Ссылки для упрощенного доступа

Насилие на телевидение и киноэкране


Андрей Троицкий
Андрей Троицкий

Владимир Бабурин: Война, убийства и насилие стали самыми популярными темами и новостей, и сериалов, и документальных, и художественных фильмов, а книги на эти темы бьют рекорды популярности. На прошлой неделе на экраны России вышла вторая часть фильма «Бумер», одновременно в книжных магазинах появилась и вторая книга с тем же названием.


В программе «Время гостей» сегодня автор книг Андрей Троицкий, который – как он сам сказал здесь около года назад, на Радио Свобода – «взялся за «Бумер», потому что увидел в этом фильме совершенно новое явление российского общества. Это фильм о парнях, чья молодость, чьи лучшие годы пришлись на лихолетье дикого капитализма. Люди выросли со знанием того, с мыслью о том, в уверенности в том, что прав сильный. И все их идеалы и жизненные устремления свелись к атрибутам сильного, крутого, прикинутого мужика: машина BMW седьмой серии, ствол за поясом, крепкие парни вокруг тебя». Второй гость – журналист, руководитель главной редакции спецрепортажей телеканала ТВЦ, к тому же еще и академик Академии Российского телевидения Михаил Дегтярь. Михаил не устает повторять, в том числе и у нас на Радио Свобода он это говорил, что «хотя складывается впечатление, что в жизни России ничего, кроме взрывов, убийств и политики, нет, - все-таки это неправда!»


И первый вопрос у меня такой. В 1996 году пришлось мне ездить по России с Геннадием Андреевичем Зюгановым, в разных городах он выступал и все время говорил одно и то же: «Встаешь утром, включаешь телевизор – и встаешь вместе с господином Ельциным. Днем включаешь телевизор – и обедаешь вместе с господином Ельциным. Вечером включаешь телевизор – и спать ложишься тоже с господином Ельциным». Вот сейчас, несколько переиначив слова господина Зюганова, можно сказать: утром включаешь телевизор – и у тебя там «Дорожный патруль» с трупами, автокатастрофами, кровью, пожарами; днем идут сериалы «Ментовские войны», «Бандитский Петербург», переключаешь на другой канал – там документальные сериалы «Криминальная Россия» и так далее, и так далее, и так далее. Говоришь иногда с людьми, которые телевидением занимаются, с руководителями каналов: «Старик, конечно, все понятно, но рейтинг – куда же от этого деться? Люди смотрят, люди хотят этого. Я понимаю, что тебе это не нравится, ну, смотри канал «Культура», там этого нет. Или ты человек не бедный, поставь себе тарелку и смотри, что хочешь».


Миша, рейтинг превыше всего?



Михаил Дегтярь: Да нет, конечно. Многие руководители каналов прикрываются рейтингом, как бронежилетом, рейтинг и все. Как можно, на самом деле, утром по государственному каналу четыре раза подряд – в 6 утра, в 7 утра, в 8 утра и в 9 утра – показывать «Дорожный патруль»? Человек собирается на работу, пьет кофе. С каким настроением он уходит на работу? Потом, сколько об этом говорили – и ничего не двигается в лучшую сторону. Все равно «Дорожный патруль» стоит в программе. Я не знаю, как бороться с этим, потому что выступали, об этом много раз говорили, по-моему, даже поднимали вопрос на Государственной Думе, но все стоит на том же самом месте.



Владимир Бабурин: Андрей, вы много книг написали и до «Бумера», и, насколько я знаю, после «Бумера», между первым и вторым «Бумером» несколько новых книг вышло. Вам заказывают только детективы?



Андрей Троицкий: Поскольку я работаю в жанре криминального триллера или боевика, то приходится соблюдать законы этих жанров. Я не могу себе позволить уйти куда-то в свободное плавание, написать какой-то роман о любви, о высоких чувствах, не могу скатиться до женской прозы.



Михаил Дегтярь: Женщин обидели…



Андрей Троицкий: Поэтому я вынужден заниматься тем, что, на мой взгляд, у меня получается. Я взялся за первую книгу «Бумер», потому что мне тот материал, который был представлен в сценарии и впоследствии в фильме показался интересным. Потом это уже коллегиальное решение было, в издательстве решили, что автор у двух книг должен быть один, и если уж я написал первую книгу, я должен продолжить и вторую. Я посмотрел этот сценарий. Честно говоря, сценарий второго «Бумера»… Чтобы меня никто не заподозрил в рекламе или в каком-то промоушэне своих книг или фильма, я сразу скажу, сфокусируюсь не недостатках этих вещей, а недостатков тут много.


