В последние годы американский книжный рынок, воплощая анахронический дух нашей постмодернистской эры, постоянно занимается перетасовкой знаменитостей прошлого. Одни авторы на время исчезают с читательских глаз, другие, напротив, выплывают из Леты, чтобы найти себе новое поколение поклонников. (Так, например, замечу в скобках, сейчас происходит с Кнутом Гамсуном. Очень популярный в России, но совершенно забытый в Америке норвежский классик стал вдруг вновь модным среди самых чутких американских критиков).
Обычно возвращение писателя на полки американских книжных магазинов связано с волной энтузиазма, который гонит либо успешная экранизация, либо талантливая биография. Последний случай — увлекательная книга Джона Уортена «Д. Х. Лоуренс: жизнь аутсайдера» (John Worthen «D. H. Lawrence: The Life of an Outsider») о британском прозаике Дэвиде Лоуренсе (D. H. Lawrence) явилась первым признаком возрождения авторитета этого, в свое время знаменитого, в том числе и скандально, романиста.
Дэвид Хёрберт Лоуренс, или, как на Западе его называют, Ди Эйч Лоуренс, написал 11 романов, из которых, по крайней мере, три стали всемирно знамениты: «Любовник леди Чаттерлей», «Сыновья и возлюбленные» и «Влюбленные женщины». Но отношение публики и к самому Лоуренсу, и к его романам в разные периоды истории менялось, причем от презрения до поклонения. Например, в 1914 году в родном Корнуэлле его не пускали в приличные дома за то, что он отбил жену у уважаемого профессора. В 1915 году корнуэлльский магистрат распорядился уничтожить все экземпляры его романа «Радуга» в соответствии с «Законом о непристойных публикациях». А после Второй мировой войны Лоуренс, наоборот, стал героем английской культуры: новатор, давший сексу право на место в литературе; интеллектуал, вышедший из рабочего класса (его отец был шахтером); враг всякой механистичности и проповедник натуральной, инстинктивной жизни.
Английский писатель Мартин Эмис дает ему такую сжатую характеристику: «Из всех писателей мира у Ди Эйч Лоуренса был, видимо, самый отвратительный характер. Он бил женщин и животных, он был расистом, антисемитом, сквернословом, обидчиком, но при этом — самым экстравагантным стилистом и новатором, никогда не идущим на компромиссы. Для него судьбой было писательство, а жизнь — интересной добавкой. Когда я думаю о нем, меня тянет на обобщения: что-нибудь насчет прямой связи между неподкупностью и хорошей прозой».
Биограф Джон Уортен, пытаясь обелить своего героя, сводит скверные свойства его характера к частным случаям. Например, он пишет, что Лоуренс бил не женщин вообще, а только свою жену Фриду, да и то чаще она начинала первой, будучи гораздо крупнее мужа. Избитое животное тоже оказалось одно — собачонка Библс, которую Лоуренс пинал за то, что она была, по его словам, «неразборчива в своих привязанностях, как Уолт Уитмен».
Уортен категорически отрицает антисемитизм Лоуренса на основании того, что об ирландцах писатель отзывался еще менее лестно, чем о евреях... не говоря уж о том, что Лоуренс думал про своих соотечественников-англичан. Издатель отказался публиковать роман «Сыновья и возлюбленные» под тем предлогом, что откровенность романа неприемлема для английских читателей. В ответ Лоуренс написал ему: «Пропади они пропадом эти проклятые бесхребетные свиньи, эти беспозвоночные твари, трясущие желейным брюхом, эта ничтожная, отупевшая, хнычущая и дрожащая дрянь, из которой нынче состоит Англия. Боже, как я их ненавижу! Боже, порази их, трусов... уничтожь эту невыразительную скользкую муть». Добавим, что в посткриптуме Лоуренс дружелюбно приписал, что «как бизнесмен» издатель, конечно, совершенно прав.
В течение своей недолгой жизни Дэвид Хёрберт Лоуренс, этот «священнослужитель любви», очень часто был или несчастен, или зол, или болен. Он родился в шахтерском поселке и в детстве не вылезал из простуд, в отличие от отца, который начал работать в шахте с 10 лет и до 65 был здоров, как бык. Мать и отец Лоуренса явно стали прототипами его персонажей: леди Чаттерлей и её возлюбленного-садовника. Но этот мезальянс, увенчавшийся, как и в книге, браком, скоро скис. И пока отец отдыхал от трудов в барах, мать готовила сына к поступлению в колледж.
К 26-ти годам Дэвид Лоуренс стал учителем, многообещающим начинающим писателем и женихом добропорядочной девушки. Одно было плохо: он невыносимо страдал от своего водянистого благополучия. Лоуренс писал другу: «Настоящая жизнь — питать свой огонь: хочу эту женщину, хочу потрясающе выглядеть, хочу поцеловать эту девушку, хочу оскорбить этого мужчину... Жить — значит гореть в огне».
И через год Лоуренс получил то, к чему стремился... «И вот огонь, ну что ж, идешь? И он шагнул отважно...»
«В доме профессора, обещавшего рекомендательное письмо для поездки в Германию, Лоуренс познакомился с женой хозяина 33-летней Фридой фон Рихтхоффен, дочерью немецкого барона. Это была интеллигентная, одухотворенная женщина, смелая и аристократичная. Будучи матерью троих детей, Фрида была абсолютно беспомощна в хозяйстве, настолько, что без прислуги не знала, как зажечь плиту. И при первом же знакомстве Лоуренс её за это красочно унизил. (Как ни странно, Лоуренс всю жизнь привлекал к себе людей тем, что объяснял им, что с ними не так.) Правда, обвинения в неумелости были не единственными словами, которые Лоуренс сказал Фриде. Он сказал ей также, что она — «самая прекрасная женщина в Англии».
Уход Фриды от мужа оказался для нее трагедией. У нее отняли детей, и ее любовь к Лоуренсу навсегда смешалась с невыразимой болью этой утраты. К тому же пара оказалась в полной изоляции от общества, поскольку в родном Корнуэлле их не пускали ни в один приличный дом. После 1919 года они превратились в двух перелетных птиц, кочуя из одной страны в другую и живя на мелкие литературные заработки. И роман «Радуга», и знаменитый в недалеком будущем роман «Влюбленные женщины» — из-за своей эротики задержались с публикацией на четыре года.
Но Лоуренс не сменил темы своего творчества. Зимой 1929 года, умирая во Франции от туберкулеза, он писал: «Для человека, так же, как для птицы или цветка, главный триумф — быть победоносно, каждой своей клеткой, живым. О последствиях путь заботятся мертвые. Мы же должны поминутно приходить в экстаз от того, что во плоти своей мы — живая частица Космоса».
Лоуренс умер весной 1930 года в возрасте 45 лет. Его похоронили Фрида и писатель Олдос Хаксли с женой, «похоронили просто», — говорила Фрида, — «как птицу».
«Нет сомнения», — пишет рецензент новой биографии Лоуренса Бен Канкель, — «что отчасти витальность этого писателя была мечтой больного о здоровье. Но кто из нас, здоровых, читая Лоуренса, не испытал внезапного острого ощущения, что где-то остались упущенные нами возможности другой, яркой, стремительной, более глубокой жизни, чем та, которую мы прожили».
