо, но говорили по-русски. Нам было просто интересно. А потом, знаете, и такое было, когда матери из очень скудного нашего пайка... даже не скудный, совсем почти ничего не было, говорили: «А вон там работают немцы. Отнесите им этот кусочек хлеба. Потому что, наверное, они этого вообще не имеют». Вот даже такое было. Понимаете, возникает чувство, что война-то войной, но человеческие отношения, они все равно были. Я преклоняюсь перед нашими ветеранами безмерно. Но когда это война – это война. Но после войны стали оттаивать наши отношения с немцами.


Я в городе очень много знают вот этих объектов. Я, иногда проезжая мимо, вижу, что эти здания, которые были построены немцами, и оформлены их фасады, они очень хорошо сохранились. Вот это было качество, наверное, честность в работе, независимо от того, военнопленный ты или свободный, вот это все было.



Евгения Назарец: Всеволод Михайлович, если бы, например, в советские времена кто-то из историков, из краеведов решил бы заниматься темой пребывания военнопленных именно, а не историческими связями с Германией Урала, то это было бы опасно или все-таки достаточно лояльно относились к этому предмету изучения?



Всеволод Слукин: Я думаю, что это было бы не опасно, но это не поддерживалось. И вряд ли, так сказать, историк мог бы найти те документы даже. Потому что это только сейчас как-то немножко стало все открыто. Тогда, я думаю, это было не принято, как у нас иногда говорят. Ты мог бы, конечно, настаивать, смотреть эти документы и добиться этого всего, но выхода этого не было.



Евгения Назарец: Несколько десятков тысяч заключенных из числа солдат зарубежных армий пребывали здесь, в Свердловской области, в годы войны. И эти люди вступали в контакты с местными жителями. Неужели никто из вас, из ваших семей не ощущал вот того всевидящего ока спецорганов НКВД или кого-то еще?



Всеволод Слукин: Мне кажется, что не ощущали. Потому что вот эти военнопленные, они уже были в таком течение что ли жизни, когда они считались неопасными просто. Они же ничего не высказывали такого. Просто контакты чисто человеческие. Но это, конечно, ни какие-то беседы, а это, может быть, сочувствие какое-то. Немцы же ведь очень мастеровитые люди. И даже мне так кажется, и я был свидетелем, что в этих лагерях они что-то делали. Они делали какие-то украшения. И вот, конечно, они это все продавали. Не было такого, что это были какие-то дары и так далее. Но вот эти украшения, какие-то безделушки делали, которых у нас не было, кстати говоря. Вот эти контакты, конечно, были.



Евгения Назарец: А в культурном смысле эти контакты чувствовались? Вы ощущали здесь присутствие людей другой культуры?



Всеволод Слукин: С военнопленными, конечно, не чувствовалось. Потому что их привозили и увозили в определенное время. Но вот я еще раз хочу подчеркнуть, что мы, мальчишки, как-то с ними контактировали. Ну, охрана была очень условная, конечно. Потому что среди них были такие выдвиженцы, которые как бы должны были следить за общим порядком. Может быть, это были наиболее какие-то опытные или наиболее надежные люди. Вот мы с ними часто разговаривали. Потому что они сами не работали, а как бы наблюдали за этой работой.



Евгения Назарец: Когда говорят о том, почему этот спецлагерь такой большой для Советского Союза был расположен именно на Урале, говорят: потому что далека была линия фронта. Но ведь были места в России, где линия фронта была еще дальше, но, тем не менее, это оказалось именно на Урале. Почему, на ваш взгляд?



Всеволод Слукин: Я думаю, что вот почему. Ну, есть такое расхожее выражение «Урал – опорный край державы», и именно в войну здесь было сосредоточено неимоверное количество всяких промышленных предприятий, которые работали на нужды войны. Поэтому это нужно было обязательно. Вот они строили дома, но ведь это нужно. У нас больше бы никто и ничего не построил.



Евгения Назарец: Всеволод Михайлович, вы ответили, что здесь нужна была рабочая сила, потому что край промышленный. Но это, по меньшей мере, выглядит нелогично для обычного человека. Хорошо. Военнопленные немцы здесь строили заводы, а потом Свердловск стал открытым городом, но в Германию были отправлены те, кто непосредственно то, что закрыли, создавал.



