Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Петр Вайль.
Андрей Шарый: Телеканал НТВ начала показ 11-серийного телефильма "Доктор Живаго" по роману Бориса Пастернака. Эта первая российская экранизация романа уже вызвала самые разные оценки. Фильм снят по сценарию Юрия Арабова, играют кинозвезды: Олег Меньшиков, Чулпан Хаматова, Владимир Ильин, Олег Янковский.
Об этой картине я беседовал с режиссером фильма Александром Прошкиным. В беседе принял участие мой коллега, обозреватель Свободы и автор посвященного знаковым произведениям советском и российской литературы цикла радиопередач "Герои времени" Петр Вайль.
Андрей Шарый: Александр, газета "Дейли Телеграф" назвала ваш фильм политической реабилитацией или "окончательной политической реабилитацией" Бориса Пастернака в России. Вам близка такая постановка вопроса?
Александр Прошкин: Прошло время чисто политического подхода к этому роману. Мне кажется, что это все-таки произведение скорее ментальное о том, кто мы, откуда мы, в чем наша вина и, в какой-то степени, куда мы идем. Мне кажется, что до тех пор, пока мы со своим прошлым не разберемся, пока это прошлое мы будем отодвигать и забывать, мы будем постоянно наступать в ту же самую воду. В какой-то степени это все-таки история об интеллигенции и о роли интеллигенции в том, что с нами со всеми произошло в XX веке.
Андрей Шарый: Сценарист Юрий Арабов сильно переработал художественное произведение, по которому вы снимали фильм, и это, может быть, не столько Пастернак, сколько Арабов. Но для кинозрителя это прежде всего, конечно, Прошкин. Это все-таки Пастернак или вы снимали сегодняшнюю Россию по Пастернаку? Или вы снимали сегодняшнюю Россию по Арабову. Что было творческой задачей вашей?
Александр Прошкин: Пастернак нас вел. И вот та какая-то атмосфера, которая была в процессе съемок, у меня такое ощущение, что его тень незримо присутствовала, потому что мы существовали в неком каком-то едином поле, которое, может быть, даже и не зависело от меня, а какая-то была некая сила сверху. Может быть, это такое самомнение. Мне кажется, что все-таки мы постарались почувствовать, сохранить как бы дух романа. Хотя, видите, сейчас нас начинают многие обвинять в том, что мы его извратили.
Андрей Шарый: Среди критиков вашей работы и сын Пастернака. Он говорит о том, что не имеет ничего общего роман с фильмом.
Александр Прошкин: Если он считает так, это его право. Но я думаю, что бы ни происходило, какая бы ни была экранизация, он всегда будет так считать. Хотя достаточно легкомысленная, легковесная, скажем, английская экранизация его устраивает. Фильм Дэвида Линна, прекрасный голливудский фильм, который, мне кажется, уж совсем далек от Пастернака, его тоже радует. Поэтому мне очень трудно понять критерии. Он говорит, что мы сняли мрачный фильм, а роман – светлый. Я не нахожу роман особенно светлым.
Андрей Шарый: Чулпан Хаматова в одном интервью сказала, что она специально не смотрела вот эту последнюю телевизионную экранизацию "Доктора Живаго", западную, поскольку хотела играть свою Лару, а не так, как сделала это Кира Найтли. Между тем, ясно, что фильм Линна так или иначе для вас был каким-то ориентиром. Нет, пожалуй, ни одного советского интеллигента, который тот фильм не смотрел еще тогда, когда роман Пастернака был запрещен. Что для вас экранизация 1965 года? Сложно было снимать, имея такой пример перед собой?
Александр Прошкин: Самое сложное было в том, чтобы не попадать в те же самые, скажем, сюжетные колеи, выворачиваться из сюжетных коллизий. Бал, Лара танцует вальс – конечно, это написано, как бы некий эмоциональный эпизод. Но мне пришлось отказаться от этого танца, то есть свести его до минимума и сделать более невротической эту сцену, чтобы не было прямой цитаты, прямого попадания. В этом смысле мне фильм бы ориентиром – как не делать. И не потому что мне фильм не нравится. Фильм замечательный, фильм живет абсолютно в своем времени, фильм знает и любит весь мир. Но, тем не менее, он все-таки весьма далек и от Пастернака, и абсолютно далек от России, потому что Россия там такая мифологическая, придуманные, декоративная.
Петр Вайль: Мне приходилось разговаривать с Евгением Борисовичем Пастернаком об этом американском фильме. Еще, естественно, это была глубокая советская власть. Знакомый американский журналист, аккредитованный в Москве, привез киноустановку к ним в квартиру, и на простыне, на стене они посмотрели этот фильм. Он страшно благожелательно отнесся, как вы и отметили, и он объяснил почему. Потому что этот фильм, как он сказал, не имеет никакого отношения к роману, поэтому и не задевает ничего в его душе как сына Бориса Пастернака. А ваш-то фильм безусловно задевает. Хоть у вас и написано "по мотивам", это все равно переложение романа. На мой взгляд, исключительно удачное переложение. Просто я не припомню какую-нибудь экранизацию великой книги, которая была бы сделана с такой замечательной точностью, при том что там многое изменено. Ваш пересказ мне кажется огромной удачей.
Александр Прошкин: Я так понимаю, что последнее время существуют уже и другие мнения. В частности, вы привели мнение Евгения Борисовича. Это великая проза, и она существует по совершенно своим законам, очень размытый, неясной фабулы, а драматургия существует по совершенно своим определенным законам. И естественно, что тут есть огромные потери и есть какая-то необходимость в драматургии более психологичные какие-то вещи сделать, в чем меня сейчас и обвиняют, что излишний психологизм здесь. Драматургия и проза в какой-то степени всегда спорят между собой, и всегда будет некая удовлетворенность. Естественно, всегда у ревнителей высокой литературы будут претензии к экранизаторам, и всегда мы будем неправы. Ну, что поделать…
Петр Вайль: "Доктор Живаго" – это все-таки не традиционная проза. И в известной степени вообще не проза. Это огромная, на 600-700 страниц, поэма. Она, конечно, построена по поэтически законам, а не по прозаическим и не драматургическим. Пытаться вот так ее экранизировать – это было бы обречено на неудачу. Была бы или красивая картинка, как у американцев получилось, где красота Джулии Кристи, Омара Шарифа и музыки Мориса Жара – вот что делает всю погоду. Или переделывать так, как вы. И я думаю, что ваша смелость была полностью оправданна.
Александр Прошкин: Мне тоже хочется на это надеяться. И я с ужасом думаю, как отреагирует вот такая широкая аудитория. Мне бы очень хотелось, чтобы картина как-то задела молодое поколение, чтобы они в первую очередь вернулись к стихам Пастернака. Потому что мне кажется, что в нашей прозаической жизни очень не хватает поэзии. Наши жестокие нравы, мне кажется, искусство призвано все-таки смягчать. Несмотря на весь трагизм картины, мне кажется, что эта картина все-таки светлая, и со светлым финалом. Самое страшное, что с нами произошло в XX веке, то, что мы впали в эту гражданскую войну, которая так и не закончилась по-настоящему. Она в таком латентном состоянии и продолжает существовать.
Андрей Шарый: Все-таки есть у вас ответ на вопрос, почему никто прежде не пытался в России экранизировать "Доктора Живаго"? И почему вы взялись за это дело?
Александр Прошкин: Вы знаете, я много раз пытался, много раз предлагал, но всегда получал отказ. Прежде всего потому, что очень дорогие киноправа. Конечно, я тоже хотел делать кино, это в первую очередь. И киноправа в России никто не в состоянии купить. И фильм Дэвида Линна настолько знаменитый, еще живет и существует, что, вероятно, эти права невозможно будет купить. Я имею в виду на киноверсию. До 90-х годов это еще было невозможно по каким-то политическим и цензурным соображениям, до 1985-87 года. Потом, вы сами знаете, наступил некий спад и апатия вообще в нашем кинематографе. В последнее время, я думаю, ушла на него некая мода что ли, и роман немножко забронзовел, скажем так. А сейчас, мне кажется, время вновь нагнало этот роман, он опять резонирует и опять сегодняшний день просматривается по содержанию этого романа. Мы опять в эпохе перемен, мы опять одной ногой в прошлом, другой – в неизвестно каком будущем. Тут масса узнаваемых вещей.