И я скажу такую вещь, что фильм «Бумер», я имею в виду второй фильм, рождался очень тяжело. Потому что молодой режиссер Петр Буслов, на которого после первого фильма свалилась такая слава, он не мог себе позволить сделать фильм ниже заявленного уровня. Но он же выступал и в качестве сценаристы, они вдвоем с Петром Родиминым написали сценарий этого фильма. Они знали, что под фильм дают большие деньги, и если бюджет первого фильма – это 800 тысяч долларов, то бюджет второго фильма – это 3 с лишним миллиона. И вот тот груз этих денег, этой ответственности, этот продюсер, стоящих над душой и требующий ответа – «сколько ты страниц сегодня навалял» и «нам уже пора запускаться, а ты все пишешь» - все это сделало свое, как говорится, недоброе дело. Когда приступили к съемкам фильмы, выяснилось, что при создании сценария были допущены некоторые просчеты. Скажем, второстепенная фигура Дашки, которая по идее должна находиться на втором плане, она почему-то вытесняет с экрана главных героев, то есть тех героев, которых ждал зритель. А зритель ждал Вдовиченкова в роли Кота и Мерзликина, так вот, эти главные герои оказались героями второго плана. А главное место заняла эта Дашка, молодая артистка, это ее первая проба в кино. Хотелось бы, чтобы у нее удачно сложилась карьера, но из того, что наснимали, получилось так, что почти все не годилось. Поэтому по ходу дела пришлось сценарий переделывать, а потом его снова переделывать, какие-то моменты усиливать, что-то убирать, и делать вот из этих главных героев – Кота и Димона – действительно главных персонажей, а не вторичных. Вот в чем была сложность в работе с этим фильмом.


То есть один совет коротенький. Никогда не надо браться за сценарий, который вызывает какие-то сомнения. Сценарий должен всем нравиться. А если есть какие-то разночтения, есть разные мнения, лучше все-таки подумать и сделать что-то путное. А лучше всего просто взять какую-то книжку, чужую книжку и на основе этой книжки взять свой фильм. Добротная литературная основа всегда помогает в создании фильма.



Владимир Бабурин: Чуть позже мы об этом поговорим непременно. Миша, хочу я вам напомнить приятный момент вашей жизни. 2000 год, вам вручают премию ТЭФИ, вы такой красивый, в смокинге, стоите на сцене и говорите: «Вы, господа, коллеги, заставляет меня стоять в бронежилете на фоне пожарища. А я принципиально будут снимать фильмы про валенки». Миша, скажите мне честно, это было свое рода покаяние? Потому что первая студия «Репортер», не которая сейчас на ТВЦ, а которая была на Ямском поле, на телеканале РТР, в том числе и вашими трудами выпустила достаточно много чернухи, причем первыми в Российской Федерации, действительно, вы были первопроходцами: и тюрьмы, и лесбиянок, и живодерни, и убийства, и так далее, и так далее. Это было некое покаяние?



Михаил Дегтярь: Нет, просто идет время, ты растешь, стареешь, начинаешь понимать что-то… Но на самом деле, я говорил об этом много раз, на чернухе, на негативе намного проще сделать себе имя, особенно в журналистике. И действительно, в конце 80-х мы начали первыми снимать такие сюжеты, что сейчас пытаются люди, прошло уже почти 20 лет, и я вижу – не дотягивают они до нас. Потому что мы первыми сняли женскую колонию, и все, что только можно, мы показали в этой колонии. Я помню репортаж с мясокомбината, как эти вот «бойцы», эти люди, которые убивают коров, как он едят глаза, пьют кружками эту кровь только что убитой коровы. В общем, жуткие вещи! Мы это все показывали, и я был абсолютно в каком-то… все было мне понятно и ясно. Но постепенно я стал понимать, что это неправильно, что намного сложнее сделать позитивный материал, и если позитивный материал получится гениальный – вот это действительно здорово, этим можно гордиться всю жизнь. А показать трупы, кровь – ну, это настолько просто и ясно.


Поэтому я стал категорически против этого, и все, кто работал со мной последнее время в студии, я просто запрещал даже разрабатывать темы, хоть как-то связанные с убийством. Последнее убийство я снял в Лаосе, как убивают черепаху. Я это помню очень хорошо: на наших глазах убили черепаху, и тут же на наших глазах сварили суп из нее. Мы это все снимали, и вот этот крик черепахи, когда ей отрубали голову, я запомнил на всю жизнь. Она кричит человеческим голосом. И тогда я понял, что все, это конец. Это было лет 12-13 назад, и вот с тех пор никакой крови, никакого убийства. Сейчас моя группа только что, позавчера, вернулась из поездки в один из регионов России, снимали охоту. И я сказал: «Убийства в кадре быть не должно. Стреляете куда-то, но не показывать ни убитых, ни крови, ничего этого чтобы не было». Они говорят: «Как показать охоту без убийства?!» - «Покажете, никуда не денетесь». Вот сделать нужно так, чтобы было понятно все, но не показать убийство, не показать трупы. К сожалению, а может быть, к счастью, вот такая произошла метаморфоза со мной.