Всеволод Слукин: Вы знаете, в нашей жизни нелогичного было больше, чем логичного, - были такие времена. Поэтому когда стоял вопрос об использовании рабочей силы, разговоров никаких не было о том, что это немцы и так далее. Ну и, конечно, немцы работали на тех работах, которые не требовали, наверное, какой-то повышенной секретности, исключая только координаты места, как говорится. В основном все-таки это была стройка – земляные работы и строительство. В той же Дегтярке я видел здания, построенные... ну, практически новая Дегтярка была построена военнопленными. Но немцы, насколько мне известно, они в шахтах там не работали.



Евгения Назарец: И вернемся к тому, как часто занимаются краеведы вот этой темой. Те здания, которые они построили, они уже, можно сказать, исторические, достаточно старые, ну, по меньшей мере, 50 лет им. А вот архитектурная история города Екатеринбурга, те, кто ее изучает, они придают значение этим объектам?



Всеволод Слукин: Конечно. Ведь наше Общество выпускает литературно-краеведческие записки «Уральская старина», и иногда в этих записках мы публикуем воспоминания о таком строительстве. В частности, в 6-ом выпуске мы опубликовали материал очень мною уважаемого архитектора профессора Владимирского Юрия Анатольевича, который проектировал и строил центральный стадион. А центральный стадион был построен силами военнопленных. И вот он очень интересный этот материал нам предоставил. Вот один из таких моментов, которые говорят о работе военнопленных. Там очень много подробностей, и очень интересных. Ну, во всяком случае, что-то можно почерпнуть из обычной жизни этих людей, которые оказались у нас.



Евгения Назарец: Я знаю, что отношение тогдашних современников вот этих военнопленных, кто жил рядом, и общались, как мы с вами уже обсудили, оно все-таки изначально, наверное, в годы войны было все-таки отношением как к врагам. Вы сами об этом говорили, когда мы перед эфиром с вами обменялись мнениями. Но потом оно менялось. Под влиянием каких обстоятельств? Только лишь под влиянием общения с ними или, может быть, на это влияла и политика как-то?



Всеволод Слукин: Я думаю, что политика не влияла на это. Но это чувствовалось, что враги-то врагами, а сейчас-то они оказались в положении совершенно беззащитных людей. И своим отношением... ведь там не было уже ни злобы, ни какого-то напора нехорошего. Все-таки контакты такие были. И видели, что эти немцы, ну, это обычные люди.


И вот в моей жизни был один перелом, который очень много значил для понимания тех же немцев. После окончания института я был распределен в Демократическую Республику Германия, я четыре года там провел на работе. Представляете, когда я один оказался в бригаде, где было 12 немцев, и я, не зная немецкого языка (я знал немножко английский), а потом я с ними просто общался. И это было очень интересное общение. Даже если были воспоминания о войне, то они не были, знаете, какими-то злобными или еще что-то такое. Среди них были и военнопленные. Это были уже 60-е годы. И они были люди свободные. Да и вот этот русский плен, он как-то вспоминался ими...



Евгения Назарец: Как жизненный опыт.



Всеволод Слукин: Как жизненный опыт, да. Причем с одним немцем я работал уже потом. Он инженер. Он, попав в плен, долго работал в Донбассе на шахтах. И когда произошел запуск Гагарина, у этого человека покатились слезы. Вот это было при мне. И он говорил: «Слушай, вот действительно, смотрите, что вы делаете. Ведь это же здорово! Вот что мы тут воюем, вот что мы тут выясняем без конца, когда нам остается только дружить». Вот такое мнение было у обычного немца.



Евгения Назарец: Всеволод Михайлович, до войны еще и, в принципе, всю, наверное, историю существования Екатеринбурга, а затем Свердловска, этот город очень многое связывало с Германией. До войны, в частности, по-моему, на строительстве завода «Уралмаш» и его цехов работали даже на достаточно серьезных, связанных с проектированием, ответственных постах очень много немцев. И это привело к тому, что сейчас говорят, что цеха «Уралмаша» и многие здания там – это культурное наследие так называемого строительного стиля «Bauhaus». Вот то, что здесь и до войны были немцы, и в войну их сюда привезли, как вы полагаете, может быть, это и есть именно один из ответов на вопрос – почему именно здесь был открыт этот лагерь? Здесь просто к немцам привыкли, и немцы здесь привыкли.



