Ссылки для упрощенного доступа

Эссен – одна из культурных столиц Европы, Иезуиты в Праге: народные легенды и историческая правда, К истории русской колонии в Неаполе, Парижские выставки: культура экспозиции, Русский европеец Николай Тургенев. Юбилей «Маленького Принца»






Иван Толстой: Начнем с литературы. Юбилей «Маленького Принца». Рассказывает Дмитрий Савицкий.



Дмитрий Савицкий: Шестьдесят лет назад, в апреле 1946 года, в книжных магазинах Франции появилась тоненькая книжка, которой было суждено стать самым большим мировым бестселлером. Написана она была вдалеке от родины, в изгнании, в приютившем автора Нью-Йорке, и символика этого текста-сказки, сказки-притчи, говорила и о том, что мы все «родом из детства», и о том, что страну детства заслонила тень свастики. (В сказке – угроза баобаба, который нужно «уничтожить, чтобы он не разорвал корнями маленькую планету»). Автором был популярный писатель, лётчик, имя которого французы привычно сокращали до двух силлаб – Сент-Экз, Антуан де Сент-Экзюпери…



«Прошу детей простить меня за то, что я посвятил эту книжку взрослому. Скажу в оправдание: этот взрослый - мой самый лучший друг. И еще: он понимает все на свете, даже детские книжки. И, наконец, он живет во Франции, а там сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении. Если же все это меня не оправдывает, я посвящу эту книжку тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг. Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит. Итак, я исправляю посвящение:


Леону Верту,


когда он был маленьким…»



Эпиграф к Le Petit Prince , «Маленькому принцу», довольно точно объясняющий, что ни взрослых, ни детей - не бывает...


Сент-Экзюпери написал сказку-притчу в Нью-Йорке в 1943 году. Там же текст и увидел впервые свет - 6 апреля того же года 1943 года, причем, и на английском, и на французском языках. Сент-Экз был к тому времени автором двух книг, написанных в жанре "записок пилота": "Ночной полет" (1931) и "Земля людей" (1939 год)…


Вот архивная запись французского Дома Радио, автор читает отрывок из второй главы "Земли людей":



Антуан де Сент-Экзюпери: Странное и тягостное чувство охватывает пилота, которому случится попасть в нисходящее воздушное течение. Мотор работает - и все равно проваливаешься. Вздергиваешь самолет на дыбы, стараясь снова набрать высоту, но он теряет скорость и силу, и все-таки проваливаешься. Опасаясь, что слишком круто задрал нос, отдаешь ручку, предоставляешь воздушному потоку снести тебя в сторону, ищешь поддержки у какого-нибудь хребта, который служит ветру трамплином, - и по-прежнему проваливаешься. Кажется, само небо падает. Словно ты захвачен какой-то вселенской катастрофой. От нее негде укрыться. Тщетно поворачиваешь назад, туда, где еще совсем недавно воздух был прочной, надежной опорой. Опереться больше не на что. Все разваливается, весь мир рушится, и неудержимо сползаешь вниз, а навстречу медленно поднимается облачная муть, окутывает тебя и поглощает.


- Я потерял высоту и даже не сразу понял, что к чему, - рассказывал ты. Кажется, будто облака неподвижны, но это потому, что они все время меняются и перестраиваются на одном и том же уровне, и вдруг над ними - нисходящие потоки. Непонятные вещи творятся там, в горах. А какие


громоздились облака!.. Вдруг машина ухнула вниз, я невольно выпустил рукоятку и вцепился в сиденье, чтоб меня не выбросило из кабины. Трясло так, что ремни врезались мне в плечи и чуть не лопнули. А тут еще стекла залепило снегом, приборы перестали показывать горизонт, и я кубарем скатился с шести тысяч метров до трех с половиной.


Тут я увидел под собой черное плоское пространство, оно помогло мне выровнять самолет. Это было горное озеро Лагуна Диаманте. Я знал, что оно лежит в глубокой котловине и одна ее сторона - вулкан Маипу - поднимается на


шесть тысяч девятьсот метров. Хоть я и вырвался из облачности, меня все еще слепили снежные вихри, и, попытайся я уйти от озера, я непременно разбился


бы о каменные стены котловины. Я кружил и кружил над ним на высоте тридцати метров, пока не кончилось горючее. Два часа крутился, как цирковая лошадь на арене. Потом сел - и перевернулся. Выбрался из-под машины, но буря сбила


меня с ног. Поднялся - опять сбило. Пришлось залезть под кабину, выкопать яму в снегу и там укрыться. Я обложился со всех сторон мешками с почтой и высидел так двое суток.