Владимир Бабурин: Андрей, вы к этому барьеру еще не подошли? Вы никогда не считали, скольких человек вы убили в своих книгах как автор?



Андрей Троицкий: В одной книге «Расправа» я считал, сколько было трупов. Считал-считал, потом сбился со счета, взял калькулятор – и снова сбился. Я считаю, что насилие – это неотъемлемая вещь любого триллера, любого боевика. Это очень острый инструмент в руках художника, не нужно этим злоупотреблять, но и нельзя от этого уходить. Давайте вспомним несколько цитат. Скажем, такой австрийский режиссер Фриц Ланг сказал так: «В наше время человек не боится ничего, он не верит ни в ад, ни в рай, ни в Страшный суд. Единственное, чего боится человек, это насилия, физического насилия». И вот именно это – страх физического насилия – определяет жизнь человека. Значит, именно это должно определять сценарий фильма и дух фильма вообще. Вторая цитата, Тарантино сказал: «Нет ничего более занимательного, чем насилие в кино». Еще цитата, Хорт Хокс, известнейший режиссер, который снял первый фильм «Лицо со шрамом», сказал: «Нет насилия – нет действия». То есть если эту доминанту вы вытащите из любого триллера, из боевика, то у вас получится такая пресная водица, клюквенный морс, к потреблению которого зритель будет не готов. Посмотрите, удачные фильмы Тарантино все насквозь, с начала до конца – я имею в виду «Бешеных псов», «Криминальное чтиво» и его сценарий к фильму «Настоящая любовь» - сплошное насилие. И сосчитать там трупы можно при помощи 12-разрядного калькулятора. Возьмите фильмы Мартина Скорсезе, ранние фильмы – «Злые улицы», «Таксист», «Бешеный бык». Фильмы насквозь пропитаны насилием. Но с каким интересом эти фильмы (кстати, они все получили самые высшие оценки кинокритиков) смотрятся до сих пор, хотя они сняты давно. Возьмите фильмы Сэма Пикенпа – «Побег», «Бешеные псы», «Дикая банда», «Скачки по высокогорью» и многие другие. Это крутой режиссер, и Тарантино говорил о том, что именно Сэм Пикенпа был его учителем. Китайский режиссер Джон Ву говорит, что «я учился у Сэма Пикенпа пускать кровь по поводу и без повода». То есть насилие до сих пор является доминантой и до сих пор является главным инструментом в руках художника, работающего в жанре «черного» фильма или «черного» романа.



Владимир Бабурин: Миша, это действительно необходимо, это действительно очень важная часть или же можно без этого обойтись? Андрей назвал имена очень громкие режиссеров. Я понимаю, когда это в большом объеме идет на телеканалах на Западе, где практически у любого пользователя этих каналов порядка сотни. А в России, где этих каналов до 20 в Москве даже не добирается (я не имею в виду людей, которые пользуются платным спутниковым телевидением), и когда на всех этих 20 каналах, за исключением, пожалуй, только телеканала «Культура», - насилие, насилие и еще раз насилие.



Михаил Дегтярь: Андрей назвал фамилии режиссеров, для которых насилие – это один из важных инструментов их профессионального мастерства. А если я спрошу то же самое у Георгия Данелии, например, он наверняка скажет, что он против насилия.



Андрей Троицкий: Не согласен с вами насчет Данелии. Вот, смотрите, фильм «Осенний марафон» - разве это не насилие над личностью? Там не льется кровь, но бедный переводчик постоянно находится под прессингом…



Михаил Дегтярь: Это уже немножко другое. К тому же Андрей говорит о художественном кино, а я больше говорил о репортажах и о документальном кино, о реальной жизни в России. Потому что когда мы показываем кровь в реальной жизни, она все-таки намного страшнее, согласитесь, чем кровь в фильмах Пикенпа, например. Потому что это мы понимаем все, что это кино, что это развлечение для нас, а не реальность. А когда я смотрю каждый день в новостях, как милиционер бьет топором по голове милиционера, например, я понимаю, что завтра это может случиться со мной на улице, и действительно, ты уже совершенно по-другому на это реагируешь и совершенно другое отношение к этому. Поэтому мы здесь все-таки должны разделить художественное кино и документальное, согласитесь.



Владимир Бабурин: А мне кажется, Миша, это сначала появляется в новостях, причем вы лично тоже за это ответственны, потому что вы начинали это новое российское телевидение.



Михаил Дегтярь: Я совершенно согласен.