Всеволод Слукин: Может быть. Но есть еще и возражение. Те немцы, которые работали на строительстве завода «Уралмаш», не все они закончили хорошо. Кто-то успел уехать, а кого-то в 1937-1938 годах просто-напросто расстреляли. Поэтому говорить о том, что только потому, что тут были немцы, поэтому здесь сделали этот лагерь, нельзя. Я думаю, что лагеря здесь были, конечно, для того, чтобы поднять или поддержать вот этот индустриальный настрой Урала во время войны, вот мне так почему-то кажется.


Вы знаете, мы ведь не любим в историю обращаться, очень редко это делаем. Поэтому мы на грабли все время и наступаем. Надо историю изучать. Те же самые немцы, что они сделали для нас вообще в истории Екатеринбурга. Они же оставили колоссальный след. Ведь даже из горных начальников, наверное, треть – это были немцы. Это были высококвалифицированные специалисты.



Евгения Назарец: У нас есть телефонный звонок. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, ведь губернатор Россель, он ведь немец? Он из каких немцев?



Евгения Назарец: Спасибо за вопрос. Действительно, вопрос логичен, думая о Свердловской области. Наш губернатор из каких немцев?



Всеволод Слукин: Ну, он из так называемых, так скажем, русских немцев. Из тех немцев, которым еще при Екатерине Великой предоставлено право здесь жить, работать и так далее. Но он ведь еще и из тех репрессированных немцев, которых та же советская власть просто выселила отовсюду, многие из них попали в лагеря, многие просто в ссылки. И в Нижнем Тагиле же было целое... ну, трудно назвать это поселением, потому что это был полулагерь, и там тоже было очень много немцев, и очень много выдающихся. Наверное, Эдуард Эргартович из этих немцев.



Евгения Назарец: Да, я знаю, что на сайте «rossel.ru» опубликована, в том числе, и биография губернатора, и там можно, наверное, подробнее от него самого, в его собственном изложении узнать, как именно складывалась его судьба и какие связи он унаследовал из Германии, с немцами.


Всеволод Михайлович, вы начали говорить о том, что немцы внесли большой вклад в развитие Урала вообще, и это не нужно связывать только лишь с пребыванием здесь военнопленных, как дешевой рабочей силы. Вот вам, как опытному краеведу, право и напомнить как раз об основных вкладах немцев в уральскую промышленность и культуру.



Всеволод Слукин: Вот я уже сказал, что сам Георг Вильгельм де Генин, так сказать, является одним из первых основателей нашего города. И встает такой вопрос: кто еще больший основатель – Татищев или де Генин? Ну, это вопрос, и он всегда останется, потому что много здесь есть неясностей. Но вот есть в Германии, или была, тоже горнозаводская провинция, будем говорить, Саксония, где было очень много специалистов. И когда на Урале все это начиналось, саксонцев сюда приглашали, чтобы они помогали налаживать вот это заводское производство. Но и наши ездили туда учиться вот этому горному и заводскому делу. Поэтому эти связи были очень тесными. Я уже упоминал о том, что среди горных начальников, то есть это величины для нашего Урала, по крайней мере, 8 человек были из Германии. И ведь что интересно, они как бы не были командированными сюда, они выживались, они обретали семьи и как-то здесь задерживались.



Евгения Назарец: У нас есть еще один телефонный звонок. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Я родилась в Москве на Малой Ордынке. Нас было три сестры и брат. И вот когда военнопленных вели по Валовой улице, мы, дети, с Малой Ордынки по Новокузнецкой бежали до Валовой, там улица Зацепы есть, перекресточек. И мы, дети, стояли на тротуарах, и нам было их очень жалко. До сих пор помню, что очень жалко было этих дяденек. Они-то, наверняка, были молодые. Мне было 7 лет тогда. Я даже не помню, какой год это был. И был очень сильный мороз. Они все были обвязаны... ужасно вспоминать, честное слово, каким-то тряпьем, и лицо у них было обвязано. Так что ненависти у нас, у детей, к ним не было даже тогда.