Дмитрий Савицкий: Антуан де Сент-Экзюпери прожил всего лишь 44 года. Он родился на заре ХХ века в 1900 году и не вернулся из боевого вылета в 1944-м; до освобождения Франции оставался всего лишь месяц…


Отец его, потомок знатного рода, был простым страховым инспектором в Лионе. После смерти отца Антуан перебрался вместе с матерью в родовой замок на морском побережье, а после окончания коллежа отправился в Париж (было ему 19 лет) и поступил в Боз-Ар (Beaux Arts), Академию художеств - на архитектурное отделение. Но архитектором ему стать не довелось, он страстно увлекся небесами, пилотажем и дальними перелетами.


В 1926 году была опубликована его первая новелла, само собой, под названием "Летчик" и обе страсти выровняли его жизнь, как два крыла: небо и литература. Его записки пилота, "Ночной полет" и "Земля людей" стали современной ХХ веку приключенческой литературой. Причем, что важно - основанной на личном опыте.


В американском изгнании (Франция оккупирована) Сент-Экзюпери провел три года, отсюда и критика «Маленького принца», который шестьдесят лет назад был принят рецензентами с прохладцей. Эту сказку-притчу называли и «литературой изгнания», и бойскаутским текстом, и критикой… американского общества… На самом деле, Сент-Экз тяжело переживал разлуку с родиной и мечтал лишь о своей эскадрильи…


Альбан Серизьер, биограф Антуана де Сент-Экзюпери, выпустивший к 60 «Маленького принца» в издательстве «Галлимар», историю создания этого шедевра: «Жил-был Маленький принц».



Альбан Серизьер: «Несомненно, сегодня «Маленького Принца» мы читаем и оцениваем в ином контексте... Но правда заключается в том, что в исторической перспективе это произведение пропитано (и бесспорно!), тяжестью изгнания. Сент-Экзюпери был парализован бездействием и мечтал лишь об одном: вернуться в северную Африку и присоединиться к товарищам по оружию, вновь стать пилотом эскадрильи воздушной разведки. Поэтому-то ему и жилось не так уж сладко. Добавим, что он постоянно был в центре споров


соотечественников-изгнанников в США. Его, увы, НЕ понимали... Не понимали, что вынужденное бездействие было для него мукой. (….)



Что касается Маленького Принца, то ему не удалось переубедить людей; изменить… Если говорить о попытке спасения человека, то сказка эта более, чем пессимистическая. Она лишь попытка сопротивления, сдерживания.



Но «Маленький Принц» - это книга-послание. И если сам Маленький Принц решает покинуть этот мир, который НЕ для него, который ему НЕ подходит, мир, в котором все, в общем-то, СУЕТА, то все же его послание, интуитивное и


Эмоциональное, мерцает на фоне этого нескрываемого пессимизма.»



Дмитрий Савицкий: Когда разговор заходит о тираже, или точнее тиражах «Маленького принца», цифры возникают совершенно головокружительные. Альбан Серизьер приводит цифру в 80 миллионов экземпляров. Во Франции с 1946 года выпущено 11 миллионов экземпляров книги. «Маленький принц» остается самым переводимым в мире литературным (стоит подчеркнуть) произведением. Книга переведена на 160 языков… (!) « Le Petit Prince », к примеру, переведен на зулу… Самый последний, самый недавний перевод был сделан на… арамейский язык… Антуан де Сент-Экзепюри, пилот почтовых линий в мирное время, пилот, исчезнувший в небе, оставил нам письмо, которое мы не устаем читать..




Иван Толстой: В 2010 году немецкий город Эссен станет культурной столицей Европы. Кроме него, специальное жюри Европейского Союза удостоило такого же титула венгерский город Печ и турецкий - Стамбул. Власти Эссена проводят подготовительные работы и утверждают, что памятники промышленной культуры города уникальны. Из Эссена - Александр Хавронин.



Александр Хавронин: Знаменитый «Цехе Цолльферайн» в дословном переводе с немецкого означает «Шахта «Таможенный союз». Она была названа так в честь созданного в 1834 объединения немецких государств, прообраза современной Германии. Хотя «Цехе Цолльферайн» признан ЮНЕСКО памятником мирового значения, музеем, в привычном смысле, слова назвать его трудно. Со стороны, это, скорее, временно не работающее горнопромышленное предприятие. В одном корпусе раньше размещался коксовальный цех, в другом проходила промывка угля. В некоторые корпуса шахты вход посетителям пока запрещен. Здесь ведутся строительные работы. Сотрудники музея носят строительные каски и внешне похожи на прорабов. После того, как Эссен был объявлен культурной столицей Европы 2010 года, желающих познакомиться с «Цехе Цолльферайн» прибавилось. Однако многие посетители, привыкшие под музеем понимать уютные залы картинных галерей, не сразу готовы воспринять шедевры промышленной культуры. Говорит экскурсовод музея Иохим Зайферт.



Иохим Зайферт: Когда-то « Цехе Цольферайн» был самым современным горнопромышленным предприятием в мире. Но в 1986 году его закрыли, потому что запасы угля истощились. Вскоре правительство земли купило у компании «Рурколе» «Цехе Цолльферайн». Все помещения отремонтировали, и появился крупнейший промышленный музей. Музея такого типа в мире больше нет.



Александр Хавронин: Титул культурной столицы Европы 2010 года достался Эссену в нелегкой конкурентной борьбе. На начальной стадии, 17 немецких городов выдвинули свои кандидатуры. Затем из них отобрали 10. В итоге, Германия предложила на рассмотрение жюри Европейского Союза два города – промышленный гигант Эссен на западе и миниатюрный Герлитц на востоке страны. Герлитц выдвигался вместе со своим польским спутником Згорзелецем. Два расположенных неподалеку друга от друга, но разделенных границей, города разработали для жюри Европейского Союза проект примирения между Западом и Востоком. Однако титула культурной столицы 2010 года был удостоен, все-таки, Эссен. Решение европейского жюри комментирует в интервью радио «Свобода» референт мэрии Эссена Оливер Шайтт.



Оливер Шайтт: Жюри замечательно обосновало свой выбор. Главную роль сыграло то обстоятельство, что на титул культурной столицы Европы претендовал, фактически, не один Эссен, а целая Рурская область с населением в более чем 5 миллионов человек. Вторая причина заключается в том, что у нас, можно сказать, многокультурное общество, так как исторически сюда приезжают эмигранты. В Рурской области проживает 600 000 человек, не имеющих немецкого гражданства. Из них почти половина - турки. Тема диалога культур нам очень знакома. В октябре прошлого года организован фестиваль «Мелец» с участием писателей, актеров, музыкантов из Германии и Турции. Проект «Эссен –культурная столица Европы 2010 года» будет финансироваться из нескольких источников. Частично - местными властями, частично - Европейским Союза, частично -спонсорами. Мы рассчитываем на то, что наши затраты окупятся. Исходя из опыта других культурных столиц Европы, мы ожидаем от четырех до пяти миллионов посетителей. В Эссене есть, на что посмотреть. Это и уникальный музей « Цехе Цолльферайн», и знаменитое родовое поместье промышленников Круппов «Вилла Хюгель». Кроме того, Эссен - один из крупнейших европейских центров филармонического и оперного искусства.



Иван Толстой: Может ли художественная выставка стать уроком жизни. Мой коллега Петр Вайль вернулся из Парижа, побывав в трех музеях на трех больших ретроспективах. Петр, что – французы как-то особенно умеют устраивать выставки?



Петр Вайль: Нет, я бы не сказал, что Франция так уж далеко опережает иные страны. Например, в США выставки великолепные устраиваются. Такая была, в свое время, чикагская школа выставок. Но в последний свой визит в Париж я был ошеломлен умением устраивать выставки. Просто такое культурное потрясение. В Париже в это время проходили три выставки сразу - значительных выставки, разумеется, их больше. Это выставка Энгра в Лувре, выставка Сезанна и Писарро в музее Д'Орсе, в выставочном зале Гран Пале выставка Анри Руссо-таможенника. Все выставки, как видите, совершенно разные и устроены они по-разному. Но вот что общее. Это какой-то колоссальный образовательный заряд, который ты получаешь, посетив выставки. То есть, не просто ты видишь набор картин, как это привычно представляется огромному большинству людей, посещающих такие мероприятия, а есть ощущение, как будто ты то ли прослушал курс лекций на эту тему, причем, страшно интересных, то ли прочел увлекательнейшую книгу, да не одну еще.


О чем я говорю? Если вставка Энгра была устроена более или менее традиционно, просто в хронологии, огромное количество работ, с подробными пояснительными текстами, то выставка Сезанна и Писаро была устроена так, что ты видел наглядно, как два выдающихся художника шли, буквально, шаг в шаг, ноздря в ноздрю в течение 20 лет, как они зачастую писали одни и те же места. И это было так именно и устроено. Одно и то же место, где-нибудь в Пикардии или Иль де Франс, которое писал Сезанн, и, тут же, Писарро. Вы видели один и тот же дом, одну и ту же дорогу, одни и те же деревья, которые они видели по-разному и по-разному изобразили. И тогда как Писарро - это, все-таки, представитель, скорее, традиционного импрессионизма, то Сезанн – революционер. Считается, что он заложил основы живописи ХХ века. И вот когда эти картины рядом – одна слева, другая справа, ты видишь, в чем тут дело. Это работает намного нагляднее, чем любые объяснения любых знатоков и профессоров. Нагляднее и убедительнее, чем любая энциклопедия и любой учебник. Вот это умение выстроить параллельно свой художественный текст, это, конечно, высочайшее достижение выставок второй половины ХХ века. Раньше такого не было.


Еще в большей степени меня поразила выставка Анри Руссо, который вошел в историю искусства как таможенник. Он служил в парижской таможне, как известно. И только в 40 лет занялся живописью, никогда не учившись этому. Он гениальный самоучка и один из столпов так называемого наивного искусства. Это люди, которые, ничего не умея, брались за кисть, а все вокруг хватались за голову от восторга. И не случайно Руссо, над которым хохотали обыватели, в первую очередь признали такие великие люди, как Пикассо, Дега, Аполлинер. То есть, писатели и художники.


Так вот, как устроена выставка Анри Руссо-таможенника в Гран Пале? Ты не просто видишь картины. Они перемежаются фотографиями той эпохи, конца 19-го - начала 20-го веков, кинокадрами, ты видишь Всемирную выставку в Париже 1900 года, снятую на кинопленку. Всего пять лет как кино было изобретено, а уже эту выставку сняли. По этой выставке ходил Анри Руссо, и впечатления от нее отразились в его полотнах. Ты как будто входишь внутрь его жизни. Здесь же он, как известно, рисовал очень много всяких джунглей, экзотических зверей, хотя никогда в жизни никуда за пределы Франции не выезжал. Чем он пользовался? Он пользовался тогдашними журналами, периодикой и книгами. Так вот, эти все журналы и книги там лежат. И ты видишь, как французские журналы того времени изображали Африку, Азию, Австралию, как Руссо ходил в зверинцы, и мы видим эти зверинцы. Они на картинах, фотографиях и, опять-таки, снятые на кинопленку. Ты понимаешь, что от чего произошло, что откуда взялось. Полное погружение в контекст времени, в эпоху. Это совсем иное ощущение. Это далеко превосходит художественное ощущение. Это уже такой социально-исторический урок воспитания. И тогда становится ясно, почему именно здесь и тогда мог появиться такой художник, а не иной другой. Вот я себе представляю, что такую выставку, как Руссо-таможенника, можно было устроить Пиросмани, Нико Пиромсани. Представляете, погрузить его в Тифлис того времени! Устроить какой-то макет духана, расставить бутылки вина, накрыть стол. Представляете, насколько богаче было бы наше понимание этого художника. Вот что делают такие выставки. Это, действительно, урок жизни.



Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня – Николай Тургенев. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова.



Борис Парамонов: Николай Иванович Тургенев (1789-1871) – один из шести декабристов, приговоренных к смертной казни. Он, однако, остался жив, потому что судили его заочно: еще за полтора года до восстания, он уехал за границу для лечения и отдыха от напряженной работы, которую он вел в Государственном Совете и Министерстве финансов. Он был крупным чиновником, достигшим чина действительного статского советника, то есть, был штатским генералом, «его превосходительством». Карьера Тургенева началась в эпоху наполеоновских войн, когда на последнем ее этапе, при союзном командовании антинаполеоновской коалиции, было создано управление для ведения дел, связанных не с военными, а с административными и прочими такого рода вопросами. Этот, так называемый, Центральный департамент возглавлял выдающийся прусский государственный деятель барон фон Штейн. Тургенев был при нем представителем от России и едва ли не правой его рукой. Фон Штейн известен был тем, что провел крупные реформы в Пруссии, среди них – освобождение крестьян от крепостной зависимости в 1811 году. Это обстоятельство нужно помнить для того, чтобы понять главный импульс всей деятельности Николая Тургенева – его не прекращавшуюся борьбу против крепостного права в России. Этот импульс у Тургенева – европейского происхождения. В Европе он получил серьезное образование, специализируясь в финансово-экономических вопросах. После падения Наполеона, вернувшись в Россию, Тургенев сделал себе имя, опубликовав в 1818 году едва ли не первый русский экономический труд – «Опыт теории налогов». Вот тогда его и пригласили на государственную службу в самых высоких инстанциях.


В это же время Тургенев подготовил записку «Нечто о крепостном состоянии в России». Об освобождении крестьян думали все декабристы, но проект Тургенева значительно отличался от прочих. Он остро сознавал несводимость социальных проблем к политическим. Политическая свобода, которой добивались декабристы, в глазах Тургенева была чревата нежелательными именно для крестьян последствиями. За исключением социалистического проекта обобществления земли, который представил Пестель, все прочие проекты предполагали освобождение крестьян без земли, или наделение ею в минимальных размерах. Тургенев видел негативные последствия такой установки – понимал, так сказать, классовую корысть дворянских революционеров. Поэтому он считал, что в деле освобождения крестьян нужно скорее полагаться на власть. Вот как это было сформулировано в его Записке. Права делятся на права политические и права человеческие, писал он. Крестьяне не имеют даже последних.



«Надобно ли желать распространения сих прав политических?


Дабы по совести разрешить вопрос сей, надобно вспомнить, что Россия с горестию взирает на несколько миллионов сынов своих, которые не имеют даже и прав человеческих. Всякое распространение политических прав дворянства было бы неминуемо сопряжено с пагубою для крестьян, в крепостном состоянии находящихся. В сем-то смысле власть самодержавная есть якорь спасения для Отечества нашего. От нее, и от нее одной, мы можем надеяться освобождения наших братий от рабства, столь же несправедливого, как и бесполезного. Грешно помышлять о политической свободе там, где миллионы не знают даже и свободы естественной».



Тургенев считал, что освобождение крестьян должно быть не только личным, но и квалифицированным, то есть сопровождаться наделением землей. Так в действительности и произошло в свое время. Интересно, что в период Великих реформ Александра Второго этот вопрос – о примате социального над политическим - опять поднимался, его очень остро ставил тогдашний выдающийся западник Кавелин.


Оказавшись в вынужденном изгнании за границей, Тургенев двадцать с лишним лет работал над книгой «Россия и русские», выпустив ее по-французски в середине 1840-х годов. Книга в Европе впечатления не произвела – по сравнению с опередившим Тургенева бестселлером маркиза де Кюстина. Но надо признать, что дело не только в Кюстине – книга Тургенева неудачно построена и неинтересно написана. Из трех ее частей две последних толкуют о современном состоянии в России в политическом, социальном, экономическом отношении – очень сухой, чуть ли не справочник – и о плане необходимых реформ, а первая рассказывает о декабристах, то есть, о событиях к тому времени давно прошедших, причем рассказ об этом имеет целью приуменьшение роли движения в плане личного оправдания автора: незачем было приговаривать его к смерти по пустяковому поводу. Интересно, что, дойдя до России и до самих декабристов в Сибири, эта трактовка, по понятным причинам, их не удовлетворила.


Сегодня в книге Тургенева самыми интересными кажутся страницы, посвященные его службе в российских государственных учреждениях. Читая их сейчас, узнаешь нынешние, то есть, по существу, вечные русские сюжеты, и главный из них – завязанность русской жизни на власти, на властвующей фигуре, повсеместное нежелание инициативной деятельности в самом аппарате власти. Вот Тургенев пишет об адмирале Мордвинове, члене Государственного Совета и человеке очень уважаемом, которому посвящал стихи Пушкин:



«Он был честным, добрым, просвещенным, наконец, цивилизованным человеком, и всё же рабство, как я думаю, не вызывало в нем должного возмущения. Но если бы правительство всерьез захотело освободить крестьян, он, по моему глубокому убеждению, всемерно бы ему содействовал. Со своеобычной незлобивостью и добротой он нередко подтрунивал над моим рвением, направленным в защиту крепостных. «По-вашему, - говорил он мне, - все рабы святые, а все помещики тираны». «Почти»,- отвечал я ему вполне серьезно».



А вот сюжет совсем уж сегодняшний. После поражения Наполеона Франция выплачивала союзникам значительную денежную контрибуцию. Тургенев тогда работал в Министерстве финансов, и он пишет с полным знанием дела:



«Это был незапланированный источник дохода: при разумном ведении хозяйства его следовало бы использовать для каких-либо экстренных расходов и, непременно, с пользой для общества или же, как поступила Австрия, направить его на возмещение военных издержек. Меж тем, я с прискорбием наблюдал, как эти дополнительные суммы тратились на покрытие текущих расходов, как ими затыкали дыры в бюджете, проделанные по прихоти или же от безумной привычки швыряться деньгами. Значительная часть этих денег пошла на покупку в Англии сукна для обмундирования императорской гвардии, еще одна часть была истрачена на организацию, или, вернее, придание внешнего блеска армии Царства Польского и городу Варшаве».



Интересно, куда идут или уйдут деньги из стабилизационного фонда, как сегодняшняя российская власть распорядится этим нечаянным счастьем – петродолларами?


Будем утешаться тем, что бывали времена, когда власть что-то делала. Крестьянская реформа, в конце концов, была произведена, и Николай Тургенев успел дожить до этого. В Россию он, после амнистии декабристов, наезжал, но так в нее и не вернулся.



Иван Толстой: В Праге открылась выставка «Иезуиты в Клементинуме», посвященная исторической дате: 450 лет назад в Прагу пришли первые члены Ордена Иисуса. История, в основном, хранит мрачные отзывы о иезуитах. Справедливо ли? Разобраться в этом взялась побывавшая на выставке Нелли Павласкова.