Владимир Бабурин: Это появляется сначала в новостях, потом в документальных фильмах, даже не в документальном кино, а вот такие фильмы, которые уже не большой репортаж, но еще не документальные фильм, такие наскоро сляпанные, за 2-3 дня. Потом это появляется в документальном кино, а потом это переходит в кино художественное и литературу.



Андрей Троицкий: Я знаю, как работают издательства. Вот она известная дамочка посмотрела сюжет по телевидению о том, как убивали владельцем дорогих иномарок на каком-то сервисе, закапывали их там, трупы заливали бетоном…



Владимир Бабурин: По всем каналам эта новость шла, да.



Андрей Троицкий: Вот она приходит с этим предложением в издательство: «А если мы так…» Ей говорят: «Уважаемая Дарья… Пупкина (назовем ее так), вы принесли нам прекрасный сюжет, вы открыли нам глаза». Потому что с этой женщиной принято разговаривать именно так: она открыла. Все видели, но глаза открыла именно она. «Мы сделаем книгу по вашему синопсису». Она сама, как правило, не пишет, есть бригада наемных авторов, которые, так сказать, вот эти идеи, которые они почерпнули именно из документального кино, из передач…



Владимир Бабурин: Из новостей в первую очередь, Миша.



Михаил Дегтярь: Да, это понятно, это была новость. Эта новость была на всех экранах, да.



Андрей Троицкий: Сперва это новость была, потом это был документальный фильм, где это все подробно разжевано, показано. В общем-то, я не могу пожаловаться, что у меня нервы не крепкие, я разные штуки видел, работал и в криминальной хронике в газете, и насмотрелся на все эти дела. Но тут у меня что-то дрогнуло, я просто не смог смотреть физически, как людей закатывают в бетон. Это просто страшно. Вот такого рода насилие неприемлемо ни в кино, ни в книгах, ни в документальных передачах. Есть вещи, абсолютная категория вещей, которые нельзя давать зрителям ни под каким видом, ни под каким комментарием, на этой основе нельзя делать фильмы. Возьмем художественные фильмы, возьмем фильм «Сволочи» - благодаря очень агрессивной рекламе, этот фильм собрал более 3 миллионов долларов.



Владимир Бабурин: Звонок у нас из Санкт-Петербурга. Александр, добрый вечер.



Слушатель: Вечер добрый. Две реплики по поводу размышлений Троицкого. Во-первых, Ланг говорил про насилие как единственный страх – страх насилия для безбожников, господин Троицкий. Это надо четко понять, хотя Фриц Ланг был агностиком все же. Второй аспект, не надо говорить, что без насилия… Хичкок - пожалуйста, тоже триллер, тоже нагнетание, но нет трупов. Там есть эстетика, совсем другая эстетика. И в связи с этим третий аспект, есть «Прирожденные убийцы» - это уже по ту сторону добра и зла. Мне очень понравился, как сказал господин Дегтярь. Больше всего в документалистике, вот в этих репортажах угнетает именно физиологичность. Это нужно понять, самое страшное, что это – обыденность, и обыденность в таких вещах, как «Бумер», «Бригада». То есть это работа такая, понимаете. Это не чрезмерность шекспировская, когда это трагедия – и все это понимают, то есть эстетика убийства воспринимается совершенно в другом плане, вот в чем вся штука. А это – ребята так работают. Я больше чем уверен, что те, кто смотрит «Бумер», могут пойти… Хотя посыл этого фильма: вот к чему вы, господа, придете, если пойдете по этому пути. Тем не менее, я думаю, кто-то посмотрит «Бешеные псы» или «Прирожденные убийцы» и… Здесь эстетика другая, здесь действительно по ту сторону добра и зла. А обыденность «Бумера» и «Бригады» той же, вот она страшна, на мой взгляд.



Андрей Троицкий: Я постараюсь ответить. Обыденность убийства – в определенном смысле это художественный прием, убийство как обыденность. Прием для запугивания зрителя, для создания высокого градуса напряжения фильма. «Прирожденные убийцы» - это отдельный разговор, фильм немножко стебовый, то есть он как бы снят с известной долей черного юмора, и здесь нельзя воспринимать все уведенное на экране буквально. Это просто интересная работа художников, сценариста того же, Квентина Тарантино, и это не есть даже в человеческом понимании обыденность. Это беспредел, над человеческой нравственностью, да культурой, над уважением к человеку. То есть как бы новое поколение преступников, не признающих ничего, никаких законов, не живущих «по понятиям». Это просто убийцы и отморозки. И это скорее даже патология. Поэтому это немножко другое.