Евгения Назарец: Спасибо вам большое за звонок. Всеволод Михайлович об этом говорил некоторое время назад, что ненависти не было. Это к вопросу о военнопленных.


А к вопросу о тех, кто был здесь добровольно и до того.



Всеволод Слукин: Вы знаете, среди врачей очень много, практически вся врачебная элита в Екатеринбурге – это немцы. В торговле очень много здесь участвовало немцев. Уж я не говорю о промышленности. Даже тот же самый наш любимый, так сказать, Екатеринбургский мушкетерский полк, и то, когда он организовался, им командовал генерал-майор, который был немцем. И в очень многих отраслях нашей жизни и вообще в течение жизни немцы имели очень большое здесь значение. И к ним отношение было очень нормальное. Потому что как-то было установлено, что это честные люди, порядочные, соблюдающие закон – что самое главное. Вот де Генину можно много каких-то претензий о жесткости или еще что-то предъявлять. Но он следовал закону, следовал тем указам императоров, которые он получал. Вот это очень важно – соблюдать закон – тогда тебя начнут уважать.



Евгения Назарец: По поводу объектов, которые построили немцы здесь не только в годы войны, но и раньше. Все ли они до сих пор в строю, в прежнем качестве используются? Не было ли что-то разрушено? Каким образом охраняются они как исторические памятники?



Всеволод Слукин: Понимаете, у нас в городе памятники исторические плохо охраняются, я бы даже сказал, может быть, и не охраняются. И это не упрек тем органам, которые этим занимаются, скажем, научно-производственный центр. Они делают все возможное. Но так получается, как, может быть, и вы видите. У нас такая гигантская везде идет стройка, но стройка почему-то идет за счет исторических участков.



Евгения Назарец: И строят сейчас не немцы, отметим.



Всеволод Слукин: Строят не немцы, да. Поэтому я очень опасаюсь, что в противовес тем зданиям, которые сейчас стоят, и на них нет ни одной трещинки и не обвалилась штукатурка (я просто наблюдаю за ними), я не могу сказать, что так будет с современным строительством.



Евгения Назарец: Совершенно случайно сегодня так совпало, что наша тема, которую мы выбрали, она обусловлена исторической датой, но сегодня же в Москву приезжает новый канцлер Германии Ангела Меркель. И вот то закрытие лагеря для военнопленных 50 лет назад, оно тоже было приурочено к визиту тогдашнего канцлера. Как вы полагаете, все-таки в наше время больше, чем в то (это, может быть, уже вопрос именно на ваше личное отношение), политика влияет на отношения между государствами, между Германией и Россией, между регионами, чем раньше?



Всеволод Слукин: Я думаю, что больше влияет, конечно. Но и происходит соприкосновение более тесное. Просто сейчас с Германией, даже будем говорить, у нас дружба, особенно при нашем нынешнем президенте, который прекрасно знает и немецкий язык, и общался со Шредером, мы все это видели и наблюдали. Вот чувствуется, что мы преодолели какие-то свои неприятные моменты в истории. И дай Бог, чтобы это было и дальше. Потому что это два интереснейших народа в Европе – это русские и немцы, они как-то друг друга дополняют, мне кажется. И наша разухабистость, веселость, еще какие-то наши качества, будем говорить, почти общественные, и немецкая педантичность, честность, порядочность. И если бы это все соединилось, я бы даже сказал, в дружбе, то это было бы здорово.



Евгения Назарец: Спасибо вам, Всеволод Михайлович, за то, что в столь ранний час приняли участие в нашей программе.


50 лет назад в Свердловской области был закрыт крупнейший в России специальный лагерь МВД СССР для военных преступников, где содержались граждане разных стран, воевавших на стороне гитлеровской Германии. Силами военнопленных в Свердловской области были возведены заводские цехи, дома культуры, стадионы и жилье – все это используется по назначению и по сей день.


XS
SM
MD
LG