Ирина Лагунина: 16 февраля в Тбилисском оперном театре прошел благотворительный концерт в помощь пострадавшим в ходе военных действий в Грузии летом прошлого года. Организовала его певица Нино Катамадзе, та самая Нино, которая приехала в сентябре прошлого года в Россию, чтобы участвовать в концертах «Не стреляй!» Юрия Шевчука. С джазовой певицей в Тбилиси встретился Олег Панфилов.
Олег Панфилов: Новый год Нино Катамадзе, популярная джазовая певица, начала с нового альбома, который вышел незадолго до новогодних праздников. Предыдущие альбомы назывались «Блейк» и «Вайт», новый называется «Блю», и он отличается тем, что Нино его записала вместе с украинским симфоническим оркестром. Но помимо яркого творчество и неповторимого голоса Нино неожиданно для многих предстала и человеком с твердой гражданской позицией. Впрочем, для грузинской творческой интеллигенции, как было принято называть артистов еще недавно, гражданская позиция бывает важнее. Почему Нино откликнулась на предложение Юрия Шевчука принять участие в концерте «Не стреляй!»? Что она думает о российско-грузинских отношениях?
Ты не испугалась ехать на концерт Шевчука?
Нино Катамадзе: Нет, не испугалась. Такого чувства не было. На самом деле, когда он позвонил, у меня было такое ощущение, я ему сказала: где ты был до сих пор? Я ждала действенного человека, который хотя бы захочет мне сказать и позвонить. Это не из-за того, чтобы кто-то мне позвонил из друзей, они не болели за эту ситуацию. Даже у нас был внутренний конфликт, у нас один друг перед поездкой отказался ехать туда.
Олег Панфилов: Друг из Грузии?
Нино Катамадзе: Друг – музыкант, который сопровождал нас, дирижер, который сопровождал. Мы говорили, поднимали тему, что такой случай, если ты не чувствуешь, не понимаешь, почему идешь туда и что ты хочешь этим сказать. Это все понятно, потому что эта тема индивидуальная. Кто-то может высказаться здесь, кто-то хочет поехать. Внутри, где очень вспыльчивая ситуация, и ты хочешь сказать. Потому что музыка – единственная возможность, где мы могли что-то высказать. И как-то было сложно изнутри, потому что это грузинский язык, слушатели Шевчука специфические, на тему реагируют, они совершенно другие оказались.
Олег Панфилов: Ты всегда очень хорошо чувствуешь зал. Что ты почувствовала, когда ты пела? Ссылка на то, что это грузинский язык, я думаю, не очень верна, потому что Советский Союз пел «Сулико».
Нино Катамадзе: Я не это имела в виду. С точки зрения грузинского языка, когда в твоем концерте ты можешь петь до утра на грузинском. Просто удержать зал 20 тысяч человек, которые конкретно не твой слушатель. Я чувствовала, что они пришли поддержать всех. Это было мало того, что было в Москве, там было до 20 тысяч человек. 4 сентября был концерт с оркестром «Новая классика», а 26 уже был в Питере был концерт, где было 32 тысячи человек. Но Юра Шевчук сам организовал этот концерт, не помог никто просто. Еще он выделил деньги. Мы встречались, цель этого концерта, просто был такой месяц, что не стрелять просто. Там был видеоролик, который сопровождал, там настолько страшно. Потому что он побывал везде, где была война, где больно, где страшно, где нужно поддержать, он всегда рядом. И еще была цель, чтобы собрать деньги. Он лично собрал и передал часть денег нам для беженцев и часть, чтобы в Цхинвали что-то. Конечно, существует конкретная история, что Россия воюет с Грузией. Но среди людей вот мост, чтобы оставался для людей, у которых есть желание жить, продолжать с любовью, чтобы не было чувства страха, чтобы не было чувства ненависти, как-то преодолеть чуть-чуть выше этого, несмотря ни на что. Это очень больно и непонятно. Но иногда творческим людям, которые в процессе, встречаются с людьми, им приходится сделать намного раньше что-то. Могут произойти неприятности, потому что могут не понять. Нам в принципе нам никто не говорил, но я чувствовала, что не приглашают на какие-то концерты. Я что-то чувствовала.
Олег Панфилов: А у тебя не случилось того, что случилось с Бобой Кикабидзе или с Ирмой Созхадзе, им просто перестали звонить друзья из России.
Нино Катамадзе: Я, когда мне позвонили, спросили, что я думаю по поводу Кикабидзе. Я им сказала, что, представляете, человек отменил свой концерт, юбилейный концерт. Это не 40 лет, не 30 лет – 70 лет. И раз он отказался от этого, значит у него был повод для этого. Фактически все вместе с вами создал человек и вместе с вами жил, он отказался от своей жизни практически. Мало того, я женщина, я могу высказаться легче, но он мужик, он грузин. И как он мог, как он чувствовал, так он и сказал. Еще есть один очень важный момент. Мы тоже думали, нужно ехать или нет. Но когда кто-то ждет тебя, обязательно нужно поехать туда. Что произошло с Нани Брегвадзе именно 15 августа, даже если она нашла внутри силу, чтобы поехать, хотя бы придти, сказать: ребята, я приехала, но не могу петь, мне внутри плохо. Еще была ситуация, что рекламная кампания концерта началась в конце мая, у меня сейчас в апреле концерты, уже афиши висят. Дело в том, что я могла не поехать. Если бы один человек сдал билет, могло бы произойти, что кто-то сдал билет. Наоборот, мне писали, что будет плохо, если Нино не приедет, мы сохраним этот билет, мы поймем, если она не приедет. Я не могла не поехать.
Олег Панфилов: Нино, как объяснить то, что из российских артистов только Шевчук так отреагировал на то, что произошло в августе? Есть артисты, которые наоборот, например, Лолита Милявская снялась в клипе совершенно чудовищном, я бы сказал, оскорбительном. Грузинские артисты многие заняли такую позицию, я бы сказал, патриотическую, но в то же время патриотизм, выраженный своим сердцем и талантом – это что-то невероятное для Грузии. В чем дело, почему так произошло? Российские актеры чувствовали вину?
Нино Катамадзе: Мне хотелось бы вежливо сказать, но не хочется. Потому что в сегодняшнем мире страдают настоящие творческие люди. Потому что не работают над темами, они умеют играть, но они не живут этой ролью. И кто-то поет, она знает, как петь, или он знает, как петь, но не живет, он не Шевчук, он не живет в этом. Это проблема всей России. Я знала, что я должна сказать что-то. И мало того, мы начали концерт, мое первое слово было: мы сегодня будем говорить только о любви. И мне бы хотелось, кроме того, что если кто-то в меня будет стрелять, я буду объясняться в любви. Потому что я человек, который борется за право слова. И мне бы хотелось использовать тот момент, в который мне нужно что-то сказать. Я не могла пойти на войну, но моя война на сцене, я должна была высказаться. Они не сказали, к сожалению.
Олег Панфилов: Как думаешь, есть ли возможность ответного концерта?
Нино Катамадзе: Конечно, все возможно. Потому что внутри мы все люди, которые общаемся с людьми. Мало того, нужно в обычной семье, просто сестра, брат, мама, папа, бабушка. Если ты не говоришь о любви, не говоришь, как ты любишь, как хочешь, чтобы было хорошо, в семье идет все плохо. Было время, когда человек любил и делал, а сейчас хочет и делает. И когда внутренняя гармония поменялась, нужно чаще встречаться, чтобы хотя бы мы могли услышать своими ушами. Потому что мы не можем осуждать обычных, простых, настоящих людей через телевизор.
Олег Панфилов: Можешь себе представить масштаб впечатления людей в Грузии, когда приезжает Шевчук, может быть приедет кто-то еще?
Нино Катамадзе: Я не знаю. Потому что это было наоборот, когда я приехала туда. Мы не воевали с Россией, но Россия воевала с нами. Тогда не будем разговаривать по-русски, не будем читать русскую литературу.
Олег Панфилов: Только скажи, что ты шутишь.
Нино Катамадзе: Я шучу, конечно. Представляете, круглый мир и мы не будем общаться. Если мы сами выбираем неправильный путь, тогда сами должны отвечать за это. Я отвечаю за себя. Мы работаем над тем, чтобы создавать какую-то фонетику, чтобы сблизились друг с другом. После войны на самом деле хотелось играть несколько концертов, сыграла в России, и все стоя встречали нас. Слава богу, мы слышали от них, как всем больно, что такое неприятное, неправильное происходит.
Олег Панфилов: Может быть следующим послом Грузии в России должна быть Нино Катамадзе?
Нино Катамадзе: У меня нет на это времени. На зло нужно отвечать любовью, если мы хотим воевать, только через любовь.