А «Бумер» - это современная эстетика кино, это срез нашей жизни. Здесь нельзя сказать, что ребята идут на убийство как на какую-то работу, и они готовы убивать ради денег. Они убили, потому что там сложились обстоятельства.



Владимир Бабурин: Миша, вы знаете, мне кажется, что наш петербургский слушатель немножко некорректное сравнение произвел, он сравнивает, условно говоря, черное и квадратное. Потому что я бы все-таки не стал сравнивать фильмы Тарантино и Хичкока с «Бумером».



Михаил Дегтярь: Понимаете, мы сейчас не занимаемся киноведческой экспертизой «Бумера», хотя можно это сделать (я вообще закончил ВГИК, киноведение проходил, естественно). Я не читал вашу книгу, Андрей, я говорю сейчас о фильме. Я не понимаю, зачем такие фильмы нужны на самом деле. Я пошел сегодня утром специально и посмотрел его, и мне, честно говоря, страшно было выходить на улицу, как-то зябко, неуютно.



Андрей Троицкий: Вы посмотрели первый фильм «Бумер», да?



Михаил Дегтярь: Нет, я посмотрел второй сегодня. И мне было неуютно. Мало того, я сидел с краю в кинотеатре, и когда мимо меня проходили молодые люди, которые смотрели со мной вместе, я внутренне сжался, я побоялся, что сейчас они проявят по отношению ко мне какую-то агрессию. Потому что я сам напитан был этой агрессией, посмотрев этот фильм. У меня весь фильм было ощущение, что у меня в руках автомат. Я вышел, увидел милиционера – и я внутренне сжался, я подумал, что это тот самый милиционер, которого мы видели в этом фильме, и так далее. Я только через несколько часов пришел в себя, честно говоря. Я не понимаю, зачем меня, рядового зрителя, вводить в такое состояние.



Владимир Бабурин: Сколько лет я вас, Михаил Борисович, знаю, и не думал, что вы такой впечатлительный, ей богу.



Михаил Дегтярь: Тем не менее.



Андрей Троицкий: То есть на вас этот фильм произвел такое сильное впечатление.



Михаил Дегтярь: Именно такое, да. Сильное впечатление, но я не скажу, что я оцениваю это положительно.



Андрей Троицкий: Скорее отрицательное.



Михаил Дегтярь: Конечно-конечно.



Владимир Бабурин: А стресс вообще может иметь какое-то положительное значение? Например, посмотрели вы фильм «Страсти Христовы» - тоже…



Михаил Дегтярь: Володя, мы должны были тогда пригласить сюда специалиста по психиатрии, по психологии, который бы объяснил нам…



Владимир Бабурин: Может быть, тогда исключить любое насилие?



Андрей Троицкий: Давайте возьмем те фильмы, которым Американская Киноакадемия дала «Оскара» за лучший фильм года.



Михаил Дегтярь: Я вам скажу так, вот фильм «Рембо», например, я смотрел его с удовольствием, и смотрю его каждый раз с удовольствием, хотя, согласитесь, похожая ситуация: человек противостоит обществу, его обижают, он участник вьетнамской войны и так далее, и мы видим, как против него вся страна, а он борется и побеждает. И там вот я получаю кайф, я не знаю почему, хотя там тоже и трупы, и…



Владимир Бабурин: Это же элементарно, Миша. Как человек, закончивший ВГИК, вы должны знать, что закон Голливуда – обязательный хэппи-энд. И что бы там ни было в начале и в середине, заканчивается всегда хорошо.



Андрей Троицкий: Вот смотрите, выходите на экраны в Америке фильм «Крэш» («Столкновение» - в нашем переводе, хотя можно перевести его иначе). Прочили награду за лучший фильм «Горбатой горе», но вот эти все педрежные дела – это все-таки узкий круг зрителей, фильм предназначен для просмотра в каких-то закрытых гей-клубах. А фильм «Крэш» - это фильм для всех, потому что каждый человек для себя там что-то найдет. Из чего состоит этот фильм, из чего он соткан, где слагаемые этого успеха? Весь фильм, от начала до конца двухчасовой фильм, он пропитан насилием. Насилием на бытовом уровне, потом какие-то криминальные разборки наклюнулись, насилие на расовом уровне, на семейном уровне, где угодно. На каждом шагу рядового обывателя, законопослушного человека подстерегает насилие. Много ли мы видим в этом фильме, как льется кровь? Кого там убили? Там убили всего-навсего за два часа одного парня – по современным меркам это очень мало. Но фильм держит в напряжении.



Владимир Бабурин: Андрей, понятно ваше мнение. Все-таки хочу я вернуть гостей, что называется, «к нашим баранам». На пейджер Владимир пишет: «Обыденность убийств на экране и в жизни поощряется безнаказанностью. Убийца знаете, что ему, в принципе, даже если попадется, ничего не грозит, отсидит один, два, три года (ну, отсидит побольше, конечно) – и снова убивай?» А дальше – предложение: «Их надо казнить публично, на площади, и таким же способом, как он убил свою жертву: утопил, сжег, повесил, расчленил – его так же. Остальное – болтовня».



Андрей Троицкий: Есть разные мнения на этот счет, но мне кажется, что эта обыденность убийства – это явление страшное. Именно обыденность, убить человека как прикурить сигарету, как высморкаться – вот это страшно.



Михаил Дегтярь: Андрей, хорошо, а если я вам задам такой вопрос – наверняка, вы на него уже отвечали, он, по-моему, самый распространенный, когда мы говорим о «Бригаде» или о «Бумере». Бытует мнение, что эти два фильма просто учебник для молодежи, как нужно жить после окончания школы: нужно становиться бандитом и так далее. Это просто обыденное мнение, и я уверен, что вы на него знаете ответ, потому что вам этот вопрос задают постоянно.



Андрей Троицкий: И «Бумер», и «Бригада» в особенности – это фильмы, на 100 процентов выдуманные, в нашей жизни таких «бригад» нет. Я работал в криминальных отделах разных газет в то время, когда была большая криминальная революция, и скажу так: время существования этих «бригад» закончилось в 1994 году. Ребят этих отстреляли всех, и как-то проецировать их опыт на нашу жизнь не представляется возможным, потому что опыт стал другим, жизнь стала другой, и герои стали другими. Поэтому фильм «Бригада» можно смотреть как некий исторический урок: вот что было тогда, в начале 90-х. Вот с этой скидкой, вот с этой сносочкой этот фильм имеет право на существование. Что привлекает в фильме «Бригада»? Привлекают живые характеры, живые герои, и парням, которые не должны у нас вызывать симпатии, мы все-таки симпатизируем. «Бумер» - это совершенно другая вещь. «Бумер» - это фильм о том, что реально в жизни существует до наших дней и прекрасно себя чувствует, - воровство машин мелкими бригадами, при этом они идут на всякие дела, вплоть до убийства, до жестоких убийств. И эта составляющая нашей жизни никуда не делась, она осталась, и, возможно, еще долго будет оставаться. Таких бригад, какие показаны именно в фильме «Бумер», их в Москве без счета.



Владимир Бабурин: Александр из Москвы, добрый вечер, вы в эфире.



Слушатель: Добрый вечер, господа, я вас внимательно слушал. Много лет я работал в международной организации, работал по зонам и тюрьмам, и основная задача была – это разбудить в этих бандитах, уголовниках, убийцах чувство человеческого достоинства. Вы знаете, жизнь их загоняет в тупик, опускает до такого животного, низменного состояния, до состояния инстинктов. Да, человек телесно подобен зверю. Так вот, его опуская с экрана, мы опускаем вообще весь народ. Вы знаете, в стране становится тяжело дышать, каждый день от нашей Думы от нашей политики, от этого насилия, ложь просто откровенная! Вы знаете, у меня прямо есть желание упаковать чемоданы и уехать. Невозможно. Я бы привел замечательный такой пример. Отец Александр Мень, когда наградили Ясира Арафата Нобелевской премией, он сказал: «Пока коммунисты борются с капиталистами, мир захватили террористы». Так вот, террористы захватили сегодня и телеэкран. Понимаете, мы же опускаем народ. Что делают молодые ребята, студенты во Франции? Они там свои права в университете отстаивают какие-то, и в то же время наши бьют чужих.



Владимир Бабурин: Понятно ваше мнение. Слишком много тем предложено для обсуждения. Может быть, вопрос мы получим от Владимира Анатольевича. Звонок тоже из Москвы. Добрый вечер.



Слушатель: Здравствуйте. Я, во-первых, полностью подписываюсь под тем, что сказал предыдущий товарищ. И второе скажу, что, действительно, создана такая удручающая атмосфера у нас в стране, что я, как отец, должен все время следить, чтобы, не дай бог, ребенок не включил канал и где-то такую мерзость не увидел. Потому что идет такое разрушение человека в нашей стране, такое идет оболванивание, так нас оскотинивают!



Андрей Троицкий: Мы говорим о кино все-таки, давайте придерживаться темы.



Слушатель: Недаром человек говорит – «я получаю кайф». Видите, это форма наркомании.



Михаил Дегтярь: Я согласен, действительно, были такие периоды, когда я стирал из памяти своего телевизора несколько каналов, чтобы мой сын не смотрел это по телевизору, действительно, так было. Сейчас я просто вынужден их опять вернуть, эти каналы, в память своего телевизора, потому что невозможно жить уже без некоторых каналов, надо просто их иметь для полноты картины. Но действительно ситуация потрясающая и ужасающая. Я член жюри такого конкурса «ТЭФИ-Регион», региональные телекомпании тоже участвуют в ТЭФИ, и я сказал в свое время (эту фразу потом много тиражировали), что смотря новости региональных телекомпаний, хочется жить в России, а смотря новости центральных каналов, хочется уехать из России. И действительно, это так. И предыдущий человек, который сказал, что он собирает чемоданы, - я его понимаю. Смотря сегодня информационные программы центральных каналов, из России хочется уехать. Это катастрофа!



Владимир Бабурин: Вы знаете, Миша, у меня несколько лет назад был в Сибири такой разговор с человеком, которые многие годы называли криминальным авторитетом, а к тому времени, когда этот разговор у нас состоялся, его уже называли цивилизованным предпринимателем, и он мне признался: «Знаешь, старик, с автоматом под машиной уже никто лежать не хочет. «По понятиям» мы больше не хотим и не можем. А по закону не получается».



Андрей Троицкий: Я бы так сказал, переключаясь все-таки на наше телевидение, я здесь присутствую не только как автор каких-то детективов, я еще присутствую здесь как возмущенный зритель. Может быть, некорректно сравнивать художественные фильмы с телевизионными фильмами, все-таки это разные весовые категории, но, тем не менее, вот эту атмосферу безысходности, про которую говорили слушатели, эту атмосферу усугубляют телевизионные показы. К сожалению, зрителям не предлагается ничего нового. Если я смотрю новости по одному каналу, они заканчиваются, начинаются «Опера», если заканчиваются «Опера», начинаются «Менты» и примкнувший к ним «Слепой». Мне как зрителю не предлагается ничего, кроме этих клонированных «Ментов», «Слепого» и еще некоторого ряда всяких милицейских и не милицейских отморозков, которые меня, по большому счету, не интересуют. Я не говорю о том, что эти фильмы сделаны крайне непрофессионально. Я не знаю, где учились и чему учились создатели этих фильмов, я не знаю, кто писал сценарии для этих фильмов, но иногда у меня сердце вздрагивает.


И я смотрю на телевизионную программу и радуюсь: боже мой, наконец-то появляется что-то стоящее – вот анонсирован фильм по роману Солженицына «В круге первом». И я прекрасно понимаю, что проза Солженицына – это очень плохой материал, негодный материал, из него нельзя «наварить» телевизионного мыла, но, с другой стороны, автор сценария – Солженицын, режиссер – Глеб Панфилов. Я знаю этого режиссера, он снял два фильма – «Тема» и «Начало». Ну, он снял и другие фильмы, но я его знаю как автора этих двух, неплохой режиссер. А что предлагается зрителям? Зрителям предлагается какое-то убогое зрелище, где показаны какие-то коридоры то ли больницы, то ли еще чего-то, какая-то марфинская шарашка, где ходят люди то ли в джинсовых костюмах, то ли в больничных одеждах, и эти люди говорят, говорят и снова говорят. Я понимаю, что Александр Исаев и Глеб Панфилов хотели мне сказать какую-то очень важную вещь, скажем, они хотели сказать, что нормальный человек, человек с совестью никогда не будет сотрудничать с преступным режимом, иначе он сам превращается в сволочь и в сатрапа. Но я, отсидев честно три серии, до этого уже не досмотрел, потому что я уснул, и все важное прошло мимо моих ушей. А когда я проснулся, передо мной снова ходили те же люди и говорили, говорили и говорили. И все, весь сериал утонул в этой говорильне. И какая была у меня, как у зрителя, альтернатива в ту пору? Переключиться на Первый канал и посмотреть там фильм «Золотой теленок».


Я хочу сказать, главный итог, из-за чего я, собственно, и говорил. Реальной конкуренции между государственными каналами нет. На телевидении слишком много государства. Фильмы снимаются для того, чтобы люди, которые стоят близко к этой кормушке, хорошо заработали.



Владимир Бабурин: Эту тему мы точно не успеем обсудить, и не будем даже к ней приступать. Я все-таки хочу к первой части вашей реплики вернуться, когда вы перечислили сериалы с примкнувшим к ним «Слепым». Вот позвольте мне по теннисной терминологии ответить обратным ударом. Люди не только смотрят такие сериалы, они читают и такие книжки, в том числе те, которые пишете вы. Ведь согласитесь, что у Достоевского в «Братьях Карамазовых» и уж тем более в «Преступлении и наказании» есть несомненная и очень сильная детективная составляющая. Посмотрите лидеров продаж, зайдите в любой книжный магазин – и убедитесь, что, Андрей Борисович Троицкий, у вас сейчас в этой стране гораздо больше читателей, чем у Федора Михайловича Достоевского. Я не знаю, радует ли это вас как писателя.



Андрей Троицкий: У меня есть свои читатели, но по сравнению с другими авторшами, назовем, скажем, Дарью Пупкину, Дарья Пупкина выступает на телевидении и всем говорит…



Владимир Бабурин: А я не про то вас спрашивал, Андрей. Радует ли вас, что у вас читателей больше, чем у Достоевского?



Андрей Троицкий: Здесь все-таки решает рынок, решаю не я. Сегодня читатели у меня есть, а завтра они переметнутся к Федору Михайловичу.



Владимир Бабурин: Миша, переметнутся к Федору Михайловичу читатели Андрея Борисовича?



Михаил Дегтярь: Мне очень понравился вопрос с Достоевским.



Владимир Бабурин: А вы согласны про детективную составляющую? Она же есть?



Михаил Дегтярь: Безусловно. Это, конечно, ничего не значит, я с большим уважением отношусь и к Андрею, и ко всем современным писателям. И кто знает, пройдет время, и, может быть, книги Василия Павловича Аксенова станут не менее почитаемы, чем книги Достоевского, но здесь надо…



Андрей Троицкий: Я очень сомневаюсь, лично я.



Михаил Дегтярь: Нет-нет, я условно говорю, давайте подождем лет 80, может быть 100.



Андрей Троицкий: Ну, на столько не хватит.



Михаил Дегтярь: Нас не хватит, к сожалению, но если бы вы меня спросили, с кем можно было бы сравнить, условно говоря, наши репортажи, нет классиков, в XVIII , XIX веке не было телевидение, вот тогда можно было бы поговорить об этом. Вам хотя бы есть о чем поговорить, у вас есть предмет для разговора, все-таки писали уже много веков назад. Но это интересный вопрос, на самом деле, кто знает, что будет через 100 лет. Может быть, книги Андрея будут так же почитаем, как сегодня книги Достоевского.



Владимир Бабурин: Андрей, а насколько вы себя ощущаете похожим, помните, по-моему, год назад как раз мы с вами об этом говорили, был безумно популярный французский фильм, великолепный, и там герой пишет бестселлеры, Боб Сен-Клер его зовут, и он подводит то ли своего сына, то ли знакомого к этой полке, где огромное количество этих книг, штук 70 томов, и говорит: «Зато в каждой из них есть несколько, по крайней мере, хороших строчек, а может быть, и страниц. Если все это собрать, то получится довольно толстый том». Насколько вы на него похожи?



Андрей Троицкий: Я скажу, в чем отличие от Боба Сен-Клера. Отличие тут очень простое: я никогда не сдавал в издательство книгу, за которую мне потом будет стыдно. Я никогда не скатывался до тех вещей, на которых настаивали мои издатели. И я не продал своего имени, как это сделали все наши литераторши. Они продали свои имена, как продают на рынке вещевом, на блошином подержанные шмотки.



Владимир Бабурин: Миша, все-таки я его зацепил. Давайте из Московской области послушаем последний звонок. Анатолий, добрый вечер.



Слушатель: Поскольку мой звонок последний, можно я подведу некоторый итог, и он же будет вопрос? Это очень простой вопрос. Дело в том, что, к примеру, в «Трех мушкетерах» полно убийств. Другой вопрос, что предметом изображения там является другое. Мне кажется, что сверхзадачей, предметом изображения всего, что мы видим в литературе, в кино, являются амбиции авторов. Цель оправдывает средства. Они ведь ни о чем, вот и все…



Андрей Троицкий: Это амбиции продюсеров. И сценаристов, которые плохо владеют своим ремеслом. Вот чьи это амбиции.



Михаил Дегтярь: Несколько лет назад на «Эхо Москвы» со мной беседовала одна журналистка, которая тоже задавала мне подобные вопросы и сказала: «Ну, как вы против насилия? А если случаются взрывы, а если убийства, неужели о них не надо рассказывать в новостях?» Естественно, мы сейчас не будем заниматься лакировкой действительности. Если людей убивают, взрывают, мы об этом обязательно должны говорить, но должна быть какая-то грань. Я сейчас говорю о телевидении, и у нас немножко разделилась ситуация – Андрей больше говорит о литературе, а я больше говорю о журналистике.



Андрей Троицкий: Этот процесс, на самом деле, неразрывен, он един.



Михаил Дегтярь: Согласен да. Надо рассказывать о том, что происходит в стране, но все-таки надо искать и позитив, обязательно искать позитив.



Андрей Троицкий: А вот спросите у своего корреспондента, почему он не ищет позитив?



Владимир Бабурин: Андрей, некогда уже спрашивать, потому что передача наша закончилась. Благодарю моих гостей.


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG