Владимир Тольц: В эфире очередная передача из цикла «Скорость стука.- Доносы». Ее герой – советский простой человек, выступающий в жанре доносов сразу в нескольких ипостасях – как автор, как объект описания и жертва, как получатель и как субъект, призванный вынести вердикт по полученному от доносителя сигналу.
Документы, с которыми мы вас сегодня познакомим, хранятся в архиве одного из крупных провинциальных городов России – «В городе М.». - Так назвал свое сочинение, в котором они использованы, участник нашей сегодняшней передачи пермский историк, профессор Олег Лейбович. Там же, в городе М., живут и некоторые из их сочинителей этих бумаг, их персонажи, а также их дети и родственники. Это – типичная «незавершившаяся история». И из уважения к этому обстоятельству некоторые упоминаемые в документах имена мы обозначим лишь начальными их буквами. А вот имя города М. пожалуй можно расшифровать. Это – Молотов, бывший Молотов, - ныне и до того - Пермь.
Итак, 1947 год. Город Молотов. Второй секретарь обкома Семен Афанасьевич Антонов в соответствии со своим высоким партийным чином избирается в Верховный Совет РСФСР. Но проживающая в городке Канаш Чувашской АССР простая советская учительница М.А.Суханова опознает в нем сына местного фабриканта и немедля «сигнализирует» в ЦК. Назначается проверка.
Все опрошенные утверждают, что отец Антонова, Антонов Афанасий Антонович появился в г.Канаш в 1913-14 гг. из деревни Енеш-Косы Цивильского уезда. Сначала он поселился в доме своего родного брата Филиппа, затем очень скоро купил дом у лесопромышленника Игнатьева и переселился в него. Сейчас в этом доме, к которому сделан пристрой, размещен финансово-экономический техникум. Уже до прибытия в Канаш, Антонов занимался скупкой и продажей мочальных изделий, а в Канаше развил эту деятельность до внушительных размеров. По архивным данным налогового отдела Цивильского уезда автономной Чувашской ССР, в 1926 году оборот торгового предприятия Антонова составлял 100 000 рублей в год.
Владимир Тольц: Как явствовало из материалов последовавшего расследования, будущий секретарь обкома – сын этого оборотистого крестьянина, довольно рано осознал, что при советской власти хозяйство отца счастья ему не принесет, и довольно рано ушел из дома, а происхождение свое скрывал.
Я уехал, зная, что сыном кулака мне нельзя будет учиться. Когда я поступил на железную дорогу, меня уволили через 5 дней. Я виноват, что при вступлении в партию, не указал о фактах торговли отца в 1923-27 годах. Я не знаю, как это объяснить. Я искренне говорю: «Не набрался силы воли сказать об этом факте»,
Владимир Тольц: Секретари обкома, как известно, входили в номенклатуру ЦК. Решение по доносам на них могли принять лишь в Москве, на Старой площади. Туда и направился шеф Антонова – первый секретарь обкома Хмелевский, стараясь не только спасти подчиненного, но и себя обезопасить.
Я имел беседу с секретарями ЦК партии товарищами Кузнецовым, Ждановым. Молотовская партийная организация считалась и считается одной из виднейших организаций нашей страны. Я вместе с т.Гусаровым выдвигал т.Антонова. Мы в течение нескольких лет радовались, когда видели: человек растет. Оказалось, у него не хватило мужества и честности сказать. Хотя бы при выдвижении кандидатом в депутаты, чтобы это дело могли исправить. Но, что же сделаешь теперь? Я должен больше сказать, если т.Антонов раньше сказал при вступлении в партию или когда брали в обком, как говорит т.Кузнецов, мы бы подумали .стоит ли его с партийной работы освобождать. Когда же в последний момент выборов, сейчас его оставлять на руководящей партийной работе невозможно.
Владимир Тольц: Вообще-то за сокрытие социального происхождения могли и из партии вышибить. Но видимо, в ЦК «проявили гуманизм», а обком подчинился:
За то, что т.Антонов С.А. оказался нечестным перед партией, скрыл при вступлении в ВКП(б), в дальнейшем при выдвижении его в обком ВКП(б), свое социальное происхождение из семьи крупных торговцев, считать невозможным оставлять его на работе второго секретаря обкома. Освободить т.Антонова от обязанностей второго секретаря обкома, объявить строгий выговор т.Антонову с занесением в учетные документы. За скрытие своего социального происхождения. Просить ЦК ВКП(б)утвердить данное постановление.
Владимир Тольц: Ну, вот это, так сказать, документальный конспект истории. А теперь я хочу задать вопрос исследовавшему ее нашему гостю Олегу Лейбовичу. Прямо, как на следствии: что вы можете сказать по существу обсуждаемого дела?
Олег Лейбович: Ситуация была немножко странной. Антонов был звездой восходящей. Человеком он, видимо, был очень дельным, во всяком случае, когда его снимали, никто дурного слова не сказал, в спину камешка не бросил. Был он, кстати, человеком молодым, 30 с небольшим. И, по все вероятности, продолжал бы расти дальше, ну вот, если б не сорвался на выборах в Верховный Совет. Дело в том, что партийные работники очень были тогда людьми закрытыми, биографии их особенно не публиковались в газетах, кроме одного случая. Вот, пошел человек избираться в депутаты, и плакатики висели. Надо же беде случиться! Нашлась знакомая, фактически, односельчанка, которая решила совершить геройский подвиг, то есть очистить Верховный Совет от сомнительных элементов. Здесь, кстати говоря, мы сталкиваемся с одним любопытным явлением: маленький человек смотрит снизу вверх на человека большого, и видит, да вот, он ненастоящий!
Владимир Тольц: Стоп! Это интересно! Это нужно осмыслить: доносчица, училка Суханова – маленький человек, воспетый еще в классической русской литературе. Этакий Акакий Акакиевич for ever! – Думаю, многим, кому со школьных лет вдалбливали по ошибке приписываемую Достоевскому фразу про то, что все мы вышли из гоголевской шинели, стоит сейчас осознать, что стащенная с Башмачкина людьми с усами шинель, через какое-то время оказывается на плечах у другого усатого человека. И маленький советский человек именно из этой сталинской шинели и вышел. Мне кажется, Сталин это чувствовал. И именно поэтому так тепло говорил он на роковом февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК об одной из сонма этих маленьких людей – бесстрашной стукачке Николаенко.
Пример с Николаенко. О ней много говорили. И тут нечего размазывать. Она оказалась права. Маленький человек Николаенко, женщина. Писала, писала во все инстанции. Никто внимания на нее не обращал. А когда обратил, то ей же наклеили за это. Потом письмо поступает в ЦК. Мы проверили. Но что она пережила, и какие ей пришлось закоулки пройти, для того чтобы добраться до правды. Вам это известно. Но ведь факт - маленький человек, не член ЦК, не член Политбюро, не нарком, и даже не секретарь ячейки, а просто человек, а ведь она оказалась права . А сколько таких людей у нас, голоса которых глушатся, заглушаются. За что ее били? За то, что она не сдается так, мешает, беспокоит. Нет, она не хочет успокоиться. Она тыкается в одно место, в другое, в третье. Хорошо, что у нее инициативы хватило. Ее все по рукам били, и когда, наконец, она добралась до дела, оказалось, что она права. Она вам помогла разоблачить целый ряд людей. Вот что значит прислушиваться к голове низов, к голосу масс.
Владимир Тольц: Снова вопрос гостю передачи профессору Лейбовичу. Олег, в вашем исследовании истории большого уральского города М. маленькому человеку уделено немало места. Что вы можете сказать о нем в контексте нашей передачи?
Олег Лейбович: Маленький человек, это, конечно, ярлычок, символ, какая-та часть такого изобретенного большого социального мира. Термин, кончено, простой, взгляд ребенка. Дети же сначала различают «большой-маленький», по силе, по размерам, но простота здесь кажущаяся. Дело в том, что маленький человек всегда в некоторой оппозиции находится к человеку крупному, большому. Мне кажется, что товарищ Сталин на себя примерял эти формулировки. У него же есть и про себя «что Сталин, Сталин – человек маленький». Это когда они с оппозицией сражались. Так вот, маленький человек всегда в паре с большим человеком. А вот где эта пара существует – только в структурах, только в системах аппарата. Только во властной организации. То есть маленький человек это не рабочий с крестьянином, которые трудятся на фабрике или в колхозе. Он при этом может быть знатным человеком, знатные люди Советской страны, это тоже известный термин тех же времен. А маленький человек – это чиновник. На самом деле, что-то вроде Акакия Акакиевича, который на своего генерала посмотрел и сказал: «генерал-то ряженый! В его красной подкладке есть какие-то другие цвета и какие-то другие заплаты». Самые-то проникновенные слова о маленьких людях Сталин ведь говорил на февральско-мартовском пленуме в 37-ом году.
Владимир Тольц: Да, да – про Николаенко
Олег Лейбович: Он тогда, кстати, замечательную фразу произнес, что конечно маленький человек все про большого знать не может, угол зрения другой, не все и показывают, но даже если он в 90 случаях ошибается из 100, а 10 случаев у него правдивые, этого вполне достаточно.
Владимир Тольц: Так и действовали. За это и поплатились…
Сюжет №2: история, нисходящая к маленьким людям большого провинциального города М., т.е. Молотова (ныне, как и прежде это Пермь) из столицы. Летом 1947-го в Москве состоялся изобретенный Ждановым первый «суд чести» - над профессорами Клюевой и Роскиным, обвинявшимися в том, что они, лишившись «патриотического чувства», под воздействием тщеславия, честолюбия и преклонения перед Западом, передали туда рукопись своей книги «Биотерапия злокачественных опухолей». На самом деле, это было осуществлено по решению медицинского начальства и с санкции партийного, мотивированных желанием получить за рукопись книги оборудование для исследовательских лабораторий. Позднее, почувствовав изменение настроения в Кремле, все санкционировавшие обмен, от своих решений отреклись. Но к тому времени уроженец Перми Василий Васильевич Парин – академик-секретарь АМН СССР уже обмен осуществил. В феврале 47-го его за это как американского шпиона арестовали.
Всю эту историю Кремль решил превратить во всесоюзный показательный урок патриотизма и опасности, как выражался Жданов, «пресмыкательства перед Западом». По стране разослали соответствующее «закрытое письмо» ЦК, предназначенное к зачтению партактива и коммунистам, работавшим в вузах. По особому прочли его в Молотовском мединституте, считавшемуся вотчиной семейства Париных, (там многие годы профессорствовали отец и брат обвиненного в шпионаже медицинского академика, покровительствовавшего этому заведению). Теперь арестованного, а заодно его родню, надлежало обличать. Партию «первой скрипки» в этом взяла на себя тов. Г., у которой с семейством Париных были давние счеты. Да и свой «семейный интерес» в паринской «вотчине» - тоже был – товарищ Г. не только директорствовала в Молотовском институте эпидемиологии и микробиологии, но и устроила туда на работу консультантом своем мужа, а затем и сына… На проработочном партсовещании она выступила с большой речью, о содержании которой представитель обкома сообщил своему начальству следующее.
Вся семья Париных – фашистская семья. В подтверждении этой мысли, она говорит, что старик Парин был членом Черносотенного союза Михаила Архангела. Его старший сын, так далеко поднявшийся по служебному положению, оказался подлецом, шпионом. Младший Парин Борис Васильевич, работающий в настоящее время профессором Молотовского медицинского института, напечатал в фашистской Германии в журнале, называется журнал, но я не запомнил его названия, статью, в которой говорится, что биология подтверждает научность расовой теории фашизма. Что людей по расам разделяют различные группы крови. Товарищ Г. Выражает сомнение в естественной смерти старика Парина. Она высказала предположение, что он отравился, узнав о провале своего сына. Продолжая, она говорит что Парины, опираясь на высокое положение старшего сына, учинили произвол, и командовали в Молотовском мединституте. По их настоянию совершенно неправильно Ученый совет мединститута отстранил от руководства клиникой профессора Шац, который 13 лет руководил этой клиникой. Профессор Шац – превосходный хирург, член партии с 1924 года. Во время войны не отходил от операционного стола, работал до полного изнеможения, спас много жизней бойцов. И вот такого человека, только по формальным данным, что он не защитил докторскую диссертацию, отстранили от руководства клиникой. Диссертацию же он пишет и скоро закончит. Клинику передали старику Парину, который и до нее имел свою клинику. Опираясь на авторитет старшего брата и при его помощи, Борис Парин очень быстро и легко стал доктором медицинских наук. Есть основания думать, что в своей диссертации он использовал труд ассистента своего отца, врача Шипова. По заявлению товарища Г. , Парины создали нездоровую атмосферу в мединституте. Она продолжается и сейчас, т.к. Борис Парин является там заместителем директора по научной части. Обком партии, говорит товарищ Г., хорошо относится к ученым, но к некоторым из них излишне доверчив. Ведь вот, профессора Пшеничнов и Райхер получили Сталинских лауреатов по представлению Парина, который работал в Академии наук. А сейчас препарат, изобретенный Пшеничниковым и Рейхером, с производства снят. Товарищ Г. Заключает свое выступление мыслью о том, что в мединституте, где царствовала династия Париных, следует обстановку оздоровить и особенно восстановить профессор Шац в правах руководителя клиники. После того, как участники собрания разошлись, товарищ Г. обратилась ко мне с вопросом, не следует ли ей обо всем, о чем она тут говорила написать в ЦК? Я спросил ее, – почему же в ЦК? Она ответила, что здесь ведь все об этом знают, но ничего не предпринимают. Я посоветовал ей написать в обком партии и сказал, что в обкоме партии ни одного серьезного заявления без рассмотрения не оставляют. Товарищ Г. сказала, что напишет свое заявление в обком ВКП(б).
Владимир Тольц: Свой донос товарищ Г. в обком написала. Ну а о том, что в результате получилось, да и всю историю, я попрошу сейчас прокомментировать профессора Олега Лейбовича.
Олег Лейбович: В клановых битвах, в которые в те далекие времена были фактически вовлечены множество всякого рода работников, время от времени, какой-нибудь из противоборствующих сторон, выпадала счастливая карта. Из противного клана органы изымали такую вот фигуру. Кто-то наверху пошатывался, скользил и падал. Ну и тогда возникал такой шанс, который не упускали. Немедленно обвинить всех своих противников в связи с этим павшим деятелем, запачкать, присочинить им злые умыслы и коварные происки и, в конце концов, победить. Причем, здесь победы могли быть вполне материальные. Должность, статус, место. Дело в том, что ситуация была в Молотовском мединституте, который находился конечно же под покровительством замминистра здравоохранения Парин, там работал его отец, он умер незадолго до этих событий, там работал его брат, кстати, тоже профессор, кому-то они переходили дорогу, скорее всего ненароком. Кому-то вполне сознательно. И вот, когда выяснилось, что покровитель упал, неприятели ожили и тут же решили взять реванш, самым обыкновенным путем, обвинив медиков в том, что они все шпионы. Если брат шпион, то, естественно и остальные недалеко от него ушли. И вообще, как там сказала эта милая женщина, это все фашистская семья. И покойный отец тоже вроде даже в черносотенцах состоял. Кстати, не состоял. Да какая разница! Вроде, все сошлось... А брата надо по каким-то законам, законов таких не было, выселить из города. Ну, уж должности точно лишить. Самое любопытное в этой ситуации, что в общем вроде чего-0то добились, должности уж точно добились. Брат Борис Васильевич уехал, правда, профессорствовать, в другой город, и отказался, кстати, обратно вернуться, когда позвали. Но изобразить клан Париных, как коблу заговорщиков, это у них не вышло. Здесь сработал инстинкт самосохранения местных властей. Одно дело, где-то в столице разоблачили шпионов, в столице любого человека шпионов сделать можно, а другое дело, когда вот у нас здесь под рукой какие-то там враги свили свое гнездышко. Это нехорошо, за это уж точно не погладят. Поэтому, значит не было врагов. Значит, не свили гнездышко. Значит, можно крепко обругать, в должности понизить, брошюрку к печати не допустить, в общем, проявить принципиальность, но, тем не менее, доносчика не послушать. Постараться его не услышать. Получилось.
Владимир Тольц: Для доносительницы получилось не очень удачно. В ходе проверок ее писем в обком выявились ее многочисленные должностные нарушения (разбазаривание свыше 500 л спирта, строительство на казенные средства ее личного гаража, незаконный прием на работу родственников и многое другое». Правда, отделалась она легко – выговором… Можно сказать, повезло.
Про Василия Парина, который в ту пору уже находился во Владимирском централе, (сокамерники дали ему кликуху «академик») тоже, если рассуждать в категориях того времени, можно, наверное, сказать, что ему повезло. Во-первых, сидел в интеллигентной компании – с сыном Леонида Андреева Даниилом – автором знаменитой ныне мистической «Розы мира» и с арестованным по «ленинградскому делу» ученым секретарем Эрмитажа Львом Раковым. Вместе они в камере даже книгу сочинили – «Новейший Плутарх». (Это иллюстрированный биографический словарь воображаемых знаменитых деятелей всех стран и времен). А после смерти Сталина, в 1953-м Парина досрочно освободили из заключения, в 19955-м реабилитировали. И он еще успел стать одним из создателей советской космической медицины и членом большой Академии Наук СССР. В общем, «большим человеком». Ну, а доносившие на него и других маленькие? С ними-то, что с течением времени происходило?
Олег Лейбович: Фигура вот этого человека маленького была в те далекие времена вполне функциональной. Это вопрос о сигналах снизу, вопрос обратной связи. Где-то к этому времени работники уже научились действовать в соответствии с приказами. Отчет повторял директиву. Что было на самом деле, понять было трудно и очень часто невозможно. Причем, врали уже напропалую. И вот этот, появившийся, откуда ни возьмись, маленький человек давал те факты, которые по собственным каналам, официальным каналам, наверх уже не поступали. Либо проверял. По его сведениям можно было проверить поступившую информацию. То есть, совершенно такая полезная фигура. Естественно, абсолютно ненавистная местным руководителям. Да и ведомственным руководителям, собственно говоря. если у него вот такое лицо заводилось, это было страшновато. Потом кстати расправились с ними достаточно жестоко.
Владимир Тольц: Знаете, никогда не забуду рассказанное мне поэтом Игорем Иртеневым - надпись в начале 1990х на памятнике Ленину в Артеке: «Кинг Конг жив!»
Олег Лейбович: Да нет, по-моему, он все-таки скончался. Дело в том, что его после 53-го года дустом изводили. Я имею ввиду сложившуюся практику, согласно которой, жалобы на своих непосредственных руководителей возвращались в те учреждения, в которых эти руководители работали. И поэтому заглядывать на генерала снизу вверх и говорить: «а генерал-то – бяка!», через некоторое время, через поколение уже стало занятием совершенно никчемным. И вместо массового явления остались одиночки. Совсем уж одиночки, отделенные от своих собратьев, сотоварищей и земляков стеной непонимания, пожатием плеч и размышлением на тему так сказать «психиатра вызвать или нет». А вот жаловаться начальству на своих соседей, использовать методы от власти, вот это сохранилось.
Владимир Тольц: То есть жанр сохранился! А значит и наша серия «Скорость стука. - Доносы» имеет шанс на продолжение.
