25 лет назад была основана легендарная российская рок-группа "Звуки Му". Ее первый концерт состоялся 28 января 1984 года в школе, которую закончили фронтмен и солист группы Петр Мамонов и бас-гитарист Александр Липницкий. Сегодня мы поговорим об этом легендарном времени и о том, чем для этого времени была группа. Увы, в разговоре не смог принять участие сам без Петр Мамонов.
За нашим столом в клубе "Квартира 44" – один из основателей группы, ныне продюсер и тележурналист Александр Липницкий, клавишник группы "Звуки Му" Павел Хотин; участник легендарного первого состава группы "Аквариум" и группы "Звуки Му" Александр "Фагот" Александров; Василий Шумов, лидер группы "Центр" и продюсер альбома "Звуки Му" "Простые вещи".
- Первый вопрос. Как вам без Петра Мамонова? Уже давно Петр Мамонов существует сам по себе, а группа "Звуки Му"... Это два отдельных мифа, я бы так сказала. Так вот, каково вам, Александр Липницкий?
Александр Липницкий: Надо сказать, что в дни юбилея я себя чувствую очень легко в контексте твоего вопроса. Я думаю, что если бы у Петра было какое-то внутреннее напряжение по этому вопросу, то он, обладая мощнейшей энергетикой и сыграв юродивого в известном фильме "Остров", мог бы нам испортить праздник. Но он этого не сделал. Наоборот, он нам пожелал его отметить очень легко, позвонил, поздравил. И поэтому юбилей группы нам удалось отметить очень легко и весело.
Александр ЛипницкийДругое дело, что мы выбрали для этого маленькие зальчики и пригласили только своих близких друзей. И понятно, что были предложения еще к 20-летию группы, пять лет назад. Очень серьезные люди предлагали заработать очень много денег, сыграть концерт в самом большом зале Москвы, пригласить наших друзей с Запада Дэвида Бирна и Брайана Ино. Но так как Петр отказался еще пять лет назад, то уже в этом году мы к этому не возвращались. Деньги он зарабатывает в кино, мы – в других видах деятельности. Поэтому просто скромно отметили юбилей, потому что дата эта для вас важна.
- А кто пел за Мамонова, можно поинтересоваться?
Александр Липницкий: Практически все участники нашего сегодняшнего разговора, кроме меня, потому что я пока что очень боюсь петь. Хотя уже в этот раз я хотел спеть.
Василий Шумов: Обычно рождение группы ассоциируется или с первым концертом или с первым альбомом. И сам факт тот, что группа существует, неважно – с Петром Мамоновым или в данное время без него, говорит о том, что жизнь продолжается. Я являюсь большим поклонником того, чтобы не смотреть в прошлое, а наоборот, смотреть туда, где мы сейчас находимся, или, по крайней мере, в будущее.
Мне почему-то кажется, что у ребят есть хорошее будущее. Они как-то немножко стесняются, что ли. Я им говорил уже несколько раз, что надо записать новый альбом. Я предлагаю свою помощь как продюсер или просто как сочувствующий человек - записать их именно в том виде, в каком они сейчас есть, и провести как бы национальный проект. Потому что эта группа, я считаю, - национальная, национальный ансамбль...
- Национальная идея алкоголизма?
Василий Шумов: ...психоделии, скорее. Потому что они были инноваторами именно этого творчества. Вот у нас были художники, визуальное искусство, изобразительное искусство, которое где-то можно отождествить по посылу, Зверев, допустим, приходит на ум. Ну, вот эти наши нонконформисты 1980-ых годов, того же периода. А групп таких не было вообще. И с тех пор не так много их появилось. Естественно, мне трудно об этом судить, потому что я в последние годы жил в Калифорнии. Но, по крайней мере, глядя на то, как они начали, я думаю, что они спокойно могут и продолжить.
А то, что Петр как-то отошел от музыки, - это совершенно нормальный процесс. После того, как любой ансамбль существует больше трех-пяти лет, начинается смена состава, люди приходят, люди уходят, умирают даже… Здесь какой-то большой драмы нет. Ребята играют. И я им предлагаю записать свой альбом –новый альбом группы "Звуки Му".
Александр Александров: Для меня, собственно, не было даже вопроса о том, кто сейчас играет в группе, есть ли Петя или нет. Он, вообще-то, есть. Когда мы все собираемся, мы этим как бы организуем какое-то новое качество личности. А поскольку все участники группы сами по себе самодостаточны как музыканты и как артисты (возьмем такое широкое слово), то в этом коллективе создается какое-то совершенно новое качество. Причем настолько сильное, что, несмотря на силу Пети как личности, как артиста, его отсутствие не настолько уж является моментом нехватки чего-то. Все в порядке. Песни те же, идеи остались. Жизнь продолжается. И в общем, он был вместе с нами на сцене в эти юбилейные дни и остается в жизни всегда.
Павел Хотин: Что касается отсутствия Петра, тут у меня, скажем так, наблюдается раздвоение личности. С одной стороны, очень жаль, что его нет, поскольку такого актера, как Петр, на рок-сцене, не побоюсь этого слова, найти очень сложно. И сыграть его, наверное, и не удастся. Да и не надо, скорее всего. А с другой стороны, человек сделал такой определенный выбор. Он связан с его какими-то религиозными, то есть достаточно глубокими и осознанными убеждениями. И если он это сделал, значит, это так и должно быть.
- Давайте послушаем Ольгу Свиблову, директора Московского Дома фотографии.
Ольга Свиблова: "Звуки Му" в моей биографии появились где-то в середине 1980-ых годов. Они появились как звук, который трубил о том, что что-то начинается. А дальше вся Перестройка как-то с ними и закрутилась.
И "Звуки Му" - это, конечно, еще и Петя Мамонов в "Такси Блюз". В этом фильме я уже не просто почувствовала, а поняла и смогла отрефлексировать, что начался какой-то новый период в жизни. Это фильм про то, как произошел перевертыш, и люди, которых не было, вдруг вошли в историю. А те, которые были и, казалось бы, ею управляли, из нее ушли. И вся коллизия была в том, как все поменялось, как России это свойственно. "Кто был ничем, тот станет всем". Этот замечательный девиз, который революция повесила на свое знамя, у нас происходит циклически. И герой Мамонова в какой-то степени играл сам себя. Он был знаком того, что идут другие люди, другая харизма, другие ценности, и они начинают определять время. То есть они его не просто определили, а они еще и артикулировали эту проблему. Вот это для меня были "Звуки Му".
Вот сейчас, когда Мамонов появился в фильме "Остров", я все-таки Петю не могу воспринимать оторванно от этих песен, несмотря на то, что его жизнь лично уже складывается по-другому. Это все равно кусок Пети Мамонова. И то, что было запущено 25 лет назад, сейчас прорастает. И Петя сам в какой-то степени следует написанным тогда словам. Но появился фильм "Остров", в котором Петя играет уже другого героя – героя-юродивого. И это тоже интересно, тоже как-то удивительно совпало со временем.
А сейчас, когда я слушала "Зуки Му" в клубе "Маяк", это снова был момент какой-то свободы. Потому что перед кризисом мы все как-то сжались, скукожились, и от этого возникли какие-то "зажимы" перед временем, перед тем, что будет. Я туда пришла, и так весело, так чудно там танцевали на стульях, и так удивительно было видеть движения и звук слышать... В этом было раскрепощение, какая-то удивительная радость… Все как-то вернулось на четверть века назад, по спирали пошло. И я понимала, что это уже не просто встреча с друзьями, не просто встреча с Сашей Липницким, которого я знаю как раз четверть века, или с другими героями группы, а это представление о том, что все начинается заново. И время должно раскрыться, как звук "Му-у-у-у". И это тоже очень правильно и очень вовремя.
Они даже внешне почти не изменились, мне кажется. Может быть, это иллюзия. Но звучат они так же, и такое же действие производят в душе. И слушать их сегодня оказалось безумно интересно, и не потому, что ты их вспоминал, а потому что ты в этот момент не думал, ты в этот момент чувствовал вот это раскрытие большого дыхания. Жалко, что Мамонова не было. Но Мамонов теперь – Иван Грозный. Это мы увидим, как только он появится на экране.
- Давайте вернемся в год 1984. Еще Советский Союз на дворе, и мы еще не понимаем, что скоро начнется Перестройка, и все пока запрещено. Ваших коллег в Петербурге всячески притесняют...
Александр Липницкий: Наоборот, притесняли в Москве. В Питере-то как раз, как известно, комитетчики организовали рок-клуб, и к 1984 году он отлично существовал. А в Москве, где маразматики во главе с Черненко правили бал, наоборот, запретили практически все концерты. И к моменту нашего первого выхода на сцену лидер "Воскресенья" сидел в тюрьме. Через полтора месяца, сыграв в первом нашем концерте, Жанна Агузарова из "Браво" тоже была отправлена за решетку. И этим занимался Комитет госбезопасности. Поэтому мы-то как раз вышли на сцену в самое гнусное и тяжелое время, в полнейшее разложение советской власти.
Я организовывал именно первый концерт. И сделал это, не побоюсь быть нескромным, мастерски. Потому что это можно было сделать, только соблюдая все правила конспирации. То есть то, с чем большевики пришли к власти, конспирируясь много лет перед царской охранкой, нам пришлось с гитарами сделать в 1984 году. Причем никто не желал свержения власти, в отличие от большевиков. Просто это было элементарное самовыражение, чтобы заявить о своих правах. Цой через год написал как раз эту песню: "Мы пришли заявить о своих правах". Собственно, это и было главным стимулом.
Мы сделали концерт в школе под маркой вечера встречи выпускников. Конспирация была полнейшая. Встречались просто у каких-то часов. День был очень морозный, чудесный январский вечер. И пробирались переулочками, чтобы никого не "свинтили". А потом практически всех участников вызывали во все отделения милиции города, где вместе с местным заместителем начальника отделения, сидел представитель Госбезопасности, человек в штатском, и спокойно расспрашивали: "А что вы делали в этой школе? А кто там был?". Туда не проник ни один их агент, на самом деле. Кстати, Василий Шумов пел песни в том концерте, и тоже рисковал, можно сказать, свободой. Сейчас даже никто из молодых слушателей и не поверит, до какого маразма могли докатиться руководители Советского Союза.
- Давайте послушаем Василия Шумова - что он помнит о том концерте?
Василий Шумов: Ну, я помню подготовку к концерту, потому что я с ребятами дружил еще до этого. И они очень сильно мандражировали. Понятное состояние. У них в концерте была театрализация. Не знаю, то ли это был план - как бы сгладить вот эту небольшую, чисто музыкальную неуверенность перед первым выходом на сцену, или у них была какая-то театрализованная концепция. С вами художник дружил тогда, по-моему, Вадик. И у них на сцене, помимо обычного рок-комплекта - барабанов, "усилков" и всего, что смогли туда привезти… Тогда же тоже проблемы с аппаратурой были дикие. Помимо того, что играть было нельзя, так еще и играть было не на чем! Так вот, они использовали маски. Это Вадика маски, да?
Александр Липницкий: Нет. Маска была художника-"семидесятника" Кука.
Василий Шумов: Это была чья-то идиотическая физиономия в метр высотой...
Александр Липницкий: Она была очень большая. Я думаю, в стилистике африканских масок.
Василий Шумов: Но она почему-то была чисто какого-то советского воплощения. То есть она еще более усугубляла и без того тяжелую ситуацию. И вы еще по очереди ее надевали...
Александр Липницкий: Нет, мы ее надели на гитариста Алексея Бортничука, младшего брата Мамонова, который буквально три дня как вернулся из лагеря, где сидел за тунеядство, и еще не влился в группу. На него надели маску и охотничьи резиновые сапоги.
Василий Шумов: Я принимал участие в концерте, что называется, шел номером, ну, несколько песен я сыграл, как и остальные гости. Сколько, час вы играли?
Александр Липницкий: Нет, восемь песен за 30 минут мы сыграли.
Василий Шумов: Короче говоря, у них было основное время на сцене. И публика в зале была совершенно, если можно так сказать "из белого в черное", контрастная,. Там, допустим, были друзья ансамбля, музыканты, типа меня, а также обычные советские выпускники школы. Уже инженеры, архитекторы, приличные советские люди, с женами, в нутриевых шапках, в пальто. И естественно, они сами этого не ожидали - они же шли на вечер выпускников. И если в то время сказать, что "тут у нас будет играть ансамбль из выпускников ", - первая мысль: "какой-нибудь типа вокально-инструментального, с песнями, как любой ВИА 1980-ых годов в СССР". Ну или барды какие-то.
Василий ШумовКстати, на многих музыкантов, которые пришли на концерт, группа "Звуки Му" произвела шокирующее впечатление. До сих пор существует какой-то водораздел между попсой, ансамблями. Одни "посматривают" за своей популярностью, за продаваемостью, за рейтингом. А есть музыканты, которым это неинтересно. Им интересно само творчество, им важно быть в творческом моменте, сделать какую-то интересную презентацию. И вот эта вся попса тех лет, которые вроде как рок-ансамбли, хотя на самом деле они были "попсовики", им бы в "Голубой огонек" советский попасть…И они дико напряглись. Во-первых, они полностью не врубились ни во что. Во-вторых, они перепугались, что в "Голубой огонек" они больше точно не попадут, посещая такие мероприятия. Я не буду называть, кто там лично сидел, побаиваясь и глядя, когда приедет милиция, чтобы вязать все это дело.
И можно было сразу понять, кто – свои, кто – "и вашим, и нашим", а кто просто обыкновенные выпускники. Все "свои" были в ломину пьяные, включая и меня самого. И это не потому, что специальное мероприятие было, а потому что это была ежедневная процедура. Мой приятель, с которым я выступал, Володя Рацкевич из группы "Рубиновая атака", еще более старшего поколения московского рока, чем мы, имел базу на "Маяковской". И мы прямо с самого дня с ним там пили, готовились идти на концерт. И мы уже пришли, ну, в нормальном состоянии, то есть уже были готовы выступать... И все наши друзья как на праздник пришли. А вот эти выпускники и те, которые как-то испугались, думают: "Все, сейчас всех "свинтят". И карьера накроется". Советская карьера в советской филармонии, куда они стремились. То есть, с одной стороны, часть людей сильно напряглась, потому что они понимали, чем это может закончиться. А часть людей, типа меня, просто потому, что "свершилось"... Наконец-то, они выступили. Я знаю, как они долго готовились и волновались, даже сомневались в том, стоит ли концерт давать. Не по причине того, что "свинтят" или еще чего-то, а по причинам чисто артистическим, боялись, что они не готовы, что "облажаются".
- Ну, "рок-н-ролла без лажи не бывает", как мы знаем.
Василий Шумов: Но они не рок-н-ролльная группа – вот в чем все дело. Допустим, я начинал обычный путь музыканта тех лет – я играл в школьном ансамбле, я играл на танцах, я учился играть на инструменте. А они шли совершенно другим путем. То есть у них нет как бы школы, на которую можно опереться.
Александр Липницкий: Это правильно (смеется).
Василий Шумов: И поэтому так их и воспринимать надо, не с точки зрения академизма. У нас же тогда кроме "The Beatles" и каких-то западных групп вроде "Pink Floyd", народ же ничего толком-то не знал, вот эти выпускники школы. И когда они это увидели, они же узнали, что да, "они с нами учились, и во что они теперь превратились. И сейчас нас тут всех свинтят вместе с ними". По 15 суток давали тогда за все. Поэтому концерт был довольно-таки контрастным.
- А вы помните, какие песни там звучали? "Бутылка водки" уже была написана к тому времени?
Павел Хотин: Да, но она не звучала. Но я совершенно точно помню, что игрался "Темный Му", игрался "Серый голубь".
Александр Липницкий: "Зима" и "Источник заразы".
Василий Шумов: "Шубадуба блюз".
- Да, я представляю лица этих выпускников, которые услышали, например, первый раз "Источник заразы".
Павел Хотин: Все песни радикальные, в общем, по-своему.
- Павел, может быть, вы расскажете о том, как вы этим радикальным текстам придавали замечательный саунд?
Павел ХотинПавел Хотин: Нет, тогда он еще не был замечательным. Саунд – это все-таки дело, в том числе, продюсера, в частности, Василия Шумова. Это же процесс не такой простой,. То есть очень важен человек, который называется "звукорежиссер", о котором почему-то всегда забывают. В принципе, у нас все отличается до сих пор в худшую сторону непониманием, что же такое выступление группы? Допустим, у меня не было за всю мою жизнь, а она уже достаточно долгая, ни одного концерта или, может быть, несколько концертов, где был бы пульт на сцене, где был бы свой сценический звукорежиссер, который создавал бы музыкантам комфорт. Дело в том, что когда ты играешь, помимо того, что ты слышишь партнеров, ты должен слышать какую-то группу инструментов, которые связаны именно с тобой. Во-первых, ты должен слышать хорошо себя. Во-вторых, ты должен хорошо слышать ритм – это барабаны, которые должны быть тоже индивидуально даны. Причем не все барабаны, потому что есть барабаны, которые глушат "железо" - тарелки, их не надо давать, они обычно музыку гасят очень сильно. Ну и так далее. То есть свой баланс, короче говоря. И без этого баланса, какой бы музыкант ни был семи пядей, он хорошо не сыграет концерт. Исключение составляют лишь только какие-то бары, пабы небольшие, где люди играют через "комбики", где звук на сцене такой же, как и в зале. А в принципе, вся рок-культура, и не только рок-культура, но и джаз-культура, она основана на том, чтобы был хороший звук на сцене, чтобы музыкантам было хорошо. А у нас этого нет.
- А 28 января 1984 года что было со звуком на сцене этой самой школы?
Павел Хотин: Ой, там было все ужасно, конечно, со звуком. То есть это была, честно говоря, помойка просто. Помоечный был концерт. Но форма была помоечная, а содержание было необычное, потому что, действительно, было новое слово.
Василий Шумов: Я хотел бы добавить насчет аппаратуры и звучания на сцене. В 1984 году то, что у них было на сцене, было даже очень неплохо. Потому что у Саши был хороший басовый усилитель...
Александр Липницкий: Нам помогали друзья.
Василий Шумов: К тому времени наша группа была хоть как-то известна, мы до января 1984 года играли несколько лет. И я играл в таких же ситуациях. И с аппаратурой, что у них была, то, что Паша сейчас назвал помойкой, - это было очень даже ничего по тем временам. Потому что играть было не на чем вообще. Аппаратура была среднего пошиба у кабацких музыкантов. Ну, какие-то деньги они зарабатывали, в кабаках, и еще прифарцовывали, и у них своя какая-то более-менее по тем временам была аппаратура. Но по сравнению с тем, что было в нашем андеграунде... мы же все были так называемыми "подпольными группами". Поэтому у "Звуков" на концерте было не так уж плохо.
Павел Хотин: На самом деле, дело не в аппаратуре. Аппаратура может быть любой. Дело в подходе. У нас не было своего звукорежиссера тогда, и мы об этом особо и не думали. А звукорежиссер – это как вратарь в команде, он может из прекрасного концерта сделать г. полное, а может из какой-то очень посредственной группы, благодаря своим знаниям сделать просто прекрасную картинку, и все будут в восторге. Такое я не раз слышал. Это очень важный человек. Просто я, в отличие от других господ музыкантов, увлекался тогда джазом, джаз-роком и играл "Deep Purple". То есть я был, может быть, чуть более подкованным музыкантом, чем они, поэтому, наверное, и удавалось.
- Саша Александров не был на этом первом концерте, не участвовал в нем. А что вам вспоминается из того времени, из этих первых, безумных лет существования группы?
Александр "Фагот" Александров: У меня очень интересно получилось. Когда я играл в "Аквариуме", я доиграл до фестиваля "Тбилиси-80". И после этого пошел учиться в консерваторию. А сочетать учебу в таком учебном заведении и одновременно играть в такой уже на то время известной группе было просто невозможно. Пришлось сделать пятилетний перерыв на подтягивание своего образования. И после этого я поехал в Москву. Связи Питера и Москвы в то время - практически это, наверное, был поезд "Москва-Ленинград". В нем, собственно говоря, вся советская рок-музыка и жила. Туда, конечно же, подтягивались еще какие-то ребята с Урала, из Сибири, эпизодические, но достаточно яркие личности. А основной русский рок советского периода как раз и был именно в поезде "Ленинград-Москва", в "Красной стреле". Я приехал в Москву, просто шел по Каретному ряду, и вдруг увидел моих старых знакомых Петю и Сашу. А они, по-моему, шли на репетицию. И Петя говорит: "О, пойдем на репетицию". Я говорю: "Пойдем". И собственно, с этого момента, в общем, так и прошло приличное количество времени...
- То есть, Вы были уже академически образованным музыкантом? И Вы попали в эту компанию, я бы сказала, панков, разрушителей всего святого и прекрасного, с такими текстами кошмарными?
Александр "Фагот" Александров: Да, совершенно верно.
- А как вы там себя чувствовали?
Александр "Фагот" Александров: Да, я ведь начал с группы "Аквариум". Собственно, что такое был наш концерт "Тбилиси-80"? Мы, в общем-то, разрушили весь этот фестиваль. Или не разрушили, а наоборот, придали ему какой-то исторический момент. Там было много, конечно, замечательных музыкантов. И группа "Гюнеш" была, и "Машина времени" тогда звучала. То есть все шло очень хорошо. А мы как раз сыграли панковскую программу, с которой демонстративно ушло жюри, несмотря на свои очень лояльные взгляды. И композитор Саульский, друг и уважаемый человек... все-таки социум давил тогда настолько сильно, что его это подвигло уйти из зала именно во время нашего выступления. А за ним потянулись все остальные члены жюри.
И вот, собственно, параллель-то в чем? Этот последний концерт в Тбилиси, и потом пятилетнее обучение в консерватории, потом игра в оперном театре, в симфоническом оркестре... Я соскучился по всему этому, по этой энергии. Ведь панк – это не всегда разрушение. Панк – это внутренняя ситуация личности в какой-то общественной структуре. И когда эта общественная структура его не устраивает, то этот панк, в общем, ее переделывает на свой лад. И у меня даже не было внутреннего вопроса: играть или не играть. Мы встретились, и после первой репетиции я сразу понял, что я пришел. И все, это мое, и мне от этого никуда не деться.
- Образ лирического героя группы "Звуки Му" - это алкоголик, дебошир, немножко аутист, человек асоциальный, однако с каким-то здоровым и веселым месседжем, с посланием городу и миру, которое довольно быстро было прочитано народом. И у группы появилось множество поклонников. А вы чувствовали, что вы такие необыкновенные разрушители всего и вся?
Павел Хотин: Ну, что необыкновенные, наверное, чувствовали, а вот того, что разрушители всего и вся, наверное, не чувствовали. А что касается поклонников, все это было очень и очень постепенно и плавно. И я понял, что что-то мы собой представляем что-то такое особенное... Наверное, все-таки это конъюнктурные соображения, когда Брайан Ино пришел, появился у нас в студии – тогда я понял, действительно, что это – дело.
- Это когда вам предложили запись альбома?
Павел Хотин: Да. Это было достаточно фантастично. Были люди где-то на Западе, далеко-далеко, и вдруг появляется вот такой человек, и ты его воочию видишь, какую-то легенду. Значит, что-то в нас было такое, что его заинтересовало, было необычное, ну и вместе с тем, клевое, говоря простым языком, что его привлекло, наверное. Потому что он много слушал всего, и у него были значительно более музыкальные, подкованные и интересные коллективы, предложения, и почему-то он выбрал нас.
Александр Липницкий: Брайан Ино получил о нас представление, помимо каких-то видеозаписей, именно благодаря альбому "Простые вещи", который мы записали с Василием Шумовым, когда он просто взял за холку нашу группу и сказал: "Сейчас или никогда!".
- Меня больше всего интересует драйв того времени. Меня, вообще-то, давно мучает мысль: почему рок-н-ролл сейчас – это совсем не то, что рок-н-ролл тогда?
Александр Липницкий: Если про драйв - мы тут как раз вспоминали, и Вася сказал, комментируя один наш знаменитый концерт в "Метелице", когда Мамонов выкинул нашу дорогущую гитару... То есть гитару можно было купить только за границей, и у нас была самая лучшая, и он ее, войдя в раж, бросил просто в толпу, раскрутив над головой. И ее каким-то чудом поймали и вернули на сцену. Но Вася вспомнил ситуацию, что после этого все говорили, что у других групп есть поклонницы, цветы дарят, а вам ноги целуют. А я его поправил: "Нет, в тот вечер Мамонову две женщины, в него влюбленные, так скажем, кусали его ботинки, войдя в раж". Вот это – драйв.
Василий Шумов: Я бы хотел немножко уточнить предыдущую тему насчет того, что панки были разрушителями чего-либо.
- По крайней мере, эстетических границ.
Василий Шумов: И вот насчет эстетики туда же я хочу чуть-чуть пояснить. Многие ансамбли, да и вообще музыканты, начинают с того, что они кому-то немножко подражают до тех пор, пока у них появится свой стиль. В искусстве обычно это такой путь. Человек вдохновляется, глядя на что-то или слыша что-то. А потом у талантливых людей вырабатывается свой стиль. В отличие от многих групп, которые появлялись в начале 1980-ых годов, группа "Звуки Му" была совершенно уникальным ансамблем, потому что они не копировали обычную стилистику тех панков. В конце 1970-ых годов были группы "The Sex Pistols", "The Stranglers", "The Clash" - это британский панк-рок, "Ramones" - американский. И многие группы были их производными. В частности, было как-то понятно, что слушают многие ленинградские группы тех лет. А у группы "Звуки Му" такого вообще не было. Если я с Петром дружил, то я знаю, что он любил Капитана Бифхарта и Фрэнка Заппу. Но этим музыкантам подражать невозможно. И поэтому большая уникальность группы "Звуки Му" изначально в том, что у них нет никакого точного образца, с чего они начинали.
Допустим, группа "Центр" - это была первая группа "новой волны", не знаю, в Москве или в СССР. И до сих пор где-нибудь, наверное, пишется: "Василий Шумов, дедушка "новый волны". Или прадедушка, или отец. У группы "Звуки Му" такого не было вообще. Я не знаю ни одного нашего отечественного состава, у которого не было бы такого… точного что ли... вот этой печки, от которой они оттолкнулись. Это уникальный факт, который я могу засвидетельствовать как очевидец, и теперь уже глядя назад, как историк того времени.
Александр Липницкий: У меня есть этому очень простое объяснение. Потому что все-таки я еще и рок-критик. Дело в том, что все рок-музыканты, что Запада, что СССР, включая и Василия Шумова, начинали заниматься рок-музыкой молодыми людьми лет в 15-18. А мы с Мамоновым вышли на сцену в 1984 году, когда ему было 32 года, а мне 31. Мы были уже просто зрелыми людьми. И сплавили наши вкусы во что-то свое.
- Как рассказывала нам советская критика, рок-музыка - это музыка социального протеста. Вы так о себе думали? Или это была музыка, наоборот, социального эскапизма – "трава не расти"? Я пытаюсь понять, в чем состояло и состоит уникальное обаяние группы "Звуки Му".
Василий Шумов: Из-за этой уникальности ансамбля у них есть какое-то подсознательное влияние на слушателей и на зрителей. Как люди воспринимают искусство? Они что-то новенькое увидят и пытаются с чем-то сравнить, чтобы попасть в какую-то зону комфорта, начинают рыться в своей памяти, в каких-то своих ассоциациях: "Ага, это панк-рок. Ну, теперь мне уже легче это воспринимать, потому что я уже понял стилистику. Я люблю панк-рок". Или: "Я не люблю панк-рок". Или: "Я очень старый для панк-рока". А когда люди попадали на концерт или слушали записи группы "Звуки Му" начала 1980-ых годов, у большинства наступала потеря вот этого комфорта, потому что они не могли на что-то опереться для того, чтобы это как-то абсорбировать и критически для себя поставить это дело в какую-то рамку.
Сейчас мы празднуем 25-летие группы "Звуки Му", и я повторюсь, что это из мне известных наш самый уникальный русский ансамбль. Я много изучаю рок-музыку и вообще музыку, искусство, и я не могу найти вот эту производную, кроме как русскую психоделию, которая совершенно нематериальна, она не существующая, это не из какого-то модного музыкального журнала 1980-ых годов произросло, как многие ансамбли, из каких-то записей, которые мы слушали в то время и коллекционировали. Впрочем, хотя слово "психоделия" не русское, но понятно, о чем идет речь. Это произросло из чистого подсознания и какой-то энергетики именно того времени.
Мы говорим об СССР. Саша говорил, что 1984 год был наиболее лютым для московских подпольных ансамблей, и вот это все вместе как-то и набрало критическую массу и выдалось на сцене, в сценической презентации. Долгое время они же записаться не могли. Почему, в конце концов, я им помог сделать первый альбом? Потому что у них вот эта психоделия постоянно изменялась, от концерта к концерту. Я вот ходил, допустим, на ансамбль "Kraftwerk". Что они играли 20 лет назад, что они играют сейчас – это "в ноль" то же самое. И в основном музыканты там функционируют, они играют на автомате. А если эти играют на автомате, то это не тот автомат, хотя песни те же самые. Это невозможно рационализировать в каком-то предложении и поставить точечку. И эта уникальность, я считаю, она до сих пор остается.
Александр АлександровАлександр Александров: Замечательная мысль Васи, что это русская группа. Действительно, русская, без всяких аналогов в мире, выразительница той самой загадочной русской души, о которой так долго говорили и говорят до сих пор, и никто не может эту загадку разгадать. Эта самая русская душа и вышла на сцену. Я как-то писал музыку к фильму про русскую водку, там были невероятные выдержки из указов Петра I. И один из указов был такой: "Жена не может и невозможно ей дать вытащить мужа из кабака, пока он не напьется и пока он сам не скажет ей об этом". А водку тогда продавали ведрами. Ну, понятно, что здесь как бы государственная монополия на алкоголь, основная поддержка государственного бюджета и казны, и так далее. Но дело в том, что Россия сама по себе – это страна, отличающаяся от остального мира.
- Русская психоделика во многом основана на крепком алкоголе.
Александр Александров: Совершенно верно, именно на крепком алкоголе. Ну, это понятно – по климатическим причинам. Вот сейчас зима, например. Можно, конечно, пить пиво, но холодно...
Василий Шумов: Русская психоделика необязательно должна быть по пьяни.
Александр Александров: Да-да, конечно.
Василий Шумов: В совершенно трезвом состоянии люди такие вещи делают и делали в то время, ну и сейчас продолжают, что нельзя сказать: "Ну, человек алкоголик, вот он выпивает...". Я слышал в новостях, что в Петербурге человек пропьянствовал три недели в течение Нового года, а потом выпрыгнул из окна с криками "Да здравствует Новый год!". Во-первых, эту фразу "Да здравствует Новый год!" я не могу перевести на английский язык, чтобы точно передать суть. Вот у вас американская радиостанция, вот вы сделайте quiz для ваших радиослушателей: как перевести прыжок с восьмого этажа с криком "Да здравствует Новый год!" после трех недель психоделики? Вот она, эта русская психоделия. Но ее невозможно ни перевести, ни с чем-то сравнить, ее можно просто понимать и быть ее частью.
- Каковой частью и является группа "Звуки Му".
Павел Хотин: Мы тут забываем, говоря про русскую психоделию, о том, что все-таки все песни практически были написаны Петром Мамоновым, и что сама по себе личность Петра, является, может быть, иконой психоделии в то время. Потому что 60 или 70 процентов этих песен, то есть значительно большая их часть была написана как раз, как это ни парадоксально, в тот момент, когда он бросил пить, когда от него ушла любимая девушка, и у него были очень серьезные вопросы, видимо, быть или не быть вообще. И он сублимировал все эти свои вопросы в творчестве. Тогда за полгода или за год, живя в Чертаново в полном одиночестве, в какой-то однокомнатной квартире он и выдал на-гора что-то на грани бытия и небытия. То есть, это было пограничное состояние.
Александр Александров: Начиная тему так называемой русской души, связанной непосредственно с алкоголем, я не имел в виду группу, на самом-то деле. Потому что алкоголиков таких, которых надо лечить от этого, множество... Но это не значит, что это люди, которые без стакана не берут гитару в руки, не выходят на сцену. Это совершенно по-другому. Почему группа состоялась и почему на нее ходят? Это как раз общее выражение состояния народа – вот в этом главная фишка. Тем более, еще с этой безумной, пардон, антиалкогольной политикой государства, которая просто довела людей до такого, что даже тех, которые об этом не думали, заставляли быть алкоголиками. Они гнали в квартирах самогон и так далее. Это странное отношение государства к собственному народу... даже не странное, а какое-то страшное, на грани уничтожения нации, вообще-то...
Александр Липницкий: И кстати, государство добилось успеха – в стране уже на 5 миллионов людей стало меньше с 1984 года.
Александр Александров: Конечно. И до сих пор, между прочим, ничего не изменилось и продолжает как-то работать, что очень странно.
Александр Липницкий: Кстати, одна короткая веселая история. А то у нас грустный разговор какой-то. Лучшая история в связи с сухим законом, она абсолютно наша, "Звуков Му". Сухой закон. Мы играем триумфальный концерт в Таллине, живем в лучшей гостинице города "Виру". Нас принимает мэр города, ну, тогда он был не мэром, а председателем местного горкома партии. И метрдотель мне извиняющимся голосом говорит: "Вы знаете, у нас запретили весь алкоголь". Говорит этот эстонец: "Михаил Горбачев отдал приказ не купить выпивки". Я говорю: "Не расстраивайте ребят. Что-нибудь придумайте". Он говорит: "Только безалкогольное шведское пиво, самое лучшее". У меня мгновенная реакция, как у менеджера: "Только не говорите им. Мы никогда не пробовали безалкогольного пива. Поставьте два ящика". Братья Мамоновы ставят у себя два ящика и через 40 минут засыпают за столом оба. А когда их уже надо переводить в номера, я, разозлившись, говорю Петру Николаевичу: "Петя, вставай!". Он не встает. Я говорю: "Пиво безалкогольное". Он тут же открывает глаза. И когда я начинаю будить его брата, он говорит: "А брата не трогай".
- Скажите, вот сейчас, в нынешней ситуации, которая некоторым парадоксальным образом начинает напоминать советские времена (я имею в виду и то отношение государства к народу, о котором вы говорили, и появление протестных движений, и "маршей несогласных", то есть весь объем этого времени, который достаточно многим людям напоминает возвращение "совка"), - возможно ли появление таких мощных рок-групп, какими были и "Звуки Му", и другие, что называется, "золотая десятка", что ли, русского рока?
Василий Шумов: Я думаю, что такого, как мы наблюдали и проживали времени в начале 1980-ых годов в плане рок-музыки, такое больше не повторится. Первая причина – прошло уже почти 30 лет с тех пор. Мир изменился. Поколение тех молодых людей, которых мы сейчас рассматриваем как будущее среди музыкантов, оно вообще другое. У них уже есть ярко выраженная коммерческая составляющая всего, что они делают. Они уже стали продуктами рыночной экономики, фримаркета. А те вещи, о которых мы говорим, они нематериальны, они не являются товаром широкого потребления, это не производная "consumer society".
Но всегда бывают исключения из правил. Как тогда была группа "Звуки Му" полным исключением из правил, о которых я уже рассказывал. И музыкальным, и по составу, и по посылу, и по энергетике. Всегда есть место в русском обществе для таких исключений из правил, которые становятся потом эпохой. Вот для меня группа "Звуки Му" - это своего рода эпоха, которая до сих пор еще продолжается, потому что они еще существуют и функционируют. Поэтому я считаю, что это только может быть как какое-то исключение из правил, но не массовое явление, не какое-то движение, кем-то поддерживаемое. Остается только надеяться на исключение из правил.
Александр Липницкий: У меня, к сожалению, более беспощадный диагноз и более пессимистичный прогноз сегодняшней эпохе. Если вы помните, во второй половине XIX века великая русская литература стала заканчиваться, и на ее место пришли просто террористы. И вот мне кажется, что у нас точно такая же ситуация. То есть бесстыдство сегодняшней власти таково, что они могут вызвать протест только среди людей с оружием. Вот что печально. И тут уже дело не до музыкантов, не до поэтов, не до художников. Мне кажется, что у нас грядут вот такого рода изменения, печальные потрясения.
Александр Александров: Я полностью согласен с предыдущим оратором, потому что есть исторические процессы, и социально-исторические процессы в обществе, и процессы развития культуры в этом самом обществе. И они связаны просто напрямую. Если приоткрыть завесу, пользуясь цитатой из Ильфа и Петрова, можно видеть состояние общества и состояние, соответственно, культуры в начале тысячелетия, в середине и в конце. Конец какого-то исторического периода обычно является каким-то взрывом - культурным, экономическим и так далее. А начало – это всегда либо какое-то брожение… То есть начало чего? Создание чего-то нового. Потом в середине это новое как-то развивается. И к концу все это оформляется в явления, которые, в конце концов, характеризуют этот век.
Павел Хотин: Для меня это очень сложный вопрос. Вот Вася ответил, что невозможно, и я, скорее, с Васей согласен. Потому что очень сильно изменилось технологическое состояние общества и культуры. Это связано с тем, что сейчас восприятие мира значительно более индивидуально. Рухнули некоторые границы и барьеры, что является, безусловно, в чем-то плюсом, а в чем-то и минусом. Потому что когда нет точки опоры, стенки, в которую можно упереться, то и не возникает вектора напряжения. Все очень сильно индивидуализировано в плане искусства, как я понимаю. И вообще такое явление, как группа, оно уходит, к моему великому сожалению, в прошлое. Потому что сейчас, скажем, западные составы, они являются, что называется, очень подвижными, когда приглашается один музыкант, другой… То есть ситуация меняется очень и очень быстро, и уже нет понятия "группа". Группа – это все-таки некая стая, банда, действительно, как она называлась, людей, которые живут вместе, объединены общими интересами, им нравятся одни и те же девушки, они за одно и то же переживают. В общем, это общность, секта. А когда ситуация вот этой секты уходит в обществе, то я не знаю, может ли появиться рок-группа. Думаю, что нет, к сожалению. Если возникнет какое-то сообщество людей, как раньше было, ну, какие-то именно группки... Группа – это и есть группа, какой бы она ни была, - группа ученых или группа изобретателей, или группа, пардон, террористов, но все равно это группа. А если группы нет, значит, нет и явления.
За нашим столом в клубе "Квартира 44" – один из основателей группы, ныне продюсер и тележурналист Александр Липницкий, клавишник группы "Звуки Му" Павел Хотин; участник легендарного первого состава группы "Аквариум" и группы "Звуки Му" Александр "Фагот" Александров; Василий Шумов, лидер группы "Центр" и продюсер альбома "Звуки Му" "Простые вещи".
- Первый вопрос. Как вам без Петра Мамонова? Уже давно Петр Мамонов существует сам по себе, а группа "Звуки Му"... Это два отдельных мифа, я бы так сказала. Так вот, каково вам, Александр Липницкий?
Александр Липницкий: Надо сказать, что в дни юбилея я себя чувствую очень легко в контексте твоего вопроса. Я думаю, что если бы у Петра было какое-то внутреннее напряжение по этому вопросу, то он, обладая мощнейшей энергетикой и сыграв юродивого в известном фильме "Остров", мог бы нам испортить праздник. Но он этого не сделал. Наоборот, он нам пожелал его отметить очень легко, позвонил, поздравил. И поэтому юбилей группы нам удалось отметить очень легко и весело.
- А кто пел за Мамонова, можно поинтересоваться?
Александр Липницкий: Практически все участники нашего сегодняшнего разговора, кроме меня, потому что я пока что очень боюсь петь. Хотя уже в этот раз я хотел спеть.
Василий Шумов: Обычно рождение группы ассоциируется или с первым концертом или с первым альбомом. И сам факт тот, что группа существует, неважно – с Петром Мамоновым или в данное время без него, говорит о том, что жизнь продолжается. Я являюсь большим поклонником того, чтобы не смотреть в прошлое, а наоборот, смотреть туда, где мы сейчас находимся, или, по крайней мере, в будущее.
Мне почему-то кажется, что у ребят есть хорошее будущее. Они как-то немножко стесняются, что ли. Я им говорил уже несколько раз, что надо записать новый альбом. Я предлагаю свою помощь как продюсер или просто как сочувствующий человек - записать их именно в том виде, в каком они сейчас есть, и провести как бы национальный проект. Потому что эта группа, я считаю, - национальная, национальный ансамбль...
- Национальная идея алкоголизма?
Василий Шумов: ...психоделии, скорее. Потому что они были инноваторами именно этого творчества. Вот у нас были художники, визуальное искусство, изобразительное искусство, которое где-то можно отождествить по посылу, Зверев, допустим, приходит на ум. Ну, вот эти наши нонконформисты 1980-ых годов, того же периода. А групп таких не было вообще. И с тех пор не так много их появилось. Естественно, мне трудно об этом судить, потому что я в последние годы жил в Калифорнии. Но, по крайней мере, глядя на то, как они начали, я думаю, что они спокойно могут и продолжить.
А то, что Петр как-то отошел от музыки, - это совершенно нормальный процесс. После того, как любой ансамбль существует больше трех-пяти лет, начинается смена состава, люди приходят, люди уходят, умирают даже… Здесь какой-то большой драмы нет. Ребята играют. И я им предлагаю записать свой альбом –новый альбом группы "Звуки Му".
Александр Александров: Для меня, собственно, не было даже вопроса о том, кто сейчас играет в группе, есть ли Петя или нет. Он, вообще-то, есть. Когда мы все собираемся, мы этим как бы организуем какое-то новое качество личности. А поскольку все участники группы сами по себе самодостаточны как музыканты и как артисты (возьмем такое широкое слово), то в этом коллективе создается какое-то совершенно новое качество. Причем настолько сильное, что, несмотря на силу Пети как личности, как артиста, его отсутствие не настолько уж является моментом нехватки чего-то. Все в порядке. Песни те же, идеи остались. Жизнь продолжается. И в общем, он был вместе с нами на сцене в эти юбилейные дни и остается в жизни всегда.
Павел Хотин: Что касается отсутствия Петра, тут у меня, скажем так, наблюдается раздвоение личности. С одной стороны, очень жаль, что его нет, поскольку такого актера, как Петр, на рок-сцене, не побоюсь этого слова, найти очень сложно. И сыграть его, наверное, и не удастся. Да и не надо, скорее всего. А с другой стороны, человек сделал такой определенный выбор. Он связан с его какими-то религиозными, то есть достаточно глубокими и осознанными убеждениями. И если он это сделал, значит, это так и должно быть.
- Давайте послушаем Ольгу Свиблову, директора Московского Дома фотографии.
Ольга Свиблова: "Звуки Му" в моей биографии появились где-то в середине 1980-ых годов. Они появились как звук, который трубил о том, что что-то начинается. А дальше вся Перестройка как-то с ними и закрутилась.
И "Звуки Му" - это, конечно, еще и Петя Мамонов в "Такси Блюз". В этом фильме я уже не просто почувствовала, а поняла и смогла отрефлексировать, что начался какой-то новый период в жизни. Это фильм про то, как произошел перевертыш, и люди, которых не было, вдруг вошли в историю. А те, которые были и, казалось бы, ею управляли, из нее ушли. И вся коллизия была в том, как все поменялось, как России это свойственно. "Кто был ничем, тот станет всем". Этот замечательный девиз, который революция повесила на свое знамя, у нас происходит циклически. И герой Мамонова в какой-то степени играл сам себя. Он был знаком того, что идут другие люди, другая харизма, другие ценности, и они начинают определять время. То есть они его не просто определили, а они еще и артикулировали эту проблему. Вот это для меня были "Звуки Му".
Вот сейчас, когда Мамонов появился в фильме "Остров", я все-таки Петю не могу воспринимать оторванно от этих песен, несмотря на то, что его жизнь лично уже складывается по-другому. Это все равно кусок Пети Мамонова. И то, что было запущено 25 лет назад, сейчас прорастает. И Петя сам в какой-то степени следует написанным тогда словам. Но появился фильм "Остров", в котором Петя играет уже другого героя – героя-юродивого. И это тоже интересно, тоже как-то удивительно совпало со временем.
А сейчас, когда я слушала "Зуки Му" в клубе "Маяк", это снова был момент какой-то свободы. Потому что перед кризисом мы все как-то сжались, скукожились, и от этого возникли какие-то "зажимы" перед временем, перед тем, что будет. Я туда пришла, и так весело, так чудно там танцевали на стульях, и так удивительно было видеть движения и звук слышать... В этом было раскрепощение, какая-то удивительная радость… Все как-то вернулось на четверть века назад, по спирали пошло. И я понимала, что это уже не просто встреча с друзьями, не просто встреча с Сашей Липницким, которого я знаю как раз четверть века, или с другими героями группы, а это представление о том, что все начинается заново. И время должно раскрыться, как звук "Му-у-у-у". И это тоже очень правильно и очень вовремя.
Они даже внешне почти не изменились, мне кажется. Может быть, это иллюзия. Но звучат они так же, и такое же действие производят в душе. И слушать их сегодня оказалось безумно интересно, и не потому, что ты их вспоминал, а потому что ты в этот момент не думал, ты в этот момент чувствовал вот это раскрытие большого дыхания. Жалко, что Мамонова не было. Но Мамонов теперь – Иван Грозный. Это мы увидим, как только он появится на экране.
- Давайте вернемся в год 1984. Еще Советский Союз на дворе, и мы еще не понимаем, что скоро начнется Перестройка, и все пока запрещено. Ваших коллег в Петербурге всячески притесняют...
Александр Липницкий: Наоборот, притесняли в Москве. В Питере-то как раз, как известно, комитетчики организовали рок-клуб, и к 1984 году он отлично существовал. А в Москве, где маразматики во главе с Черненко правили бал, наоборот, запретили практически все концерты. И к моменту нашего первого выхода на сцену лидер "Воскресенья" сидел в тюрьме. Через полтора месяца, сыграв в первом нашем концерте, Жанна Агузарова из "Браво" тоже была отправлена за решетку. И этим занимался Комитет госбезопасности. Поэтому мы-то как раз вышли на сцену в самое гнусное и тяжелое время, в полнейшее разложение советской власти.
Я организовывал именно первый концерт. И сделал это, не побоюсь быть нескромным, мастерски. Потому что это можно было сделать, только соблюдая все правила конспирации. То есть то, с чем большевики пришли к власти, конспирируясь много лет перед царской охранкой, нам пришлось с гитарами сделать в 1984 году. Причем никто не желал свержения власти, в отличие от большевиков. Просто это было элементарное самовыражение, чтобы заявить о своих правах. Цой через год написал как раз эту песню: "Мы пришли заявить о своих правах". Собственно, это и было главным стимулом.
Мы сделали концерт в школе под маркой вечера встречи выпускников. Конспирация была полнейшая. Встречались просто у каких-то часов. День был очень морозный, чудесный январский вечер. И пробирались переулочками, чтобы никого не "свинтили". А потом практически всех участников вызывали во все отделения милиции города, где вместе с местным заместителем начальника отделения, сидел представитель Госбезопасности, человек в штатском, и спокойно расспрашивали: "А что вы делали в этой школе? А кто там был?". Туда не проник ни один их агент, на самом деле. Кстати, Василий Шумов пел песни в том концерте, и тоже рисковал, можно сказать, свободой. Сейчас даже никто из молодых слушателей и не поверит, до какого маразма могли докатиться руководители Советского Союза.
- Давайте послушаем Василия Шумова - что он помнит о том концерте?
Василий Шумов: Ну, я помню подготовку к концерту, потому что я с ребятами дружил еще до этого. И они очень сильно мандражировали. Понятное состояние. У них в концерте была театрализация. Не знаю, то ли это был план - как бы сгладить вот эту небольшую, чисто музыкальную неуверенность перед первым выходом на сцену, или у них была какая-то театрализованная концепция. С вами художник дружил тогда, по-моему, Вадик. И у них на сцене, помимо обычного рок-комплекта - барабанов, "усилков" и всего, что смогли туда привезти… Тогда же тоже проблемы с аппаратурой были дикие. Помимо того, что играть было нельзя, так еще и играть было не на чем! Так вот, они использовали маски. Это Вадика маски, да?
Александр Липницкий: Нет. Маска была художника-"семидесятника" Кука.
Василий Шумов: Это была чья-то идиотическая физиономия в метр высотой...
Александр Липницкий: Она была очень большая. Я думаю, в стилистике африканских масок.
Василий Шумов: Но она почему-то была чисто какого-то советского воплощения. То есть она еще более усугубляла и без того тяжелую ситуацию. И вы еще по очереди ее надевали...
Александр Липницкий: Нет, мы ее надели на гитариста Алексея Бортничука, младшего брата Мамонова, который буквально три дня как вернулся из лагеря, где сидел за тунеядство, и еще не влился в группу. На него надели маску и охотничьи резиновые сапоги.
Василий Шумов: Я принимал участие в концерте, что называется, шел номером, ну, несколько песен я сыграл, как и остальные гости. Сколько, час вы играли?
Александр Липницкий: Нет, восемь песен за 30 минут мы сыграли.
Василий Шумов: Короче говоря, у них было основное время на сцене. И публика в зале была совершенно, если можно так сказать "из белого в черное", контрастная,. Там, допустим, были друзья ансамбля, музыканты, типа меня, а также обычные советские выпускники школы. Уже инженеры, архитекторы, приличные советские люди, с женами, в нутриевых шапках, в пальто. И естественно, они сами этого не ожидали - они же шли на вечер выпускников. И если в то время сказать, что "тут у нас будет играть ансамбль из выпускников ", - первая мысль: "какой-нибудь типа вокально-инструментального, с песнями, как любой ВИА 1980-ых годов в СССР". Ну или барды какие-то.
И можно было сразу понять, кто – свои, кто – "и вашим, и нашим", а кто просто обыкновенные выпускники. Все "свои" были в ломину пьяные, включая и меня самого. И это не потому, что специальное мероприятие было, а потому что это была ежедневная процедура. Мой приятель, с которым я выступал, Володя Рацкевич из группы "Рубиновая атака", еще более старшего поколения московского рока, чем мы, имел базу на "Маяковской". И мы прямо с самого дня с ним там пили, готовились идти на концерт. И мы уже пришли, ну, в нормальном состоянии, то есть уже были готовы выступать... И все наши друзья как на праздник пришли. А вот эти выпускники и те, которые как-то испугались, думают: "Все, сейчас всех "свинтят". И карьера накроется". Советская карьера в советской филармонии, куда они стремились. То есть, с одной стороны, часть людей сильно напряглась, потому что они понимали, чем это может закончиться. А часть людей, типа меня, просто потому, что "свершилось"... Наконец-то, они выступили. Я знаю, как они долго готовились и волновались, даже сомневались в том, стоит ли концерт давать. Не по причине того, что "свинтят" или еще чего-то, а по причинам чисто артистическим, боялись, что они не готовы, что "облажаются".
- Ну, "рок-н-ролла без лажи не бывает", как мы знаем.
Василий Шумов: Но они не рок-н-ролльная группа – вот в чем все дело. Допустим, я начинал обычный путь музыканта тех лет – я играл в школьном ансамбле, я играл на танцах, я учился играть на инструменте. А они шли совершенно другим путем. То есть у них нет как бы школы, на которую можно опереться.
Александр Липницкий: Это правильно (смеется).
Василий Шумов: И поэтому так их и воспринимать надо, не с точки зрения академизма. У нас же тогда кроме "The Beatles" и каких-то западных групп вроде "Pink Floyd", народ же ничего толком-то не знал, вот эти выпускники школы. И когда они это увидели, они же узнали, что да, "они с нами учились, и во что они теперь превратились. И сейчас нас тут всех свинтят вместе с ними". По 15 суток давали тогда за все. Поэтому концерт был довольно-таки контрастным.
- А вы помните, какие песни там звучали? "Бутылка водки" уже была написана к тому времени?
Павел Хотин: Да, но она не звучала. Но я совершенно точно помню, что игрался "Темный Му", игрался "Серый голубь".
Александр Липницкий: "Зима" и "Источник заразы".
Василий Шумов: "Шубадуба блюз".
- Да, я представляю лица этих выпускников, которые услышали, например, первый раз "Источник заразы".
Павел Хотин: Все песни радикальные, в общем, по-своему.
- Павел, может быть, вы расскажете о том, как вы этим радикальным текстам придавали замечательный саунд?
- А 28 января 1984 года что было со звуком на сцене этой самой школы?
Павел Хотин: Ой, там было все ужасно, конечно, со звуком. То есть это была, честно говоря, помойка просто. Помоечный был концерт. Но форма была помоечная, а содержание было необычное, потому что, действительно, было новое слово.
Василий Шумов: Я хотел бы добавить насчет аппаратуры и звучания на сцене. В 1984 году то, что у них было на сцене, было даже очень неплохо. Потому что у Саши был хороший басовый усилитель...
Александр Липницкий: Нам помогали друзья.
Василий Шумов: К тому времени наша группа была хоть как-то известна, мы до января 1984 года играли несколько лет. И я играл в таких же ситуациях. И с аппаратурой, что у них была, то, что Паша сейчас назвал помойкой, - это было очень даже ничего по тем временам. Потому что играть было не на чем вообще. Аппаратура была среднего пошиба у кабацких музыкантов. Ну, какие-то деньги они зарабатывали, в кабаках, и еще прифарцовывали, и у них своя какая-то более-менее по тем временам была аппаратура. Но по сравнению с тем, что было в нашем андеграунде... мы же все были так называемыми "подпольными группами". Поэтому у "Звуков" на концерте было не так уж плохо.
Павел Хотин: На самом деле, дело не в аппаратуре. Аппаратура может быть любой. Дело в подходе. У нас не было своего звукорежиссера тогда, и мы об этом особо и не думали. А звукорежиссер – это как вратарь в команде, он может из прекрасного концерта сделать г. полное, а может из какой-то очень посредственной группы, благодаря своим знаниям сделать просто прекрасную картинку, и все будут в восторге. Такое я не раз слышал. Это очень важный человек. Просто я, в отличие от других господ музыкантов, увлекался тогда джазом, джаз-роком и играл "Deep Purple". То есть я был, может быть, чуть более подкованным музыкантом, чем они, поэтому, наверное, и удавалось.
- Саша Александров не был на этом первом концерте, не участвовал в нем. А что вам вспоминается из того времени, из этих первых, безумных лет существования группы?
Александр "Фагот" Александров: У меня очень интересно получилось. Когда я играл в "Аквариуме", я доиграл до фестиваля "Тбилиси-80". И после этого пошел учиться в консерваторию. А сочетать учебу в таком учебном заведении и одновременно играть в такой уже на то время известной группе было просто невозможно. Пришлось сделать пятилетний перерыв на подтягивание своего образования. И после этого я поехал в Москву. Связи Питера и Москвы в то время - практически это, наверное, был поезд "Москва-Ленинград". В нем, собственно говоря, вся советская рок-музыка и жила. Туда, конечно же, подтягивались еще какие-то ребята с Урала, из Сибири, эпизодические, но достаточно яркие личности. А основной русский рок советского периода как раз и был именно в поезде "Ленинград-Москва", в "Красной стреле". Я приехал в Москву, просто шел по Каретному ряду, и вдруг увидел моих старых знакомых Петю и Сашу. А они, по-моему, шли на репетицию. И Петя говорит: "О, пойдем на репетицию". Я говорю: "Пойдем". И собственно, с этого момента, в общем, так и прошло приличное количество времени...
- То есть, Вы были уже академически образованным музыкантом? И Вы попали в эту компанию, я бы сказала, панков, разрушителей всего святого и прекрасного, с такими текстами кошмарными?
Александр "Фагот" Александров: Да, совершенно верно.
- А как вы там себя чувствовали?
Александр "Фагот" Александров: Да, я ведь начал с группы "Аквариум". Собственно, что такое был наш концерт "Тбилиси-80"? Мы, в общем-то, разрушили весь этот фестиваль. Или не разрушили, а наоборот, придали ему какой-то исторический момент. Там было много, конечно, замечательных музыкантов. И группа "Гюнеш" была, и "Машина времени" тогда звучала. То есть все шло очень хорошо. А мы как раз сыграли панковскую программу, с которой демонстративно ушло жюри, несмотря на свои очень лояльные взгляды. И композитор Саульский, друг и уважаемый человек... все-таки социум давил тогда настолько сильно, что его это подвигло уйти из зала именно во время нашего выступления. А за ним потянулись все остальные члены жюри.
И вот, собственно, параллель-то в чем? Этот последний концерт в Тбилиси, и потом пятилетнее обучение в консерватории, потом игра в оперном театре, в симфоническом оркестре... Я соскучился по всему этому, по этой энергии. Ведь панк – это не всегда разрушение. Панк – это внутренняя ситуация личности в какой-то общественной структуре. И когда эта общественная структура его не устраивает, то этот панк, в общем, ее переделывает на свой лад. И у меня даже не было внутреннего вопроса: играть или не играть. Мы встретились, и после первой репетиции я сразу понял, что я пришел. И все, это мое, и мне от этого никуда не деться.
- Образ лирического героя группы "Звуки Му" - это алкоголик, дебошир, немножко аутист, человек асоциальный, однако с каким-то здоровым и веселым месседжем, с посланием городу и миру, которое довольно быстро было прочитано народом. И у группы появилось множество поклонников. А вы чувствовали, что вы такие необыкновенные разрушители всего и вся?
Павел Хотин: Ну, что необыкновенные, наверное, чувствовали, а вот того, что разрушители всего и вся, наверное, не чувствовали. А что касается поклонников, все это было очень и очень постепенно и плавно. И я понял, что что-то мы собой представляем что-то такое особенное... Наверное, все-таки это конъюнктурные соображения, когда Брайан Ино пришел, появился у нас в студии – тогда я понял, действительно, что это – дело.
- Это когда вам предложили запись альбома?
Павел Хотин: Да. Это было достаточно фантастично. Были люди где-то на Западе, далеко-далеко, и вдруг появляется вот такой человек, и ты его воочию видишь, какую-то легенду. Значит, что-то в нас было такое, что его заинтересовало, было необычное, ну и вместе с тем, клевое, говоря простым языком, что его привлекло, наверное. Потому что он много слушал всего, и у него были значительно более музыкальные, подкованные и интересные коллективы, предложения, и почему-то он выбрал нас.
Александр Липницкий: Брайан Ино получил о нас представление, помимо каких-то видеозаписей, именно благодаря альбому "Простые вещи", который мы записали с Василием Шумовым, когда он просто взял за холку нашу группу и сказал: "Сейчас или никогда!".
- Меня больше всего интересует драйв того времени. Меня, вообще-то, давно мучает мысль: почему рок-н-ролл сейчас – это совсем не то, что рок-н-ролл тогда?
Александр Липницкий: Если про драйв - мы тут как раз вспоминали, и Вася сказал, комментируя один наш знаменитый концерт в "Метелице", когда Мамонов выкинул нашу дорогущую гитару... То есть гитару можно было купить только за границей, и у нас была самая лучшая, и он ее, войдя в раж, бросил просто в толпу, раскрутив над головой. И ее каким-то чудом поймали и вернули на сцену. Но Вася вспомнил ситуацию, что после этого все говорили, что у других групп есть поклонницы, цветы дарят, а вам ноги целуют. А я его поправил: "Нет, в тот вечер Мамонову две женщины, в него влюбленные, так скажем, кусали его ботинки, войдя в раж". Вот это – драйв.
Василий Шумов: Я бы хотел немножко уточнить предыдущую тему насчет того, что панки были разрушителями чего-либо.
- По крайней мере, эстетических границ.
Василий Шумов: И вот насчет эстетики туда же я хочу чуть-чуть пояснить. Многие ансамбли, да и вообще музыканты, начинают с того, что они кому-то немножко подражают до тех пор, пока у них появится свой стиль. В искусстве обычно это такой путь. Человек вдохновляется, глядя на что-то или слыша что-то. А потом у талантливых людей вырабатывается свой стиль. В отличие от многих групп, которые появлялись в начале 1980-ых годов, группа "Звуки Му" была совершенно уникальным ансамблем, потому что они не копировали обычную стилистику тех панков. В конце 1970-ых годов были группы "The Sex Pistols", "The Stranglers", "The Clash" - это британский панк-рок, "Ramones" - американский. И многие группы были их производными. В частности, было как-то понятно, что слушают многие ленинградские группы тех лет. А у группы "Звуки Му" такого вообще не было. Если я с Петром дружил, то я знаю, что он любил Капитана Бифхарта и Фрэнка Заппу. Но этим музыкантам подражать невозможно. И поэтому большая уникальность группы "Звуки Му" изначально в том, что у них нет никакого точного образца, с чего они начинали.
Допустим, группа "Центр" - это была первая группа "новой волны", не знаю, в Москве или в СССР. И до сих пор где-нибудь, наверное, пишется: "Василий Шумов, дедушка "новый волны". Или прадедушка, или отец. У группы "Звуки Му" такого не было вообще. Я не знаю ни одного нашего отечественного состава, у которого не было бы такого… точного что ли... вот этой печки, от которой они оттолкнулись. Это уникальный факт, который я могу засвидетельствовать как очевидец, и теперь уже глядя назад, как историк того времени.
Александр Липницкий: У меня есть этому очень простое объяснение. Потому что все-таки я еще и рок-критик. Дело в том, что все рок-музыканты, что Запада, что СССР, включая и Василия Шумова, начинали заниматься рок-музыкой молодыми людьми лет в 15-18. А мы с Мамоновым вышли на сцену в 1984 году, когда ему было 32 года, а мне 31. Мы были уже просто зрелыми людьми. И сплавили наши вкусы во что-то свое.
- Как рассказывала нам советская критика, рок-музыка - это музыка социального протеста. Вы так о себе думали? Или это была музыка, наоборот, социального эскапизма – "трава не расти"? Я пытаюсь понять, в чем состояло и состоит уникальное обаяние группы "Звуки Му".
Василий Шумов: Из-за этой уникальности ансамбля у них есть какое-то подсознательное влияние на слушателей и на зрителей. Как люди воспринимают искусство? Они что-то новенькое увидят и пытаются с чем-то сравнить, чтобы попасть в какую-то зону комфорта, начинают рыться в своей памяти, в каких-то своих ассоциациях: "Ага, это панк-рок. Ну, теперь мне уже легче это воспринимать, потому что я уже понял стилистику. Я люблю панк-рок". Или: "Я не люблю панк-рок". Или: "Я очень старый для панк-рока". А когда люди попадали на концерт или слушали записи группы "Звуки Му" начала 1980-ых годов, у большинства наступала потеря вот этого комфорта, потому что они не могли на что-то опереться для того, чтобы это как-то абсорбировать и критически для себя поставить это дело в какую-то рамку.
Сейчас мы празднуем 25-летие группы "Звуки Му", и я повторюсь, что это из мне известных наш самый уникальный русский ансамбль. Я много изучаю рок-музыку и вообще музыку, искусство, и я не могу найти вот эту производную, кроме как русскую психоделию, которая совершенно нематериальна, она не существующая, это не из какого-то модного музыкального журнала 1980-ых годов произросло, как многие ансамбли, из каких-то записей, которые мы слушали в то время и коллекционировали. Впрочем, хотя слово "психоделия" не русское, но понятно, о чем идет речь. Это произросло из чистого подсознания и какой-то энергетики именно того времени.
Мы говорим об СССР. Саша говорил, что 1984 год был наиболее лютым для московских подпольных ансамблей, и вот это все вместе как-то и набрало критическую массу и выдалось на сцене, в сценической презентации. Долгое время они же записаться не могли. Почему, в конце концов, я им помог сделать первый альбом? Потому что у них вот эта психоделия постоянно изменялась, от концерта к концерту. Я вот ходил, допустим, на ансамбль "Kraftwerk". Что они играли 20 лет назад, что они играют сейчас – это "в ноль" то же самое. И в основном музыканты там функционируют, они играют на автомате. А если эти играют на автомате, то это не тот автомат, хотя песни те же самые. Это невозможно рационализировать в каком-то предложении и поставить точечку. И эта уникальность, я считаю, она до сих пор остается.
- Русская психоделика во многом основана на крепком алкоголе.
Александр Александров: Совершенно верно, именно на крепком алкоголе. Ну, это понятно – по климатическим причинам. Вот сейчас зима, например. Можно, конечно, пить пиво, но холодно...
Василий Шумов: Русская психоделика необязательно должна быть по пьяни.
Александр Александров: Да-да, конечно.
Василий Шумов: В совершенно трезвом состоянии люди такие вещи делают и делали в то время, ну и сейчас продолжают, что нельзя сказать: "Ну, человек алкоголик, вот он выпивает...". Я слышал в новостях, что в Петербурге человек пропьянствовал три недели в течение Нового года, а потом выпрыгнул из окна с криками "Да здравствует Новый год!". Во-первых, эту фразу "Да здравствует Новый год!" я не могу перевести на английский язык, чтобы точно передать суть. Вот у вас американская радиостанция, вот вы сделайте quiz для ваших радиослушателей: как перевести прыжок с восьмого этажа с криком "Да здравствует Новый год!" после трех недель психоделики? Вот она, эта русская психоделия. Но ее невозможно ни перевести, ни с чем-то сравнить, ее можно просто понимать и быть ее частью.
- Каковой частью и является группа "Звуки Му".
Павел Хотин: Мы тут забываем, говоря про русскую психоделию, о том, что все-таки все песни практически были написаны Петром Мамоновым, и что сама по себе личность Петра, является, может быть, иконой психоделии в то время. Потому что 60 или 70 процентов этих песен, то есть значительно большая их часть была написана как раз, как это ни парадоксально, в тот момент, когда он бросил пить, когда от него ушла любимая девушка, и у него были очень серьезные вопросы, видимо, быть или не быть вообще. И он сублимировал все эти свои вопросы в творчестве. Тогда за полгода или за год, живя в Чертаново в полном одиночестве, в какой-то однокомнатной квартире он и выдал на-гора что-то на грани бытия и небытия. То есть, это было пограничное состояние.
Александр Александров: Начиная тему так называемой русской души, связанной непосредственно с алкоголем, я не имел в виду группу, на самом-то деле. Потому что алкоголиков таких, которых надо лечить от этого, множество... Но это не значит, что это люди, которые без стакана не берут гитару в руки, не выходят на сцену. Это совершенно по-другому. Почему группа состоялась и почему на нее ходят? Это как раз общее выражение состояния народа – вот в этом главная фишка. Тем более, еще с этой безумной, пардон, антиалкогольной политикой государства, которая просто довела людей до такого, что даже тех, которые об этом не думали, заставляли быть алкоголиками. Они гнали в квартирах самогон и так далее. Это странное отношение государства к собственному народу... даже не странное, а какое-то страшное, на грани уничтожения нации, вообще-то...
Александр Липницкий: И кстати, государство добилось успеха – в стране уже на 5 миллионов людей стало меньше с 1984 года.
Александр Александров: Конечно. И до сих пор, между прочим, ничего не изменилось и продолжает как-то работать, что очень странно.
Александр Липницкий: Кстати, одна короткая веселая история. А то у нас грустный разговор какой-то. Лучшая история в связи с сухим законом, она абсолютно наша, "Звуков Му". Сухой закон. Мы играем триумфальный концерт в Таллине, живем в лучшей гостинице города "Виру". Нас принимает мэр города, ну, тогда он был не мэром, а председателем местного горкома партии. И метрдотель мне извиняющимся голосом говорит: "Вы знаете, у нас запретили весь алкоголь". Говорит этот эстонец: "Михаил Горбачев отдал приказ не купить выпивки". Я говорю: "Не расстраивайте ребят. Что-нибудь придумайте". Он говорит: "Только безалкогольное шведское пиво, самое лучшее". У меня мгновенная реакция, как у менеджера: "Только не говорите им. Мы никогда не пробовали безалкогольного пива. Поставьте два ящика". Братья Мамоновы ставят у себя два ящика и через 40 минут засыпают за столом оба. А когда их уже надо переводить в номера, я, разозлившись, говорю Петру Николаевичу: "Петя, вставай!". Он не встает. Я говорю: "Пиво безалкогольное". Он тут же открывает глаза. И когда я начинаю будить его брата, он говорит: "А брата не трогай".
- Скажите, вот сейчас, в нынешней ситуации, которая некоторым парадоксальным образом начинает напоминать советские времена (я имею в виду и то отношение государства к народу, о котором вы говорили, и появление протестных движений, и "маршей несогласных", то есть весь объем этого времени, который достаточно многим людям напоминает возвращение "совка"), - возможно ли появление таких мощных рок-групп, какими были и "Звуки Му", и другие, что называется, "золотая десятка", что ли, русского рока?
Василий Шумов: Я думаю, что такого, как мы наблюдали и проживали времени в начале 1980-ых годов в плане рок-музыки, такое больше не повторится. Первая причина – прошло уже почти 30 лет с тех пор. Мир изменился. Поколение тех молодых людей, которых мы сейчас рассматриваем как будущее среди музыкантов, оно вообще другое. У них уже есть ярко выраженная коммерческая составляющая всего, что они делают. Они уже стали продуктами рыночной экономики, фримаркета. А те вещи, о которых мы говорим, они нематериальны, они не являются товаром широкого потребления, это не производная "consumer society".
Но всегда бывают исключения из правил. Как тогда была группа "Звуки Му" полным исключением из правил, о которых я уже рассказывал. И музыкальным, и по составу, и по посылу, и по энергетике. Всегда есть место в русском обществе для таких исключений из правил, которые становятся потом эпохой. Вот для меня группа "Звуки Му" - это своего рода эпоха, которая до сих пор еще продолжается, потому что они еще существуют и функционируют. Поэтому я считаю, что это только может быть как какое-то исключение из правил, но не массовое явление, не какое-то движение, кем-то поддерживаемое. Остается только надеяться на исключение из правил.
Александр Липницкий: У меня, к сожалению, более беспощадный диагноз и более пессимистичный прогноз сегодняшней эпохе. Если вы помните, во второй половине XIX века великая русская литература стала заканчиваться, и на ее место пришли просто террористы. И вот мне кажется, что у нас точно такая же ситуация. То есть бесстыдство сегодняшней власти таково, что они могут вызвать протест только среди людей с оружием. Вот что печально. И тут уже дело не до музыкантов, не до поэтов, не до художников. Мне кажется, что у нас грядут вот такого рода изменения, печальные потрясения.
Александр Александров: Я полностью согласен с предыдущим оратором, потому что есть исторические процессы, и социально-исторические процессы в обществе, и процессы развития культуры в этом самом обществе. И они связаны просто напрямую. Если приоткрыть завесу, пользуясь цитатой из Ильфа и Петрова, можно видеть состояние общества и состояние, соответственно, культуры в начале тысячелетия, в середине и в конце. Конец какого-то исторического периода обычно является каким-то взрывом - культурным, экономическим и так далее. А начало – это всегда либо какое-то брожение… То есть начало чего? Создание чего-то нового. Потом в середине это новое как-то развивается. И к концу все это оформляется в явления, которые, в конце концов, характеризуют этот век.
Павел Хотин: Для меня это очень сложный вопрос. Вот Вася ответил, что невозможно, и я, скорее, с Васей согласен. Потому что очень сильно изменилось технологическое состояние общества и культуры. Это связано с тем, что сейчас восприятие мира значительно более индивидуально. Рухнули некоторые границы и барьеры, что является, безусловно, в чем-то плюсом, а в чем-то и минусом. Потому что когда нет точки опоры, стенки, в которую можно упереться, то и не возникает вектора напряжения. Все очень сильно индивидуализировано в плане искусства, как я понимаю. И вообще такое явление, как группа, оно уходит, к моему великому сожалению, в прошлое. Потому что сейчас, скажем, западные составы, они являются, что называется, очень подвижными, когда приглашается один музыкант, другой… То есть ситуация меняется очень и очень быстро, и уже нет понятия "группа". Группа – это все-таки некая стая, банда, действительно, как она называлась, людей, которые живут вместе, объединены общими интересами, им нравятся одни и те же девушки, они за одно и то же переживают. В общем, это общность, секта. А когда ситуация вот этой секты уходит в обществе, то я не знаю, может ли появиться рок-группа. Думаю, что нет, к сожалению. Если возникнет какое-то сообщество людей, как раньше было, ну, какие-то именно группки... Группа – это и есть группа, какой бы она ни была, - группа ученых или группа изобретателей, или группа, пардон, террористов, но все равно это группа. А если группы нет, значит, нет и явления.