Нелли Павласкова: Самые мрачные воспоминания о деятельности Ордена иезуитов оставались в Чехии еще полтораста лет назад - в 19 веке. Иезуиты, разъезжающие по городам и селам в поисках запрещенной протестантской реформаторской литературы, а заодно и тайных, еще не перевоспитанных и не сдающихся сторонников Реформации. Такие картины можно найти у чешских писателей, возрождающих национальную литературу, - в первую очередь, у Алоиса Ирасека в романе «Тьма», посвященного насильственному обращению чехов, потомков гуситов, в католичество. Вот как описывал он действия священников-иезуитов под предводительством фанатика и мистика патера Кониаша.



Диктор: Когда жена управляющего принесла инструменты, Кониаш приказал отодвинуть кровать и принялся изучать пол под ней. И снова ничего не нашел. Но от своих умыслов не отказался. «Оттащить сундук», - гневно приказал он, рассерженный и вздыбленный долгими поисками. Патер Фирмус сразу же сообщил ему на латыни: «Они испугались». Заметил, что Томаш как-то быстро заморгал и лицо его изменилось, а Хеленка быстро повернулась лицом к брату. Другой монах всадил долото в стол.


- Что вы делаете? – укоризненно спросил граф Льготский.


- Надо посмотреть, что в столе.


- Вы ничего там не найдете, донос был лживым.


Между тем монахи выломали доску из пола в том месте, где стоял сундук. Кониаш упал на колени и сунул руку в какую-то дыру под выломанной доской. Тайник! Нашли!


Испуганный Льготский стоял на пороге и с ужасом взирал на то, как Кониаш резким движением вытащил из тайника старую растрепанную книгу; он поднял ее над головой и, как охотник, хвастающий своей добычей, победоносно завопил:


«Вот она! Экке! Вот она!»


Потом снова опустился на колени и радостно продолжал:


- «Да здесь гнездо, настоящее гнездо. А, так вы – еретические книги, так вы нам лгать, притворяться, обман, обман, годами лгали! Так лгать мне, и книги все некатолические, гуситские. Будем допрашивать его сына и эту девку»…


- Они их допрашивают, - сказал Льготский во время обеда. – Патеры сегодня без кованых сапог, так что ноги, но они пытать умеют и без них.


Через некоторое время вернулся с допроса патер Фирмус и сказал, что таких тайных гуситов здесь полно, не только среди крестьян, но и среди горожан.


- Трудно бывает выявить этих дьяволов, - продолжал он. – Но мы не отступим, это сорняк выдернем, если мы хотим полной победы святой римско-католической церкви. Надо изымать у них и уничтожать эти их книги, за которые они готовы жизнь отдать.


- Неужели и жизнь?


- Да, глупые крестьяне, но не ученые мужи. Поэтому мы книги выискиваем как корень всего зла.



Нелли Павласкова: Так писал больше ста лет назад чешский писатель Алоис Ирасек. Подобное представление об иезуитах оказалось живучим. Нынешняя выставка «Иезуиты в Клементинуме», международная конференция на эту же тему и выпущенная к открытию выставки монография призваны поколебать миф. На открытии выставки профессор Теологического факультета Карлова университета Томаш Галик сказал:



Диктор: Наконец-то чехи смогут избавиться от черных легенд, возникших вокруг «Общества Иисуса» - Ордена иезуитов, легенд, живущих в Чехии с 19 века. Наконец чехи поймут, какой неизмеримый вклад внесли иезуиты в чешскую культуру. Иезуиты не отворачивались от мира, они ценили его, проникали в его законы и учили других пользоваться их открытиями.



Нелли Павласкова: Орден иезуитов, или «Общество Иисуса», был основан в 1534 году во Франции испанцем Игнатием Лойолой, христианским мистиком, проповедовавшим экзорцизм - очищение мысли и души от дьявола. Совершив в молодости паломничество в Иерусалим, он полностью отдался религиозной жизни, семь лет учился в парижском университете, где и основал со своими единомышленниками «Общество Иисуса». Новый Орден иезуитов представлял собой особое сочетание мистики с почти военной дисциплиной. Главным его принципом было беспрекословное послушание вышестоящим и преданная служба папе римскому. Незадолго до своей смерти Игнатий Лойола послал (по просьбе короля Фердинанда) из Италии в Чехию 12 священников. В те годы в Чехии, после поражения гуситских реформаторов, 90 процентов населения оставались протестантами. Посланцы были снабжены инструкцией:



Диктор: Уделяйте особое внимание чешским католикам и заботьтесь о них. Перевоспитывайте еретиков и раскольников:


- Спасайте их души,


- Подавайте пример во всех христианских деяниях,


- Относитесь к людям непринужденно и ласково.



