Молодые на экране и в жизни: уроки России и Франции

Анна Качкаева: В выходные, посмотрев телевизор, можно было просто испугаться: такое количество молодежной агрессии выплеснулось на голову зрителя. Скинхеды рекламировали себя во всех итоговых программах. Молодые люди, готовые убивать, не скрывали лиц и с удовольствием позировали. Как по заказу, на НТВ и на Первом канале крупным планом явился и взрослый идеолог, бывший сотрудник правоохранительных органов. Некий журналист из Питера по фамилии Стогов в репортаже программы «Время» совсем окошмарил ситуацию и произнес на всю страну следующее: «Бороться традиционными методами со скинхедами бесполезно». И он сожалеет о том, что таджикская диаспора отказалась от планов мести за убитую девочку. Предваряла вечер истеричная программа «Времена», где в очередной раз солировал Жириновский. К ночи в эфире канала «Россия» вышла обновленная программа Дмитрия Киселева «Национальный интерес», которая чего-то озаботилась проблемой разделенных наций: украинцев и русских. И во всех студиях шумел набор записных политических персонажей – респектабельных седеющих мужчин в дорогих костюмах. Ни одного молодого лица или, к примеру, мужественного судьи из Екатеринбург а, который еще несколько месяцев назад вынес приговор по статье «За разжигание национальной розни». А сегодня утром стало известно, что в больницу попал молодой корреспондент НТВ Ильхам Мирзоев, которого компания подвыпивших парней избила и вышвырнула из метро за неподходящее лицо.

Еще, конечно, на экранах в воскресенье полыхал Париж. И если Питер молодой корреспондент программы «Время» окрестил «нацистским центром», то Париж, усилиями российских корреспондентов, превращен в «очаг новой революции бездельников, леваков и вандалов». «Машин разбитых никто не считал, французские кафе разграблены», - прочитала Жанна Агалакова. Я вчера вернулась из Парижа, свидетельствую: все, как говорится, не так, как на самом деле, то есть телевидение в погоне за зрелищем опять упрощает, возбуждает и укрупняет.

Молодые на экране и в жизни, уроки России и Франции – так звучит тема нашей сегодняшней программы. В ней участвует ведущая программы «Неделя» и мама 15-летней дочери Марианна Максимовская и те, кто собственно пока не стали героями телевизионных программ – студенты и выпускники Московского государственного университета, их шесть человек: пятеро барышень и один молодой человек. Поэтому всех их представлять не буду, когда они будут говорить, просто по именам себя и представят.

Марианна Максимовская: Их очень много, поверьте, такого еще, наверное, не было.

Анна Качкаева: Нет, бывало иногда, просто студия была побольше.

Вопрос слушателям: чем, по вашему, молодежь на экране отличается от молодежи в жизни?

Марианна, вы в отличие от своих коллег, в программе «Неделя» ставили в стык два сюжета: сюжет про националистов России и про студенческие беспорядки во Франции. Что вам показалось важным сопоставить в этой истории?

Марианна Максимовская: Мне показалось важным показать цель, которую преследуют одни у нас в России, я имею в виду русских наци, и другие – это студенты в Париже. Потому что цели абсолютно разные. Атмосфера абсолютно разная. Да, конечно, и во Франции без агрессии не обошлось, но я это воспринимаю, конечно, по-другому. Наш корреспондент объехал весь Париж, снял совершенно тихие, респектабельные, совершенно спокойные французские кварталы, где не горят машины, где не бьют витрины, снял русское кафе, где тоже все нормально. Ну, единственное, что владелец кафе сетует, что если беспорядки продлятся, то это может туристов отпугнуть. И кто тогда будет помогать малому и среднему бизнесу? Но, естественно, ничего такого апокалиптического наш корреспондент, как и вы, тоже там не заметил. Есть протест, есть попытка отстоять свои права. И вот с этой точки зрения, мне это очень нравится. Есть, конечно, и агрессивная молодежь из бедных кварталов, которая, естественно, в силу возраста, в силу протестного настроения приходит и лупит ногами торжественно, перед камерой по каким-то заборам, отделяющим толпу подростков от власти. Там тоже, кстати, заборами пытаются прикрыться. Но это, конечно, совсем не то, что у нас в стране.

У нас меня даже больше поразили не скинхеды, потому что я примерно представляю. Мы не один уже даже десяток сюжетов сделали про проблему скинов. Я примерно представляю социальную среду, откуда они родом, - это кварталы, спальные районы, это бедные районы, это в общем, не самые обеспеченные семьи, это агрессия, которая у них, к сожалению, выражается абсолютно другим образом. Меня даже больше в нашей истории (мы начали, естественно, с того, в чем сила русских наци, а не с Парижа, мне кажется, нам это ближе и важнее) поразило высказывание гособвинителя в Новосибирске, который выступал на процессе по делу «Белого братства» (тоже националистическая организация, которая грабила таджиков и узбеков), и он оправдывал фактически скинхедов, говоря, что это не запрещенное, не националистическое, не агрессивное движение, а движение, основанное на экономике. Почему-то ровно так сказал человек. Я не очень понимаю экономику вопроса скинхедов. Точнее есть, конечно, экономика: кто-то это подпитывает. Я примерно представляю кто, но не об этом сейчас речь. Но в принципе мы в нашей программе пытались показать вот эту разницу в агрессии и в ее причинах.

Анна Качкаева: А теперь кто-нибудь из студентов, скажите, вы обсуждаете между собой то, что происходит во Франции? Как-то сопоставляете эти события?

Михаил Бойко:Хорошо, я возьму на себя смелость ответить. Михаил Бойко, публицист. Конечно, мы обсуждаем между собой и французские события, тем более, что осенью мы видели дополнительный повод для интереса к событиям во Франции. Я бы, кстати, заметил, что то, что сейчас происходит во Франции, напрямую переплетается, перекликается с тем, что было осенью. Потому что арабские волнения в пригородах Парижа как бы обозначили границу дозволенного. И, как ни странно, нынешние студенты и лицеисты, которые сейчас фактически копируют то, что происходило осенью в предместьях Парижа. Я бы хотел просто обратить внимание на что ли более широкий контекст происходящего для правильной оценки этих событий. Дело в том, что на мой взгляд, то, что было осенью, имеет большее значение. Это действительно была как бы кость в горле французского государства. А то, что сейчас, это просто соринка, на мой взгляд. Дело в том, что таких поводов для такого возмущения с 1968 года предоставлялось более чем достаточно. И опять-таки то, что запустило эту реакцию на самом деле, это, конечно, не какое-то ущемление прав студентов, а вот те осенние события. Это был вызов всему французскому обществу.

Анна Качкаева: Нет, Миша, справедливости ради, надо сказать, что запустила это все история с законом. И если говорить о том, что Франция – достаточно патерналистская и вполне социалистическая страна, привыкла, что государство о них заботится, то, конечно, принятие такого либерального закона не могло не вызвать раздражения. Другое дело, как к этому относятся во Франции.

Михаил Бойко: Вы знаете, я с вами все-таки не совсем соглашусь. По-моему, причине немножко в другом. Среди психологов есть такая шутка, они говорят, что у французов по натуре шизотипический тип сознания. Допустим, как немцы – немножко всегда параноики, а русские – всегда немножко эпилептики.

Анна Качкаева: Вот он, молодой публицист!

Михаил Бойко: Например, лозунг студентов 1968 года: «Будьте реалистами! Требуйте невозможного!»

Анна Качкаева: Правильно, и они требовали, чтобы их распределяли на работу. Нынешние требуют, чтобы их запретили не увольнять.

Михаил Бойко: А нынешние опять-таки выдвигают не осуществимое вообще в принципе требование. Я объясню почему.

Анна Качкаева: Давайте не будем. Это дело все-таки французского государства и французской власти. Вы как относитесь к тому, что эти молодые люди, ваши ровесники, вот там это все устраивают?

Михаил Бойко: Тем не менее, хотя они – мои ровесники, нужно принимать во внимание то, что нам до уровня жизни этих моих ровесников, как ползком до Уругвая. Как это все происходит? Сынок какого-нибудь «белого или золотого воротничка» приходит к папе, говорит: «Дай мне на карманные расходы, мы там бучу заварили на 500 франков». Он дает ему 500 франков, он берет машину, едет в центр Парижа, знает, где припарковаться.

Марианна Максимовская: Вот если вы молодой публицист, вы должны были следить за цифрами, фактами и так далее. Полтора миллиона человек вышли на улицы. Это все – сынки?

Михаил Бойко: Конечно, во Франции очень серьезный средний класс. Это все дети менеджеров среднего звена.

Марианна Максимовская: Вот эти полтора миллиона, и профсоюзы тоже, вы в курсе, что поддержали студентов профсоюзы?

Михаил Бойко: Конечно.

Марианна Максимовская: А это уже выросшие, по-вашему, сынки?

Михаил Бойко: Это уже есть традиция некой солидарности.

Анна Качкаева: Давайте предоставим слово барышням. Может быть, есть у кого-то иное мнение на сей счет? Потому что я то видела там разных студентов и то, что они – действительно, дети разных людей, в том числе людей, работающих на бензоколонках, на авиалиниях, работающих людей.

Марианна Максимовская: Из тех же африканских, арабских кварталов. А вам не нравится что, что бузят те, кто из хороших семей? А из бедных можно бузить? Я не поняла.

Михаил Бойко: Мне не нравится то, что они выдвигают по своей сути, на мой взгляд, противоречивые требования. Они хотят жить при капиталистической экономике, где господствуют законы конкуренции, рыночные отношения. В то же время они хотят социальных гарантий, которые возможны только при ином типе экономики. Тогда надо было раньше думать.

Марианна Максимовская: Вы считаете, что при капиталистическом укладе невозможны социальные гарантии?

Михаил Бойко: Я считаю, что у французских студентов две половинки мозга в одном черепе не могут ужиться. Надо либо одно, либо другое.

Марианна Максимовская: Это только у политологов, нет, у публицистов уживаются. Ясно, хорошо.

Анна Качкаева: На самом деле, Миша очень перекликается. Сегодня в «Известиях» господин Дугин выступил в колонке мнений. Он, собственно, сказал, что вот вылилась тайная агрессия, после осенних пыланий французских предместий сняты табу на европейскую политкорректность. Эмигрантская молодежь и заряженная их энергией французская молодежь среднего класса, нравится ей сама стихия бунта и восстания. Поэтому, сделал вывод господин Дугин, Запад катится в бездну, нам этот французский опыт не нужен, и нам пора сворачивать с западного пути. Видимо, альтернатива – вот остаться с молодежью националистического толка.

Дарья Рыбакова: Даша, Рыбакова, студентка 4-го курса. Я могу сказать, что со своей стороны, я понимаю тех студентов, которые вышли туда, потому что у них были какие-то гарантии, что их не уволят в эти 2-3 года, это можно понять. Но если говорить, что мы, студенты, учимся и живем в России, для нас это все-таки далеко, потому что у нас на данный момент в стране таких гарантий нет. И я воспринимаю этих студентов как несколько избалованную в каком-то плане молодежь. У нас когда студент ищет работу, не всегда с ним заключают договор. Студенты просто рады тому, что им выплачивают гонорар. Мы радуемся этому и стараемся любым способом остаться на работе. Поэтому я не представляю, чтобы в России…

Анна Качкаева: А вот побороться за свои права и сказать: работодатели, мы хотим прозрачных контрактов?

Дарья Рыбакова: На данный момент я работаю на телевидении. И вот если говорить о работе на телевидении, каналов мало, студентов, которые хотят найти работу, их много. Поэтому здесь все-таки…

Анна Качкаева: Ага, то есть бороться не будем за свои права, пусть работодатель ведет себя так, как ведет.

Дарья Рыбакова: Работодатель знает, что, уволив этого студента, ничего, на его место придут сотни таких же, из них отберут тех, кто будут готовы работать без прозрачных контрактов. А таких много.

Светлана Шахова: Светлана, выпускница факультета журналистики МГУ. Я абсолютно согласна с Дарьей и хочу сказать, что претензии, которые выдвигают французские студенты, к своему правительству, в принципе смехотворны для нас. Потому что договор о рабочем найме на первый год – это, конечно же, для нас что-то такое запредельное. И не всегда выпускники вуза могут спокойно устроиться на первую работу, не говоря о том, что им предоставляются какие-то гарантии, что их не уволят в течение первых двух лет или одного года.

Анна Качкаева: То есть Россия вполне себе живет в крепком капитализме.

Светлана Шахова: Просто мы не привыкли к тому, что о нас кто-то заботится, заботится наше правительство, наши власти. И русские люди, то ли это их стремление всегда полагаться на авось, то ли желание всегда побороться за себя, потому что мы знаем, что нам никто не поможет, кроме нас самих. И тем более, если мы хорошие специалисты, то какой работодатель просто так от нас откажется? Поэтому этот законопроект во Франции в принципе, может быть, он и правильный, потому что если ты плохо работаешь, то зачем тебе будут выплачивать эти деньги?

Анна Качкаева: А теперь у меня к вам такая реплика, потому что я действительно там разговаривала с людьми, в том числе с французскими журналистами, которые освещают это все. И люди обычные, и ваши ровесники говорят многие, конечно, оправдывать весь этот вандализм не имеет смысла, но тем не менее, они говорят: «Вопрос не в самом законе. Мы, может быть, даже были бы и готовы подумать над тем, но как это так?

Марианна Максимовская: Да, с нами не посоветовались.

Анна Качкаева: Они через коленку, не уважая нас, сделали то, что сделали. И взрослые, которые осуждают эту молодежь и говорят, что они бездельники, тем не менее позволяют и считают возможным, что у ребят есть право таким образом отстаивать свои принципы и доказывать что-то власти. Вы как к этому относитесь?

Светлана Шахова: Я считаю, что этот гражданский порыв, который проявили французские студенты, - это благородный порыв. И вот этому надо нам поучиться. А как бы поступили российские студенты? Вот совсем недавно, во время монетизации льгот, когда студентам отменили весь льготный проезд на транспорте, я сама студентка была из города Обнинска Калужской области, 2 часа езды без льгот – это 100 рублей, с льготами – 50. Что делали наши студенты? Конечно, выходили к Белому дому, но это было организовано политическими структурами, это не был такой личный порыв, граждан ский порыв. Они просто начали перебегать из вагона и бегать от кондуктора. Вот так поступают наши студенты. Не выработан этот институт граждан ского общества. Вообще, шествия и митинги – это же особенность демократии. Может быть, у нас просто демократия на зародышевом уровне.

Анна Качкаева: Может быть. Михаил, а вы согласны с такой трактовкой, что дело не в законе, а дело в праве отстаивать свои принципы и показывать власти, что она обязана идти на диалог?

Михаил Бойко: Ну, только с некоторыми оговорками. Дело в том, что я считаю вот те формы протеста, которые используют французские студенты, они, конечно, недопустимы. Дело в том, что конечным итогом всех тех акций, вот этого чрезмерного развития социальных гарантий во Франции, будет низкая конкурентоспособность французской экономики. Убыток, который уже нанесли эти события французской экономике, уже исчисляется какими-то колоссальными суммами. Если это повторится в России, я бы честно говоря не хотел просто этого. Должны быть какие-то цивилизованные формы. Как раз то, что это происходит, говорит о недостаточности, неидеальности граждан ского общества как раз на Западе. Потому что должны были быть разработаны цивилизованные нормы. И как раз их я бы хотел видеть в России, а не повторения того, что происходит во Франции.

Наталья Фурцева: Наталья Фурцева, студентка 4-го курса. Наверное, нельзя сразу придти к таким формам. И, наверное, каждая страна в свое время проходила через вот такой бунт легкий или нелегкий. И мне кажется, что, может быть, и зря в России не бунтуют, потому что, может быть, одно поколение бунтовало бы впустую, но потом, может быть, выработалось что-то, чтобы власть нас хоть чуть-чуть уважала. Потому что мы действительно ездим «зайцем» и молчим.

Ксения Крохина: Ксения Крохина, студентка МГУ, журфак. О том, что мы ездим «зайцем» и молчим, о пассивности некой русской молодежи, русских студентов, в чем, на мой взгляд, возможные корни этой пассивности? Возможно, это некая родовая травма, то есть тот, грубо говоря, «совок», который мы еще сами застали, возможно, нас пугает и отводит подальше от массы, от хождения на улицу, от громких лозунгов. Мы изначально крайне скептично настроены к таким массовым высказываниям, отстаиванию своих позиций.

Анна Качкаева: Что все равно ничего не изменишь.

Ксения Крохина: Да, и это вторая часть вопроса, что мы не рассчитываем на реакцию власти, не рассчитываем на ее чуткость в этом вопросе.

Марианна Максимовская: А можно у вас узнать, а кто из вас был хотя бы на одной демонстрации по какому-нибудь поводу?

Ксения Крохина: Нет.

Светлана Шахова: Я была, мы, наверное, с Мишей в виду журналистской деятельности.

Анна Качкаева: А, ну, все-таки как журналисты, а не как просто потому, что решившие к чему-нибудь, например, проявить солидарность.

Михаил Бойко: Сложно отделять одно от другого. Тем более, мы все равно люди молодые и часто, хотя присутствуем большей частью по своим как бы журналистским делам, тем не менее, конечно, какое-то сочувствие и поддержку мы оказываем и испытываем.

Марианна Максимовская: Ну, например, какое было последнее какое-то уличное мероприятие, куда вы пришли и стали сочувствовать и поддерживать.

Светлана Шахова: Я пришла, конечно, как корреспондент, но это совсем недавно принимался Лесной и Водный кодекс в Государственной Думе. И был такой импровизированный митинг в центре города, когда люди вышли и выступили против приватизации прудов.

Марианна Максимовская: А вас волнует проблема приватизации прудов?

Светлана Шахова: Знаете, я им посочувствовала, наверное.

Марианна Максимовская: Прудам?

Светлана Шахова: Нет, людям, которые живут, может быть, в маленьких деревнях, и у них рядом есть пруд, куда они испокон веков ходили ловить рыбу, и тут раз, его могут приватизировать и просто запретить им туда ходить. Может быть, это не такой яркий пример, как другие драконовские законопроекты, как монетизация.

Марианна Максимовская: Ну, Миша, например, вы явно не служили в армии, мне что-то подсказывает.

Михаил Бойко: Во-первых, вы глубоко ошибаетесь.

Марианна Максимовская: Вот так вот.

Михаил Бойко: Потому что я в армии служил. Но тем не менее, я тоже последний раз, насколько я помню, участвовал в акции, направленной против отмены военных кафедр. Я служил в армии после военной кафедры.

Анна Качкаева: У меня вопрос к вам, ребята, такой. Среди ваших друзей, знакомых есть экстремистски настроенные молодые люди, которые считают, что Россия для русских?

Ксения Крохина: Эта проблема меня очень волнует. По моим взглядам, я категорически против любого проявления национализма. Я скажу, что даже в рамках факультета журналистики самые яркие подчас, самые политизированные мальчики оказываются по своим взглядам и по своей деятельности причастны к движению «Родина» и иже с ними.

Анна Качкаева: А «Родина», вы думаете, со скинхедами перекликается?

Ксения Крохина: Мне кажется, это вещи совершенно с одного поля.

Анна Качкаева: А не просто эти мальчики цинично делают себе карьеру?

Ксения Крохина: Нет, вы знаете, они именно отличаются чем от остальных. Это мальчики политизированные, с высокими идеями, но, к сожалению, уложенные в эти конкретные рамки очень суровой идеологии.

Анна Качкаева: Я просто почему спрашиваю, потому что однажды в аудиторию студенческую привели действительно молодого человека, который не скрывал, он был не «родинец», он был чистый скинхед, но в прошлой, достуденческой жизни. Он был сын благополучных родителей, работающих в московской милиции, он поступил в МГИМО и даже получил стипендию именную. Придя в студию, разговаривая со своими коллегами-студентами, он им сказал: «Я вам все расскажу, что я делал до поступления в университет, я пришел делать карьеру в университете, но не собираюсь отказываться от своих взглядов, но кассетку с записью заберу, потому что потом она мне может испортить карьеру». И не стесняясь, он говорил в аудитории, где были не только студенты славянской внешности, о том , что люди «черные» - это пыль, и останавливался только в тот момент, когда только тот самый Ильхам Мирзоев, которого сегодня избили, вставал и задавал ему вопросы, довольно жесткие. Вот здесь этот молодой человек все-таки не мог сразу, с ноги ударить. Я говорю вот о таких крайних проявлениях.

Марианна Максимовская: Здесь ключевое слово – «родители благополучные – сотрудники милиции». Дело в том, что в милиции скинхедов по убеждению, наверное, больше, чем самих скинхедов.

Анна Качкаева: Хорошо, вот как вы относитесь к тому, что происходит? И нужно ли это как-то сделать достоянием публичности, обсуждать эти темы?

Михаил Бойко: Я мог бы высказать свое мнение. Дело в том, что само явление скинхедов все-таки пришло к нам из Англии. И там эта проблема существует. Вместе с тем, что переняли в начале 90-х годов, с формами экономики, политических институтов мы переняли и тип субкультуры. И в общем-то, ничего удивительного в росте этого движения я не вижу. В инсайдовских районах Лондона…

Анна Качкаева: Вы знаете, вообще, в национализме ничего дурного нет. Это одно из естественных проявлений граждан ского становления.

Михаил Бойко: Совершенно согласен.

Анна Качкаева: Другое дело – экстремизм националистический.

Марианна Максимовская: Я вам больше расскажу. Вы, в общем, помоложе нас существенно. Задолго до 1991 года, вот я росла, например, на окраине Москвы, и видела совершенно чудовищные драки. Тогда это еще не называлось скинхеды, это были фашиствующие люди, которые в день рождения Гитлера выходили на улицы, невзирая ни на что: ни на КГБ, ни на советскую власть. И тут тлетворное влияние Запада, поглотившее нашу страну с 1991 года, совершенно не при чем.

Михаил Бойко: Вы имеете в виду драки на этнической почве?

Марианна Максимовская: Абсолютно верно. Ровно так же кричали «черные», ровно так же били, ровно так же издевались – все то же самое задолго до 1991 года.

Михаил Бойко: Мне кажется, что все-таки дело в размахе явления. Дело в том, что всегда присутствует в обществе число людей с неразвитым общественным сознанием.

Марианна Максимовская: Я еще раз говорю, была существенно более жесткая система правоохранительная. И для милиционеров было стыдно делать то, что делают они сейчас во многом. И несмотря на это, несмотря на то, что всех этих нацистов пересчитывали, и папки были, они понимали, что на них и досье, и все что угодно заводят.

Анна Качкаева: Я то помню молодежные банды, которые жили просто по принципу просто чужих.

Марианна Максимовская: Ну, болельщики футбольные.

Анна Качкаева: Разные. Вот это отношение к чужому все время возникало.

Ксения Крохина: Я хочу сказать, что я ходила в школу, которая находилась в одном из спальных районов Москвы. И молодые люди объединялись в различные группировки по принципу, какую музыку слушаешь. Если кто-то слушает рэп, к примеру, - это сразу чужие. И люди, которые не слушали рэп, соответственно, не носили широкие штаны, еще что-то, они на почве этой идентичности, к которой они себя причисляли, они объединялись и просто, можно сказать, от скуки в районе нападали на не похожих, на других. Это делается под влиянием, как правило, нескольких человек, которые берут в этой группировке позицию лидера. То есть это, на мой взгляд, делается неосознанно. В 15 лет эти мальчики на кого-то нападают, если у них спросить, почему, они толком не ответят.

Анна Качкаева: Те, которые были вчера на экране в большом количестве, и те, которые сегодня ночью били нашего коллегу с НТВ, были люди 25-30 лет. Это люди, вполне сформировавшиеся и точно понимающие.

Марианна Максимовская: У них у всех есть взрослые кураторы, которые так же дают интервью.

Регина Мамакина: Меня зовут Регина Мамакина, я живу в подмосковном городе. И в нашем городе очень большая армянская община. Я скажу, что достаточно часто происходят драки и какие-то столкновения. Я не знаю, почему это происходит, для меня это лично не понятно, потому что я живу все-таки в семье, где смешаны 2 или 3 национальности. И для меня лично это непонятно. Но что касается того социального круга, в котором я общаюсь, МГУ дает какое-то образование, какой-то статус, и среди моих знакомых в МГУ нет людей, которые бы исповедовали радикальные точки зрения.

Анна Качкаева: То есть в этом смысле мы с парижскими предместьями пересеклись. Радикальные точки зрения – это люди менее обеспеченные, менее образованные и менее встроенные в социальную среду. Так?

Регина Мамакина: Нет, парижские столкновения, насколько я понимаю, это студенты, которые хотят, чтобы их трудоустраивали.

Анна Качкаева: Я говорю про осеннюю историю, про волнения в арабских кварталах. И вот нынешний всплеск агрессии и в Питере, и в Воронеже, и в Москве и так далее.

Регина Мамакина: Да.

Анна Качкаева: Вы готовы провести такие параллели?

Регина Мамакина: Да.

Анна Качкаева: А, скажите, пожалуйста, можно ли вас спросить вот о чем? А о чем бы вы, если вдруг такая возможность предоставилась, хотели говорить? О чем и с кем? Скажем, если бы была возможность таких телевизионных программ? Появилась, конечно, милая программа с большим и симпатичным ведущим на «Культуре», но это отвлеченная тема о героях нашего времени в записи. И на ТВЦ милые детки задают вопросы еще всяким известным людям. Тоже, конечно, славно, но, по-моему, это все не очень про вас.

Марианна Максимовская: По-моему, никто не видел просто эти программы.

Михаил Бойко: Я не совсем понял, с кем вы имеете в виду поговорить.

Анна Качкаева: На какие темы. Как вы думаете, кто из нынешних действующих политиков, людей, которые вам кажутся важными, которые способны повлиять на меняющийся мир, с кем вы готовы разговаривать? Кто вам кажется интересным в этом смысле? И о чем вы готовы разговаривать с ними и со страной?

Михаил Бойко: На самом деле, конечно, хотелось бы поговорить с людьми, от которых что-то зависит, и в первую очередь, конечно, с президентом Российской Федерации.

Светлана Шахова: На мой взгляд, как раз проблема заключается в том, что молодежь не знает, с кем поговорить. Если даже какая-то проблема в университете, мы не знаем, к кому пойти. Если не составляют договор на работе, к кому пойти? Студенты не знают. Может быть, вначале нужно объяснить молодежи ее права, к кому вообще можно обратиться, потому что мы не знаем.

Дарья Рыбакова: Для начала необходимо построить мостик между властью и обществом. Просто власть сама дистанцируется от народа, и нет вот этого какого-то граждан ского диалога. Тогда кому действительно задавать вопросы? Только в пустоту.

Михаил Бойко: Я тоже добавлю. Действительно, власть ведет себя у нас, как аутист: как бы один сплошной монолог. И вот этой культуры диалога с разными слоями общества у нас как бы не существует на данный момент.

Анна Качкаева: Это, кстати, к разговору о том, что президент Сорбонны, который последовательно с 1968 года не любит то, что делают студенты, и говорит, что они испорчены. Он это, не стесняясь, говорит и общается со своими студентами. А Саркози, министр внутренних дел, вышел на площадь к своим подчиненным, потому что 500 полицейских пострадали. И он, условно говоря, был со своим народом на этой площади. Это вот разница.

А мы давайте послушаем Веру Алексеевну из Москвы, вы в эфире, здравствуйте.

Слушатель: У нас в стране не будет ни скинхедов, ни «родинцев», ни всех, кого вы называете фашистами, если каждому подростку, каждому молодому человеку будет предоставлена возможность учиться, работать, заняться делом. А если он в результате вот этой фашистской политики отсечен от всего – ни учиться не может, ни работать – вот отсюда у нас появляются все эти фашисты. А мы их называем «мальчики-освободители».

Анна Качкаева: Готовы отреагировать?

Наталья Фурцева: Я в свое время общалась с лидером «Славянского союза», это не скинхеды, но очень близкая организация. Молодому человеку 27 лет, у него два высших образования. И при этом он также выходит, он показывал нам запись, они выходят в рубашках русских народных, кричат «Слава России!», делают рукой, как «хайль, Гитлер». Нельзя сказать, что у него нет образования. Нельзя сказать, что у его сподвижников нет образования. Поэтому мне кажется, здесь это показатель.

Марианна Максимовская: Но он – лидер. Это надо понимать.

Светлана Шахова: На самом деле, идея, которую она озвучила – это то, что с молодежью со студентами надо работать, надо создавать какие-то молодежные программы, как-то законодательно помогать студентам.

Анна Качкаева: Кстати, я должна нашей слушательнице заметить, что мы никого фашистами-то не назвали, между прочим.

Светлана Шахова: Да, и тем более не надо смешивать в кучу и «Родину», парламентскую партию, и скинхедов. Вот Ксении я хочу добавить, вот эти политические мальчики из «Родины» - это совсем не то, что скинхеды. И, может быть, вот у нас власть борется с «Родиной», не борется со скинхедами, сваливая все в одну кучу, может быть, это потому, что эта проблема приятна власти и как-то полезна. Просто интерес людей, общества переключает на другие выдуманные… Но со скинхедами можно бороться, а власть это не делает.

Анна Качкаева: Она кошмарит только, вот то, что я увидела в субботу в эфире.

Марианна Максимовская: Вы просто реабилитировали молодежь в моих глазах. Просто спасибо, потому что вот эта чушь, которую на нас выливают. Бороться с политическими противниками у власти получается намного лучше, на мой взгляд, чем с теми же скинхедами.

Светлана Шахова: Действительно, потому что политические мальчики, которые учатся на факультете журналистики, вряд ли они своими гриндерсами будут бить кого-то. А скинхеды действительно – это та угроза, и знаем, они наших коллег избивали, которые выходцы с Кавказа.

Ксения Крохина: Мне кажется, в любом случае любой скинхед, возможно, не слышал идеологических постулатов молодежного движения партии «Родина», но они очень близки.

Светлана Шахова: Не соглашусь.

Михаил Бойко: Кстати, я тоже категорически не согласен с этим наклеенным ярлыком, в том числе на партию «Родина». Дело в том, что это развитие скинхедовского движения в том числе связано и с тем, что до партии «Родина» не было никакой парламентской силы, которая бы озвучивала запрос на здоровую национальную политику. На самом деле, если мы ликвидируем эту партию, то это даст дополнительный стимул для развития вот этих андеграундных, потому что существует запрос социальный. Кто-то его должен озвучить.

Анна Качкаева: Весь вопрос в мере, конечно. Когда Жириновский, брызгая слюной, просто закричал эту всю проблему, и никто никого в этом смысле не услышал. Очень важно, чтобы вы, Ксения, тоже слышали.

Марианна Максимовская: У меня был в эфире Дмитрий Рогозин. Мы говорили с ним об этом безобразном ролике, который выпустила партия перед выборами в Мосгордуму. И он на самом деле, понял потом, что наделал. Но там была музыка подложена, это музыка народностей северокавказских – чеченцев, ингушей, которую они на свадьбах всегда играют, это их самая любимая традиционная мелодия. Это оскорбление совершенно страшное для этих народностей. Он об этом не знал, как он сказал. Он не знал и распорядился, когда еще думал, что этот ролик пустить в эфир, музыку поменять, когда он понял, что это уже через край.

Анна Качкаева: Вячеслав из Балашихи, вы в эфире.

Слушатель: Реплика вдогонку предыдущей звонящей женщине по поводу того, с чего начинается молодежный фашизм. Меня заинтересовало мнение молодого журналиста, я тоже молодой человек. Мне интересно, как сейчас в МГУ учат. Не знаю, какой он журналист, но по поводу проблемы трудовых ресурсов мне очень интересно мнение. Мое мнение такое, почему все проблемы, которые сейчас переживает Европа, особенно Франция, с трудовыми ресурсами, что не на всех может хватить рабочих мест, почему тогда французское общество решило включить этот список по молодежному признаку? Может быть, не стоит останавливаться на этом, включить в этот список по цвету кожи и так далее.

Анна Качкаева: Как-то не очень точно вы сформулировали, но, догадываясь, я подозреваю, что глобальное общество уничтожает, видимо, идентификационные признаки, и поэтому нужно противостоять всеми возможными способами. Очень мудрено.

Михаил Бойко: Я могу тоже свое мнение высказать. Он имеет в виду совсем другое: почему молодежь выделяют в отдельную категорию, привилегированную? Вот что он имеет в виду? Почему не выделяют кого-то еще?

Анна Качкаева: Молодежь почему? Дело в том, что молодежь просто вышла. Вот если завтра во Франции будет всеобщая забастовка, тогда будет уже и не молодежь.

Марианна Максимовская: Она уже была в прошлый вторник.

Анна Качкаева: Но это была не забастовка, это была акция протеста. Вот это у них разница.

Михаил Бойко: Вот это, наверное, ответ на этот вопрос.

Анна Качкаева: Теперь я вам прочту пейджер.

«Все выступающие в студии – ужасные лгуны. При советской власти не было враждебных группировок и национальной розни, - пишет нам Вячеслав. – А слабая власть всегда или зачем-то борется. Это главный признак слабости. Сильная власть не суетится, как в древнем Китае говорили: управляй империей и не покидай циновки. Государственность у России слабая, все предпочитают силу закона или произвол».

«Россию будет строить новое поколение. В России не будут нападать на мулатов и ни на кого, если будут возвращены русские земли, отданные суверенным государствам, а доходы вернутся в казну и будут работать на обустройство страны, власть перестанет прятать деньги, ездить на Куршавели и саммиты, а начнется заботиться об интересах страны, а не мирового сообщества. Тогда и поводов никаких не будет», - пишет нам слушатель Каримов.

«Жириновский у Познера вчера практически призвал к вооруженному восстанию, объявив, что еврейская мафия захватила все в православной России. Коренное население уничтожают по полной программе. Народ его призыв услышал и готов к борьбе», - пишет нам Наталья.

«Великие французская и российская Октябрьская революции сейчас уничтожаются. Отсюда скинхеды и фашизм», - Кирилл Николаевич так считает из Санкт-Петербурга.

«Ни один рассуждающий русский не призовет «Россия для русских», так как именно их отличает желание помочь и спасти. Не станет русских, все пойдет в раздор и раззор, как сейчас. Этими лозунгами нас разжигают враги через дворовых обиженных детей, как списки 100 и 500 (это известные списки врагов народа). Идет опасная война за остатки России», - Людмила Ивановна из Москвы.

Михаил Бойко: Единственное, что я хочу добавить по этому поводу, что вообще, я считаю, слово «фашизм» надо полностью исключить из политического словаря. Я приведу пример. Дело в том, что недавно, кстати, хорошая была традиция, был на дебатах в клубе на Брестской между молодежным «Яблоком» и молодежным движением «Наши». И там была интересная вещь, которую я с радостью просто увидел. У «Наших» слово «фашизм» просто через слово встречается. И каждый раз, когда произносилось это слово, весь зал хором считал. После того, как это слово 13 раз прозвучало, они перестали использовать это слово. Я считаю, очень хорошая практика.

Марианна Максимовская: Это обряд такой?

Анна Качкаева: Это не обряд, просто чтобы они перестали всех и каждого, кто им не нравится, называть фашистами.

Михаил Бойко: Они вешали этот ярлык буквально в каждой реплике.

Светлана Шахова: Действительно, смакуют этим понятием везде, где угодно. И опять-таки выступление Жириновского во вчерашней передаче Познера – опять-таки доказательство того, что это выгодно, потому что это федеральный канал, ОРТ, и туда позвали Жириновского, который спокойно можно в такое пиковое время об этом говорить. Это в принципе нонсенс. И наверное, я тоже сейчас обращаюсь к слушателям и к моим коллегам, студенткам пока, может быть, поменьше верить, что показывают на федеральных каналах, где очень серьезная цензура, где ярлыки «фашисты» вешают на тех, кто просто неугоден власти. А как с этим бороться? Ну, это вопрос. Как мы сами можем бороться с этим? Мы надеемся, что среди наших людей нет элементов, которые могут.

Анна Качкаева: Чуть не сказала фашистов.

Дарья Рыбакова: Да, запретное слово. И еще нам остается надеяться, что мы тоже не будем их жертвами, потому что, по крайней мере, я не знаю о своих корнях восточных и так далее, ко мне подходили и иногда спрашивали в метро, с таким злобным взглядом и со скрежетом зубов: «Ну, как там у тебя, на родине, на Кавказе, в горах?» Тоже было страшно.

Наталья Фурцева: У меня вопрос к коллегам. Есть ли преувеличение, на ваш взгляд, на отечественном телевидении образа и опасности скинхедов и экстремистских движений в России? И если есть это преувеличение, то чему оно служит и кому это надо?

Марианна Максимовская: О, дорогие мои! Есть не преувеличение даже образа скинхеда, есть ровно эта спекуляция на слове «фашист», потому что фашистами у нас власть сейчас называет политических противников своих прежде всего. И были инструкции целые распространены, это было месяца полтора назад, по всему интернету ходила инструкция, якобы исходящая из администрации президента, о том, как нужно бороться с фашизмом. И есть такая версия, что весь собственно план выборов 2008 года будет построен на борьбе с фашизмом, по сравнению с которым власть нынешняя, преемники власти будут выглядеть белыми и пушистыми. И вот такие большие политические сценарии существуют, их обсуждают в журналистской среде. И мне интересно, что вы об этом думаете и вы об этом говорите?

Анна Качкаева: Вот наш слушатель, тут много анонимных очень злобных текстов, и именно поэтому я не буду их все читать. Еще раз уважаемые взрослые господа, ответственные люди, если вы способны писать то, что вы пишете, подписывайтесь, пожалуйста. Но не могу это не озвучить, потому что много соображений.

«Завтра в Дзержинске похороны мэра, который лишил власти армянскую мафию, за что и был убит. Там тоже поднимается народ, не надо сравнивать кулачные бои пригородной шпаны в прошлом с той национально-освободительной борьбой, которую сейчас начинает голодная молодежь. Александр Копцев – национальный русский герой. Движение в защиту Копцева».

Марианна Максимовская: Таких мнений очень много. Вообще, вот эта спекуляция на слове «фашизм» очень опасна, потому что выпустит сначала джинна из бутылки, что, возможно, мы сейчас уже наблюдаем, и я не знаю, что будет дальше.

Анна Качкаева: Тут, Михаил, вам Азат из Москвы пишет: «Молодой друг, подскажи цивилизованную форму пенсионерам, проработавшим 40 лет на страну, специалисту, получавшему когда-то большую зарплату, а теперь три с половиной тысячи пенсию. Только не советуй, чтобы я работал, выходя на пенсию». Цивилизованную форму протеста, видимо.

Михаил Бойко: Я могу только посочувствовать человеку. Я понимаю проблему, которая существует. Я же как раз в той реплике, в которой вопрос задан, я как раз говорил о том, что не существует. Я бы хотел, чтобы в России формы протеста не носили столь разрушительный характер, как во Франции.

Анна Качкаева: Александр тут нам реплику прислал: «Грустно признавать, что французские правящие круги охвачены умственной деградацией. Нужно попросить у российского президента ОМОН, тогда французы занимались бы своим лечением, а не забастовками и демонстрациями».

«Господа, контракт первого найма против безработицы, потому что когда работодатель не имеет права уволить, принимая человека без рекомендации, он его просто не возьмет. А если возьмет, то берет в первую очередь коренных французов и старается не брать детей эмигрантов. Поэтому и бастовали ученики престижных университетов».

Марианна Максимовская: Об этом много сейчас говорят, что закон хороший, так же, как, кстати, закон о монетизации льгот в принципе рыночный, капиталистический и правильный и необходимый для страны. Но вопрос в том, как претворялся в жизнь закон о монетизации у нас, как бестолково и тупо это было сделано. И вопрос в том, что мне, например, очень нравится, в чем претензии профсоюзов и студенческих организаций (у них есть эти организации, которые их объединяют): с нами не посоветовались, говорят они, не было диалога.

Анна Качкаева: Ну, вот о том, что этот диалог все-таки всем нужен, в том числе и нынешней российской молодежи, которая, спасибо ей, прогуляв, видимо, занятия, пришла ко мне в студию.

Марианна Максимовская: Оказалось, что думает, что приятно.

Анна Качкаева: Я благодарю Марианну Максимовскую и прощаюсь с вами.