Ирина Лагунина: Молодежные субкультуры - это факт сегодняшней жизни. Одна из самых эксцентричных субкультур - это так называемые готы. Читаю в Википедии: «Ранние готы отличались от панков лишь чёрным доминирующим цветом одежды и волос (с вставками белого, красного, синего или пурпурного) и серебряными украшениями. Они носили рваную одежду и даже ирокезы, хотя у готов ирокез был обычно чёрным и намного шире, чем у панков (выбрит только по сторонам, на висках). Многие их называли Dark Punks (Темные Панки) за внешнюю схожесть и в тоже время мрачное отличие. Также готы часто использовали в одежде сетку (как правило, рукава у мужчин) и имели оригинальный стиль мэйк-апа: очень белое лицо с большим количеством чёрной подводки для глаз (и мужчины и женщины)». Ну и конечно, возникает естественный вопрос: как относятся к увлечению этих молодых людей в семье - и собираются ли они сами стать когда-нибудь семейными людьми? У микрофона Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Честно говоря, идя на встречу с представителями готической молодежной субкультуры Петербурга, я как-то внутренне поеживалась: уж больно мрачно они выглядят, все эти черные одеяние, черепа и прочие атрибуты смерти - в общем, все это мне не близко, и, главное, ореол вокруг них уж очень зловещий. Любовь к вампирским романам и фильмам, кладбищам, сомнительная эстетика самоубийства. На западе субкультура готов разделяется на основных течения - представители одного исповедуют замкнутый образ жизни, мизантропию, депрессивные состояния. Представители другого - более человечные, тусуются в клубах, весело проводят время, своих депрессивных собратьев считают занудами. Коме них, есть еще третья ветвь - так называемые антикварные готы - самые романтичные, они увлечены стилизацией одежды под определенные эпохи, но все равно, конечно, одеваются в черное. Те готы, с которыми встретилась я, отчетливо осознают свой западный генезис, но для них важно происхождение готов от культуры панков - что и сейчас заметно по внешнему виду некоторых. Но меня интересовал все-таки не внешний вид и не история, а то, как они живут сейчас и, главное, как будут жить - собираются ли, например, заводить семьи. Говорит Серафима, ей 17 лет, блондинка с обведенными черным глазами, естественно, вся в черном.
Серафима: Я учусь на психолога, у меня много специальностей, но одна из ведущих специальностей – это семейный психолог. К готической субкультуре я отношу себя очень давно. Сейчас у меня своей журнал, я активно начала его продвигать и с «Готик-фото» сотрудничаю. Для меня семья очень важно, потому что я хочу иметь детей, строить отношения серьезные, я всегда на это нацелена. То есть был какой-то период, я думала: нет, семья – это не для меня, ничего такого не хочу. Был период откровенных загонов, скажем так, на молодежном сленге. У меня были черные волосы, я говорила, что я мизантроп. Я тогда откровенно зачитывалась творчеством Ницше, для себя его идеологию избрала. Тогда у меня был ирокез черный, бровей не было. Но как-то период прошел. И очень важную роль в этом сыграла моя мать, она тоже в свое время была неформалом, активно общалась с Борисом Гребенщиковым, он ее знал, они учились вместе, мой отец активно был неформалом. И в общем мать оказала очень большое влияние, потому что я вижу, как ей тяжело одной, я понимаю, что мне тоже надо будет строить семью уже с мужчиной, которого я выберу, то есть активно выходить на замужество и на детей. Но позже.
Татьяна Вольтская: С мамой хорошие отношения?
Серафима: Очень.
Татьяна Вольтская: Всегда были хорошие или во времена черного ирокеза были сложности?
Серафима: Нет, всегда были хорошие. Она поддерживала, считала, что это молодость, все пройдет.
Татьяна Вольтская: Семья обязательно будет, - говорит Даша, которой 21 год, она брюнетка, длинные гладкие волосы, черная одежда, глубокие темно-синие глаза, темная косметика.
Даша: Я встречаюсь с молодым человеком уже шесть лет, он не относится к субкультуре, ему, конечно, это не нравится. Мы ругаемся по этому поводу, естественно. За шесть лет я уже думаю, что, наверное, у нас будет свадьба и дети.
Татьяна Вольтская: Сколько будет детей?
Даша: Я хочу одного чисто из-за фигуры. Я хочу концертную деятельность продолжать, поэтому, чтобы не было таких пышных тел, лучше одного и мне хватит.
Татьяна Вольтская: Мечтает о создании семьи 23-летний Андрей Сотников - статный парень с пышной шевелюрой, весь в черном.
Андрей Сотников: Продолжение рода для меня – это святое, так как я являюсь родновером по религии.
Татьяна Вольтская: Это что такое?
Андрей Сотников: Проще сказать – язычество, то, что было до прихода христианства. То есть род – это святое. Я хочу пятерых детей точно.
Татьяна Вольтская: Я вижу вороний череп на шнурке, как-то у меня все эти атрибуты смерти, мне кажется, противоречат семейным каких-то установкам, детям. Дети – жизнь, а черепа как-то…
Андрей Сотников: Череп, на самом деле у байкеров есть традиция, примета, поверье. Если носишь на себе смерть, то и смерть отходит от тебя наоборот. Она видит, что мертвый и все, уходит.
Татьяна Вольтская: Это очень древние у первобытных племен были обычаи, когда рождался младенец, его хоронить понарошку в гробу, чтобы показать злых духам, что он уже все.
Андрей Сотников: Родился мертвым. На самом деле так и есть.
Татьяна Вольтская: Как ты собираешься долго ходить бессемейным или уже какие-то есть намеки?
Андрей Сотников: На самом деле, чем быстрее я найду девушку, та, которая примет меня такого, какой я есть, тем быстрее будет брак.
Татьяна Вольтская: А что, проблемы, не все девушки принимают?
Андрей Сотников: Скорее всего да, не все воспринимают. Не найти ту идеальную.
Татьяна Вольтская: Антону - 23, на голове - ирокез, пирсинг, перчатки с рисунком костей, глаза веселые, он тоже считает, что его "семейное время" - не за горами.
Антон: В моей семье что происходит? У меня все тихо, мирно, гладко. Мои родители к моей субкультуре относятся совершенно спокойно, потому что у меня папа сам отчасти небольшой неформал, слушает рок-музыку, очень любит группу «Пикник», «Депеш мод», то есть панкует. Мама у меня любит классику, может послушать и мою музыку, и совершенно спокойно относится. Сначала их пугало, особенно маму, папа такой спокойный, ему по барабану. У меня еще брат младший, который младше меня на три с половиной года, он слушает хип-хоп, рэп-музыку. Мы как люди разных субкультур, мы с ним не конфликтуем. Что касается семейных отношений, конечно, да, мама на меня напирает: давай-ка, женись. Но жениться на абы ком тоже нельзя, надо очень тщательно подходить к этому моменту. То есть надо подобрать единственного человека, с которым ты поймешь, что можешь прожить всю жизнь, не разведешься через два-три года, через пять лет, а с которым будешь жить всю жизнь.
Татьяна Вольтская: То есть у вас абсолютно нет желания скакать от партнера к партнеру, менять жен?
Антон: Нет.
Татьяна Вольтская: 23-летний Анатолий тоже хорошо относится к семейным ценностям, он считает себя близким по мировоззрению к родноверу Андрею Сотникову. Внешним видом почти не выделяется, хоть и носит черное.
Анатолий: Для меня это святое – продолжение рода. Хотелось бы троих детей иметь и троих мальчиков. У моего дяди три ребенка, две из них дочери. Когда у него родился сын, он чуть ли не до второго этажа прыгал. У него свой частный дом, коттедж двухэтажный, он по всему коттеджу носился как сумасшедший и прыгал, потому что у него родился сын. Кстати, у нас генетически семейство расположено на женский род, у нас много девушек. Нас, мужиков, как говорится, мы вымирающие в нашем роду.
Татьяна Вольтская: Если Анатолий хочет мальчиков, а у Антона в роду - тоже мальчики - это проблема, то у Серафимы - все наоборот.
Серафима: У меня очень много братьев двоюродных, я сбилась со счета, сколько их есть. И сколько было радости, когда родилась я, последняя троюродная сестра и девочка.
Татьяна Вольтская: Ну, хорошо - понятно, что все хотят иметь семью, а как насчет того чтобы ее обеспечивать? Серафима учится и работает в одной фирме с мамой, а Даша?
Даша: Учусь в колледже культуры и искусства на дирижерско-хоровом отделении. А потом с работой, я пока пою в группе, потом со временем хочу искать работу. Так просто работать в магазине одежды я не смогу, хотя училась на дизайнера одежды. Я хочу в книжный магазин или в библиотеку.
Татьяна Вольтская: А какие перспективы у Андрея Сотникова?
Андрей Сотников: Я тоже работаю и учусь в лесохозяйственной академии, буду лесником. Я на самом деле хочу быть лесником, я хочу дом в лесу, чтобы подальше от этой цивилизации, от этого смога городского вечного, сумбура, суеты самое главное. Для меня лес – это спокойствие, это жизнь моя.
Татьяна Вольтская: Антон, а как ты будешь обеспечивать свою семью?
Антон: Знаете, это такой сложный вопрос. Я определился, но это требует многих вложений сил и финансовых. Сейчас пока начинаю. У меня два образования, оба высших – экономист и менеджер. Работаю пока простым продавцом-консультантом в магазине. Потому что я не люблю офисную работу – это очень сковывает, дресс-код и работать невозможно, никакой свободы.
Татьяна Вольтская: Анатолий тоже не сидит без дела.
Анатолий: Я работаю в сфере вентиляции. До нового года было все прекрасно, я бы спокойно содержал семью. А сейчас с нынешним кризисом придется задумываться об обзаведении семьей.
Татьяна Вольтская: Кризис приходит и уходит. Ты готов в принципе работать, содержать семью?
Анатолий: Конечно, готов.
Татьяна Вольтская: Вот, я вижу, все к этому готовы, а ведь часто мы слышим о подростках-готах, 15-16 лет, которые сидят в каких-то черных комнатах, к ужасу родителей, пытаются время от времени резать себе вены, и ни о какой социальной включенности в жизнь общества - о той же будущей семье - и не думают. Антон качает головой.
Антон: Это юношеский максимализм, он пройдет. Все, даже я проходил через это и все девушки. Это все отойдет к 18 годам.
Татьяна Вольтская: Серафима, как будущий психолог, уверенно говорит, что волноваться надо, если крайняя форма увлечения не пройдет после 20 лет.
Серафима: Где-то в 21-22, как нас учат, происходит у девушек полное формирование личности. Если к 20-22 у нее это все не устаканится, будет риск, что это увлечение нанесет ее жизни какой-то вред, ее психическому здоровью, тогда надо задумываться.
Татьяна Вольтская: А нет опасности, что эти молодые люди 14-16 лет, не переболевшие этими делами, но они просто как-то руки на себя наложат?
Серафима: Опасность не в субкультуре, а в личности. Юношеский максимализм, формируется психика и все равно в любом случае люди режут вены, другие пойдут, послушают музыку и успокоятся, третьи еще что-нибудь.
Татьяна Вольтская: А есть какие-то субкультуры пограничные, которые вам близки?
Эма на самом деле тоже ошибочно считать, что все эмы бегают, плачут и все. Это субкультура тоже древняя, как и готика. То есть она имеет свои корни, из панков пошло все. Там у них плакать – это выражение, это эмоции, никакого вреда, резать вены – это фикция.
Смеются, веселятся вместе со всеми наравне.
Татьяна Вольтская: Просто вы как-то себя выражаете необычно по отношению к такой толпе каждодневной. Но в принципе ценности у вас, как у обычных людей?
Мы обычные люди, мы такие же люди, как все, просто одеваемся по-другому и слушаем другую музыку.
Татьяна Вольтская: Никаких проблем в семьях у моих собеседников не было, хотя вообще в окружающем мире - всякое случается, как, например, у Даши в метро.
Даша: При виде меня бабушки в метро крестились. Она шла с иконой и на меня смотрит, крестится и убегает.
Пока человека не узнаешь, как говорится, встречают по одежке, провожают по уму. Человек может придти обшарпанным, обтрепанным, человек без определенного места жительства, а реально может быть профессор какой-нибудь, умный человек.
Татьяна Вольтская: Я думаю, что вы, когда у вас будет своя семья, дети, наверное вы не будете шпынять своих детей, подростков за такие штуки?
Андрей Сотников: На самом деле у меня есть сестра названная, она замуж вышла, ждет ребенка. Она той же конфессии, что и я, тоже родновер, тоже слушает металл. Живут прекрасно с моим лучшим другом, кстати. Сейчас снимают квартиру. В принципе у них все хорошо.
Татьяна Вольтская: Последним из представителей субкультуры готов говорил Андрей Сотников.
Татьяна Вольтская: Честно говоря, идя на встречу с представителями готической молодежной субкультуры Петербурга, я как-то внутренне поеживалась: уж больно мрачно они выглядят, все эти черные одеяние, черепа и прочие атрибуты смерти - в общем, все это мне не близко, и, главное, ореол вокруг них уж очень зловещий. Любовь к вампирским романам и фильмам, кладбищам, сомнительная эстетика самоубийства. На западе субкультура готов разделяется на основных течения - представители одного исповедуют замкнутый образ жизни, мизантропию, депрессивные состояния. Представители другого - более человечные, тусуются в клубах, весело проводят время, своих депрессивных собратьев считают занудами. Коме них, есть еще третья ветвь - так называемые антикварные готы - самые романтичные, они увлечены стилизацией одежды под определенные эпохи, но все равно, конечно, одеваются в черное. Те готы, с которыми встретилась я, отчетливо осознают свой западный генезис, но для них важно происхождение готов от культуры панков - что и сейчас заметно по внешнему виду некоторых. Но меня интересовал все-таки не внешний вид и не история, а то, как они живут сейчас и, главное, как будут жить - собираются ли, например, заводить семьи. Говорит Серафима, ей 17 лет, блондинка с обведенными черным глазами, естественно, вся в черном.
Серафима: Я учусь на психолога, у меня много специальностей, но одна из ведущих специальностей – это семейный психолог. К готической субкультуре я отношу себя очень давно. Сейчас у меня своей журнал, я активно начала его продвигать и с «Готик-фото» сотрудничаю. Для меня семья очень важно, потому что я хочу иметь детей, строить отношения серьезные, я всегда на это нацелена. То есть был какой-то период, я думала: нет, семья – это не для меня, ничего такого не хочу. Был период откровенных загонов, скажем так, на молодежном сленге. У меня были черные волосы, я говорила, что я мизантроп. Я тогда откровенно зачитывалась творчеством Ницше, для себя его идеологию избрала. Тогда у меня был ирокез черный, бровей не было. Но как-то период прошел. И очень важную роль в этом сыграла моя мать, она тоже в свое время была неформалом, активно общалась с Борисом Гребенщиковым, он ее знал, они учились вместе, мой отец активно был неформалом. И в общем мать оказала очень большое влияние, потому что я вижу, как ей тяжело одной, я понимаю, что мне тоже надо будет строить семью уже с мужчиной, которого я выберу, то есть активно выходить на замужество и на детей. Но позже.
Татьяна Вольтская: С мамой хорошие отношения?
Серафима: Очень.
Татьяна Вольтская: Всегда были хорошие или во времена черного ирокеза были сложности?
Серафима: Нет, всегда были хорошие. Она поддерживала, считала, что это молодость, все пройдет.
Татьяна Вольтская: Семья обязательно будет, - говорит Даша, которой 21 год, она брюнетка, длинные гладкие волосы, черная одежда, глубокие темно-синие глаза, темная косметика.
Даша: Я встречаюсь с молодым человеком уже шесть лет, он не относится к субкультуре, ему, конечно, это не нравится. Мы ругаемся по этому поводу, естественно. За шесть лет я уже думаю, что, наверное, у нас будет свадьба и дети.
Татьяна Вольтская: Сколько будет детей?
Даша: Я хочу одного чисто из-за фигуры. Я хочу концертную деятельность продолжать, поэтому, чтобы не было таких пышных тел, лучше одного и мне хватит.
Татьяна Вольтская: Мечтает о создании семьи 23-летний Андрей Сотников - статный парень с пышной шевелюрой, весь в черном.
Андрей Сотников: Продолжение рода для меня – это святое, так как я являюсь родновером по религии.
Татьяна Вольтская: Это что такое?
Андрей Сотников: Проще сказать – язычество, то, что было до прихода христианства. То есть род – это святое. Я хочу пятерых детей точно.
Татьяна Вольтская: Я вижу вороний череп на шнурке, как-то у меня все эти атрибуты смерти, мне кажется, противоречат семейным каких-то установкам, детям. Дети – жизнь, а черепа как-то…
Андрей Сотников: Череп, на самом деле у байкеров есть традиция, примета, поверье. Если носишь на себе смерть, то и смерть отходит от тебя наоборот. Она видит, что мертвый и все, уходит.
Татьяна Вольтская: Это очень древние у первобытных племен были обычаи, когда рождался младенец, его хоронить понарошку в гробу, чтобы показать злых духам, что он уже все.
Андрей Сотников: Родился мертвым. На самом деле так и есть.
Татьяна Вольтская: Как ты собираешься долго ходить бессемейным или уже какие-то есть намеки?
Андрей Сотников: На самом деле, чем быстрее я найду девушку, та, которая примет меня такого, какой я есть, тем быстрее будет брак.
Татьяна Вольтская: А что, проблемы, не все девушки принимают?
Андрей Сотников: Скорее всего да, не все воспринимают. Не найти ту идеальную.
Татьяна Вольтская: Антону - 23, на голове - ирокез, пирсинг, перчатки с рисунком костей, глаза веселые, он тоже считает, что его "семейное время" - не за горами.
Антон: В моей семье что происходит? У меня все тихо, мирно, гладко. Мои родители к моей субкультуре относятся совершенно спокойно, потому что у меня папа сам отчасти небольшой неформал, слушает рок-музыку, очень любит группу «Пикник», «Депеш мод», то есть панкует. Мама у меня любит классику, может послушать и мою музыку, и совершенно спокойно относится. Сначала их пугало, особенно маму, папа такой спокойный, ему по барабану. У меня еще брат младший, который младше меня на три с половиной года, он слушает хип-хоп, рэп-музыку. Мы как люди разных субкультур, мы с ним не конфликтуем. Что касается семейных отношений, конечно, да, мама на меня напирает: давай-ка, женись. Но жениться на абы ком тоже нельзя, надо очень тщательно подходить к этому моменту. То есть надо подобрать единственного человека, с которым ты поймешь, что можешь прожить всю жизнь, не разведешься через два-три года, через пять лет, а с которым будешь жить всю жизнь.
Татьяна Вольтская: То есть у вас абсолютно нет желания скакать от партнера к партнеру, менять жен?
Антон: Нет.
Татьяна Вольтская: 23-летний Анатолий тоже хорошо относится к семейным ценностям, он считает себя близким по мировоззрению к родноверу Андрею Сотникову. Внешним видом почти не выделяется, хоть и носит черное.
Анатолий: Для меня это святое – продолжение рода. Хотелось бы троих детей иметь и троих мальчиков. У моего дяди три ребенка, две из них дочери. Когда у него родился сын, он чуть ли не до второго этажа прыгал. У него свой частный дом, коттедж двухэтажный, он по всему коттеджу носился как сумасшедший и прыгал, потому что у него родился сын. Кстати, у нас генетически семейство расположено на женский род, у нас много девушек. Нас, мужиков, как говорится, мы вымирающие в нашем роду.
Татьяна Вольтская: Если Анатолий хочет мальчиков, а у Антона в роду - тоже мальчики - это проблема, то у Серафимы - все наоборот.
Серафима: У меня очень много братьев двоюродных, я сбилась со счета, сколько их есть. И сколько было радости, когда родилась я, последняя троюродная сестра и девочка.
Татьяна Вольтская: Ну, хорошо - понятно, что все хотят иметь семью, а как насчет того чтобы ее обеспечивать? Серафима учится и работает в одной фирме с мамой, а Даша?
Даша: Учусь в колледже культуры и искусства на дирижерско-хоровом отделении. А потом с работой, я пока пою в группе, потом со временем хочу искать работу. Так просто работать в магазине одежды я не смогу, хотя училась на дизайнера одежды. Я хочу в книжный магазин или в библиотеку.
Татьяна Вольтская: А какие перспективы у Андрея Сотникова?
Андрей Сотников: Я тоже работаю и учусь в лесохозяйственной академии, буду лесником. Я на самом деле хочу быть лесником, я хочу дом в лесу, чтобы подальше от этой цивилизации, от этого смога городского вечного, сумбура, суеты самое главное. Для меня лес – это спокойствие, это жизнь моя.
Татьяна Вольтская: Антон, а как ты будешь обеспечивать свою семью?
Антон: Знаете, это такой сложный вопрос. Я определился, но это требует многих вложений сил и финансовых. Сейчас пока начинаю. У меня два образования, оба высших – экономист и менеджер. Работаю пока простым продавцом-консультантом в магазине. Потому что я не люблю офисную работу – это очень сковывает, дресс-код и работать невозможно, никакой свободы.
Татьяна Вольтская: Анатолий тоже не сидит без дела.
Анатолий: Я работаю в сфере вентиляции. До нового года было все прекрасно, я бы спокойно содержал семью. А сейчас с нынешним кризисом придется задумываться об обзаведении семьей.
Татьяна Вольтская: Кризис приходит и уходит. Ты готов в принципе работать, содержать семью?
Анатолий: Конечно, готов.
Татьяна Вольтская: Вот, я вижу, все к этому готовы, а ведь часто мы слышим о подростках-готах, 15-16 лет, которые сидят в каких-то черных комнатах, к ужасу родителей, пытаются время от времени резать себе вены, и ни о какой социальной включенности в жизнь общества - о той же будущей семье - и не думают. Антон качает головой.
Антон: Это юношеский максимализм, он пройдет. Все, даже я проходил через это и все девушки. Это все отойдет к 18 годам.
Татьяна Вольтская: Серафима, как будущий психолог, уверенно говорит, что волноваться надо, если крайняя форма увлечения не пройдет после 20 лет.
Серафима: Где-то в 21-22, как нас учат, происходит у девушек полное формирование личности. Если к 20-22 у нее это все не устаканится, будет риск, что это увлечение нанесет ее жизни какой-то вред, ее психическому здоровью, тогда надо задумываться.
Татьяна Вольтская: А нет опасности, что эти молодые люди 14-16 лет, не переболевшие этими делами, но они просто как-то руки на себя наложат?
Серафима: Опасность не в субкультуре, а в личности. Юношеский максимализм, формируется психика и все равно в любом случае люди режут вены, другие пойдут, послушают музыку и успокоятся, третьи еще что-нибудь.
Татьяна Вольтская: А есть какие-то субкультуры пограничные, которые вам близки?
Эма на самом деле тоже ошибочно считать, что все эмы бегают, плачут и все. Это субкультура тоже древняя, как и готика. То есть она имеет свои корни, из панков пошло все. Там у них плакать – это выражение, это эмоции, никакого вреда, резать вены – это фикция.
Смеются, веселятся вместе со всеми наравне.
Татьяна Вольтская: Просто вы как-то себя выражаете необычно по отношению к такой толпе каждодневной. Но в принципе ценности у вас, как у обычных людей?
Мы обычные люди, мы такие же люди, как все, просто одеваемся по-другому и слушаем другую музыку.
Татьяна Вольтская: Никаких проблем в семьях у моих собеседников не было, хотя вообще в окружающем мире - всякое случается, как, например, у Даши в метро.
Даша: При виде меня бабушки в метро крестились. Она шла с иконой и на меня смотрит, крестится и убегает.
Пока человека не узнаешь, как говорится, встречают по одежке, провожают по уму. Человек может придти обшарпанным, обтрепанным, человек без определенного места жительства, а реально может быть профессор какой-нибудь, умный человек.
Татьяна Вольтская: Я думаю, что вы, когда у вас будет своя семья, дети, наверное вы не будете шпынять своих детей, подростков за такие штуки?
Андрей Сотников: На самом деле у меня есть сестра названная, она замуж вышла, ждет ребенка. Она той же конфессии, что и я, тоже родновер, тоже слушает металл. Живут прекрасно с моим лучшим другом, кстати. Сейчас снимают квартиру. В принципе у них все хорошо.
Татьяна Вольтская: Последним из представителей субкультуры готов говорил Андрей Сотников.