Проповеди на латыни и немецком языках (пока не выучите чешский) не должны оскорблять другие секты или отталкивать людей с самого начала….




Нелли Павласкова: Кем же были в действительности эти могущественные люди Ордена, в четырехугольных клобуках, в подпоясанных черных одеяниях, монахи, принуждавшие к эмиграции из Чехии любых не согласных с ними не католиков? Их целью было не только вернуть чехов в колыбель католичества, но и возродить после долгих гуситских войн среднее, и главным образом, высшее образование, науку, культуру, медицину, искусство – живопись, театр, музыку, литературу, педагогику. Исследователь истории иезуитов в Чехии Ивана Чорнойова пишет:



Ивана Чорнойова: Папа римский позволил иезуитам заниматься медицинской практикой – любой, кроме хирургии; они оказывали помощь страждущим во времена эпидемий чумы и холеры, врачевали людей. Иезуиты первыми, среди монахов, начали оказывать помощь женщинам при родах и производить свои собственные лекарства по рецептам, привезенным из дальних стран, куда они ездили как неутомимые миссионеры. О «клементинских пилюльках» иезуитов говорили, как о чудодейственных, и традиционные аптекари Праги начали проявлять свое неудовольствие по поводу активных конкурентов. Успехи иезуитов в науке и образовании вызывали зависть. В чешских землях они славились своими великолепными пышными празднествами, школьными театральными представлениями. Они не пытались подавлять народную набожность, граничащую с остатками язычества, ибо сами были составной частью «культуры чуда». Они составили список чудес, которые приписывали своем главному святому – Игнатию Лойоле, и на первом месте в нем стоит чудодейственная помощь женщинам при тяжелых родах.



Нелли Павласкова: Директор книгохранилища Клементинум Властимил Ежек:



Властимил Ежек: Но главной деятельностью иезуитов было образование. Их школы, возникшие по всей Европе, были самыми лучшими и престижными, обучение было бесплатным. В середине 17 века иезуиты овладели почти всеми чешскими средними школами, двумя университетами – в Оломоуце и Вратиславе, восстановили Карлов университет с четырьмя факультетами. Кто знает, какой была бы судьба чешского народа, если бы преимущество осталось за протестантами?



Нелли Павласкова: Могущественный Орден был в 1773 году запрещен папой римским по просьбе европейских королей. Свою роль в этом сыграли споры иезуитов с Португалией при обращении в католичество населения Латинской Америки. Во всем мире были закрыты иезуитские школы и миссии, кроме православной России, где императрица Екатерина оставила три школы и несколько миссий.


В середине 19 века иезуиты вернулись в чешские земли и просуществовали здесь до прихода коммунистов.



Иван Толстой: Русские имена на европейской карте. Из Неаполя – Михаил Талалай.



Михаил Талалай: Казалось, что Антониетта Дорн всегда была и всегда будет – она превратилась в Неаполе в некое учреждение русско-итальянской жизни: вокруг нее почти весь ХХ век нанизывались судьбы, отъезды и приезды, эмигрантские были и небыли. Мы звали ее синьорина Дорн, безо всякой иронии – на юге Италии незамужних дам до сих пор называют «барышнями».


Синьорина Антониетта служила олицетворением космополитизма Неаполя: это была исконная неаполитанка, родившая в Швейцарии, в русско-немецкой семье, крещенная в Православии с именем Таисия. Собственно, по крови она была лишь на четверть немкой, а на три четверти – русской. Это произошло оттого, что и отец, и дед имели русских жен. Назвали ее Антониеттой в честь деда, Антона Дорна, личности широкой известной в Неаполе. Он основал знаменитую Зоостанцию с аквариумом, что носит теперь его имя, как и один городской бульвар. Это одна из самых старых и самых богатых станций такого рода, размещенная в великолепном здании, на самом берегу залива.


Его внучка тоже работала на Зоостанции, как дед, и как отец, и была ее живой историей, единственной в Неаполе со славной фамилией Дорн. Но теперь ее не стало. Антониетта скончалась в четверг, 27 апреля.


Она прожила не просто большую, а очень большую жизнь, славно отметив в прошлом году, при стечении разного рода народа, свое 90-летие.


Да, она родилась в далеком 15 году. В тот год для Италии началась Первая мировая война. Вот что писал за несколько месяцев до рождения дочки, ее отец, Рейнхард, писал на русском, из Неаполя в Москву: «Война застала станцию врасплох, ее неминуемое последствие в Италии - объявление мораториума и всякое прекращение интернационального денежного общения - поставили станцию в крайне критическое положение. Одних русских было 9 человек, некоторые с семьями, и не у всех было на что уехать. Все неожиданные затруднения, говорю откровенно, наполнили меня тревогой за будущее, которая еще увеличилась неудержимым шовинизмом, проявленным везде и к которому, к сожалению, страстно примкнули и ученые». Италия вскоре неожиданно объявила войну Германии, и самим Дорнам пришлось бежать – именно поэтому Антониетта появилась на свет неожиданно в нейтральной Швейцарии.


К счастью, станции удалось пережить все военные и политические невзгоды, и к середине 20-х годов отец Антониетты полностью восстановил международный характер Неаполитанской Зоостанции.


Дедушка Антониетты был человеком позитивной эпохи Жюля Верна. Он основал Зоостанцию в далеком 1872 году - в большой степени на личные средства и благодаря энтузиазму, огромным усилиям и оригинальной идее финансирования. «Рабочие столы» на станции абонировались разными странами с соответствующей годовой предоплатой; значительный доход приносили также публичный аквариум и продажа консервированных животных. В научном смысле Неаполитанская Зоостанция стала первым международным научно-исследовательским институтом, изучавшим природу в самой природе.


Немецкий зоолог был женат на дочери саратовского губернатора Марии Барановской, и ее огромное приданное тоже пошло в дело. Почему был выбран Неаполь? – конечно благодаря его заливу, с интереснейшей флорой и фауной, и благодаря массовому присутствию туристов. Так случилось, что и сын Антона Дорна женился на русской барышне, москвичке с литературной фамилией - Татьяне Живаго. После смерти отца Рейнхард стал директором Станции, и таким образом с самых первых лет Зоостанция была даже родственными узами связана с Россией, и здесь, на рубеже 19-20 веков работало множество замечательных отечественных ученых, назову, например, Нобелевского лауреата Мечникова. Последний из них прибыл из СССР в 1929 году, а потом эти русские истории прекратились. Впрочем, семья Дорн всегда оставалась центром русской жизни в Неаполе, теперь уже – эмигрантской.


Синьорина Антониетта рассказывала, что их квартира тогда порой превращалась в домовую церковь – в Неаполе в ХХ веке не было русского храма, и приезжавший из Рима архимандрит Симеон иногда крестил детей беженцев прямо у Дорнов на квартире. Дом их был открытым: с конца 20-х у них стала жить одна эмигрантка, археолог Ольга Митрофановна Иванцова. Ее супруг-биолог скончался в Неаполе, ей удалось-таки выехать из СССР, а в рассекреченных полицейских досье на русских беженцев я видел запись: «живет в Неаполе, потому что здесь могила мужа». В прошлом веке были и такие обоснования для местожительства. Иванцова погибла во время налета британской авиации, в августе 1943 года – весь дом Дорнов был разбит. Ее похоронили на так называемом Британском, некатолическом кладбище, рядом с мужем – позднее там упокоились родители Антониетты под типично русским резным крестом, а теперь и их дочь.


Антониетта, формально не была эмигранткой, и ей редко, но удавалось ездить в СССР. Первый раз это было при Сталине. Шел 35 год, ей было уже 20 лет, пригласил семейство Дорнов лично академик Павлов. Там они встретились и с московской родней. Вот что рассказывает Антониетта Дорн: «После роскошества Академии Наук с торжественными банкетами и официальным приемом в Кремле, мы словно провалились в самую гущу реального советского быта с его унизительной нищетой. Нашему взору открылись перенаселенные коммунальные квартиры, где влачили незавидное существование наши московские родственники и знакомые. Но до сих пор вспоминаю с волнением и благодарностью их неподдельное гостеприимство».


Эти связи, конечно, оборвались, но в самые последние годы возобновились вновь. Возобновились и визиты на станцию российских ученых.


Во времена, когда наши ученые были еще частыми гостями Неаполя, одному из них, известному специалисту по одноклеточным животным проф. Владимиру Тимофеевичу Шевякову директор станции Рейнхард Дорн поручил написать монографию об инфузориях Неаполитанского залива. К сожалению, через 2 года Шевяков, в то время профессор зоологии в Иркутском университете, скончался, и эта монография осталась ненаписанной. Его работы сейчас продолжил петербургский ученый Сергей Иванович Фокин, работающий временно в университете г. Пизы. Сбор проб воды на побережье Неаполитанского залива, прямо в черте города, проведенный им в прошлом году дал неожиданный результат – был обнаружен новый вид инфузорий – одноклеточного организма, ближайшие родственники которого до сих пор были известны только в Венесуэле и в Германии. Инфузория эта живет прямо перед Зоологической Неаполитанской Станцией, по этому она была названа Apofrontionia dohrni – в честь Дорна. Открытие считается сделанным, когда его публикуют: в мае месяце статья об инфузории Apofrontionia dohrni выйдет из печати, но порадовать носительницу фамилии биологов в трех поколениях уже, к сожалению, не придется.



Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG