Яков Кротов : Тема нашей передачи - радость. У нас в гостях Сергей Дмитриевич Каринский, преподаватель Свято-Филаретовской православной высшей школы, и Андрей Александрович Борейко, православный, катехизатор.

Сразу непонятное слово. Поясняю. «Катехизатор» от греческого слова «катехо» («слушать»), это человек, который объясняет основы веры, основы Евангелия, а слушатели, соответственно, катехизируемые. Сегодня наши гости – это люди, которым по долгу, но не службы, а на общественных началах положено объяснять, что такое вера. Объяснять, что такое вера – дело достойное и правильное, только у этого есть одно печальное последствие, потому что любое занятие приводит к утомлению, любое занятие заканчивается тем, что уши начинают увядать и, вроде бы, все становится понятнее, но… как в жизни. Люди, когда они собираются поженится, они всегда такие радостные, а когда им объяснят, что будет потом, после брака, глядишь, они уже поглядывают, может, в конце концов, лучше не жениться. И точно то же самое в Церкви, которую не случайно Господь сравнивал с женихом и невестой, отношение верующего и Бога. Потому что, когда человек встречает Бога, по-моему, это всегда радость. Я не слышал, чтобы человек от встречи с Богом рыдал, плакал, унывал и тосковал, нет, это всегда радость. А затем человек узнает, ему объясняют и, глядишь, что-то у него уголки рта поползли вниз, уже нимб светящийся, который над головой многих людей, познакомившихся с Богом, он уже как-то расточился, и уже довольно кислая физиономия, заканчивается всё песней покойного Владимира Высоцкого, что и в Церкви сумрак, уныло и все не так, как надо. А надо, чтобы было радостно. Почему же тогда этой радости, о которой так часто говорится в Библии, в Евангелии даже говорится о том, что «радость Ваша должна быть совершенной», почему же этой совершенной радости как-то не могут христиане, православные в данном случае, предъявить эту совершенную радость. Или, забегая вперед, позволю себе дать такую подсказку, или, может быть, христианская совершенная радость, она как социалистическая экономика, она такая совершенная, что уже товары на прилавке не обязательны. И христианская радость такая совершенная, что уже улыбки не обязательны. А христианская радость – это черные одежды, это заунывные гимны, это посыпание головы пеплом, Великий пост и прочие маленькие радости православной жизни.

Сергей Каринский:Мне Ваша история о том, как человек постепенно, входя в Церковь, становится все более и более безрадостный, напомнила одно высказывание моей знакомой, которая занимается педагогикой, конечно, ей не нравится, как у нас обстоит дело в педагогике. Она рассказывает: «Вот, представьте себе, в первый класс ребенок поступает, как он хочет учиться, практически все хотят учиться, глаза горят, идут с удовольствием в школу. Но, посмотрите уже на учеников третьего, четвертого, пятого класса, которые не хотят идти в школу, для них это мука. Куда делся весь этот энтузиазм, кто, собственно говоря, что сделал с ними, что желание учиться сменилось на желание не учиться. Тут уже ребенок проявляет свою смекалку, как бы отлынуть от учебы».

Наверное, что-то подобное может быть везде, не только в педагогике, а может быть и в Церкви. Если бы меня кто-то спросил, что самое главное в христианстве, я бы, наверное, ответил, именно радость. Радость, радость чистая, радость беспримесная, радость совершенная. Наверное, человек, который в эту радость как бы не вступил, эта радость отсутствует в его опыте, наверное, он даже не может быть до конца назван христианином.

Я помню рассказ одной женщины, которая приехала из Англии, она была англичанка и там стала православной. Она объясняла нам в Москве: «Я познакомилась с самым главным в православии, меня учили православию английские православные монахини. Самое главное в православии – это радость».

Яков Кротов: Спасибо. У нас есть звонок из Москвы. Алексей, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Сегодня Ваша тема близка очень многим людям. Хотелось бы выслушать Ваш комментарий, Яков Гаврилович.

Яков Кротов: А Вы то сами радуетесь?

Слушатель: Конечно.

Яков Кротов: Чему?

Слушатель: Жизни, свету, природе, тому, что нам Бог всем послал. Поэтому у меня нет никаких сомнений по поводу радости. Я просто хотел бы Вас спросить, можете ли Вы прокомментировать серию книг Владимира Мегре «Звенящий кедр России».

Яков Кротов : Спасибо, Алексей. Даю краткую справку. Серия книг, посвященная Анастасии, загадочной таежной целительнице, написана Владимиром Мегре, другие авторы сейчас пишут о той же Анастасии. С христианской точки зрения, вызывает удивление, что там основной сюжет -как бы сохранить своё здоровье. Вот кедровым маслом, дачей, свежими огурцами. Но, во всяком случае, сюжетообразующий позыв – это, кстати, не радость, а именно здоровье: будешь здоровый, все остальное уже само по себе приложится.

Тогда я бы спросил нашего второго гостя катехизатора Александра Борейко. Христианство для русского православного человека, вообще для русского человек – это, прежде всего, аскеза. Это, давайте грубо скажем, самоистязание, пост, не ест человек мясо, не пьет, в конце концов. Какая тут может быть радость, какое тут может быть здоровье? Что же это за извращенная религия, это ещё Ницше говорил, хотя не был русским. Почему христианство, казалось бы, религия радости, и при этом противопоставляет себя тому, что у нормальных людей считается неотъемлемым условием радости: здоровье, сила, богатство? А у христиан, радуйтесь, что вы нищие духом, радуйтесь, что вас гонят, потому что на небесах награда велика. А что, здоровым быть нельзя?

Андрей Борейко: Я думаю, что вопрос прозвучал немножко провокационно. То есть это, наверное, некое расхожее представление о том, что такое христианство и что такое православие.

Яков Кротов: Извините, Андрей. Не провокационный вопрос – это не вопрос, это восклицание, это трата эфирного времени и внимания слушателей. Любой вопрос – провокация. Конечно, надо радоваться и веселиться, когда Вас провоцируют.

Андрей Борейко:Я поэтому благодарю Вас за такой вопрос. Действительно такие представления есть, действительно в христианстве, в православии очень сильна аскетическая линия, и в некотором смысле можно сказать, что они неразрывно связаны. Но в то же время, если мы обратимся к Писанию, то есть к источнику, к Новому Завету, то увидим, что апостол сравнивает те же усилия, можно сказать, аскетические усилия, усилия христианина с усилиями спортсмена, который пытается добиться некоторой цели, пытается участвовать в состязаниях и получить венец победителя. Уже это более понятно, мне кажется, любому современному человеку, что спортсмены имеют режим определенный, что они в чем-то ограничивают себя или их ограничивает тренер, который имеет большой опыт, и таким образом пытаются достичь какого-то результата. Но здесь есть существенная разница. Понятно, что полной аналогии быть не может, потому что, если мы говорим о награде на небесах, то очень часто представляется некие абстрактные небеса, некое удаленное время от нас. Я думаю, что мы сегодня, собственно, и собрались для того, чтобы по мере сил, своего достаточно скромного опыта сказать о том, что все-таки это радость и эта небесная награда открывается человеку здесь и сейчас. То, о чем сказал Сергей Дмитриевич, если человек не испытал хоть в какой-то мере эту радость и не приобщился к этой небесной награде, не почувствовал ее, то, действительно, ему сложно называть себя христианином. В этом смысле этот спортсмен, этот победитель, то есть христианин, который стремится к почести какого-то высшего звания, он должен быть призван некоторым образом открывать ее здесь и сейчас, сегодня. Когда христиане этого не делают, то от этого и происходит некоторый дефицит, недостаток радости в нашей жизни.

Яков Кротов: У нас есть звонок из Москвы. Елена Владимировна, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. В Новом Завете я наткнулась на такое определение Бога, что Бог нелицеприятен. Как Вы это можете объяснить? Потому что нелицеприятен в моем понимании – это определение отрицательное.

Сергей Каринский: Вообще, слово «нелицеприятен» означает «не смотрит на лица», то есть отношение не зависит от того, какой человек. Скажем, судья может быть нелицеприятен, то есть он судит честно, не выделяя каких-то своих протеже. Когда говорится, что Бог нелицеприятен – это значит, что он судит по каким-то своим, истинным, может быть даже до конца нам непонятным, критериям, и не смотрит на какую-то внешность, не смотрит на то, что, может быть, в глазах человека будет даже важным, но по-настоящему в глазах Божьих будет неважным.

Яков Кротов: Напомню, в Евангелии есть притча о работниках двенадцатого часа, где говорится о том, как люди используют возможности, которые им предоставляет Бог (плохо, в общем, используем) и тем, кто хотя бы пытается, Господь говорит в конце притчи, таким рефреном идет, «войди в радость Господа своего», то есть «радуйся со мною». На Древнем Востоке было принято из человеческих эмоций делать такие символы, когда милосердие представлялось в виде дома, у которого есть двери, можно их открыть, врата милосердия, и войти. Так же и с радостью.

Андрей Борейко, Вы как себе представляете, что такое Божья радость? Что это за дом и как там живет человек? Что значит - жить в радости Божьей? Вообще, Бог, Он же выше человеческих сил, тем не менее, в Библии говорится, что Он радуется.

Андрей Борейко: Понятно, что когда мы говорим о том, что Бог радуется или Бог гневается, или какие-то другие эмоции приписываем Богу, то это то, что называется неким человекоподобием, антропоморфизмом в Писании и это то, что мы делаем по необходимости, когда пытаемся выразить какую-то мысль о Боге тем человеческим языком, который нам доступен. Конечно, понимать это буквально, совсем в человеческом смысле достаточно сложно и, можно сказать, неверно. Но все-таки любой человек, когда испытывает в своей жизни моменты, когда жизнь его полна, когда не то, чтобы он доволен в материальном плане или он просто здоров и испытывает избыток сил, но в моменты полноты жизни, когда он радуется о своих детях, когда он радуется о своих близких, когда радуется о своем друге или своей возлюбленной, множество таких моментов в жизни людей, так или иначе, как бы безрадостна не была бы жизнь, бывают такие моменты полноты, которые даже трудно описать, но они запоминаются, они всегда яркие. Наверное, это и есть то чувство, то состояние, очень близкое к тому, когда мы говорим о радости божественной и о той радости, которая, как мы знаем и видим и в Писании, и в опыте христиан, уже дается христианам как бы вне зависимости от этих обстоятельств. Та, которая существует иногда вопреки внешним обстоятельствам жизни.

Яков Кротов: Спасибо. У нас есть звонок из Москвы. Сергей Львович, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день, уважаемый отец Яков, уважаемые гости, батюшки. Христос воскресе.

Яков Кротов : Воистину воскресе.

Слушатель: Совершая добро, личность приобретает достоинство, при этом можно и радоваться этому добру. А Бог к тому же бесконечная сущность. А человек создан по образу и подобию Божьему. Сущность его тоже бесконечна, поэтому и радость должна быть бесконечной. Спасибо большое.

Яков Кротов: Спасибо, Сергей Львович. Звонок из Москвы. Михаил, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Я хотел бы сказать о радости божественной, основная мысль моя такая, что человек все-таки является инициатором поиска этой радости. Когда у нас все хорошо, все нормально, тогда нам легко радоваться. Но когда какие-то сложные обстоятельства в жизни, с работы уволили или в аварию попал, или еще что-нибудь, тогда очень трудно радоваться. Но в эти моменты мы и можем приблизиться к Богу и погрузиться в его радость, которая выше всех этих обстоятельств и которая приходит с небес. На самом деле человек, находясь в этих обстоятельствах, начинает радоваться тому, что Бог ему дал, что Бог приготовил и что все, что есть на земле, оно не так важно, как то, что будет с нами на небесах.

Яков Кротов: Спасибо, Михаил. Я бы все-таки заострил тогда нашу тему. Потому что я бы сказал так, Ветхий Завет много говорит о радости, он говорит о радости евреев, когда они возвращаются на родную землю, он говорит о радости людей, которые отмечают правду, свадьбу, он говорит о радости, как о состоянии человека, который участвует в каком-то общем радостном событии. И тогда радость – это как скорбь на похоронах. Вот на похоронах все скорбят, есть отдельный отряд плакальщиц, которые скорбят вслух, со знанием дела, со вкусом, они на этом тренированы. И есть радость, которая обязательна: пришел на свадьбу, ты радуешься. Но современному человеку это трудно понять, современный человек часто как раз средь шумного бала совершенно не случайно испытывает такую тоску, потому что современный человек не хочет радоваться, когда радуются все. Радость общая, радость коллективистская – это радость не свободная, это радость рабская. А человек хочет вырваться из этого рабства, даже если это рабство у своего народа, у своей семьи, брат женится и так далее. А у человека тоска именно в эти моменты. Может быть, именно поэтому часто люди шарахаются от Церкви, потому что они слышат, что там положено радоваться. И это не только радость. О многих религиозных чувствах… Читаешь Библию – обязательно, возрадуйтесь. Как на Пасху, возрадуйтесь все. А человек не может по расписанию радоваться именно 23 апреля, у него зарез. Вот и не идет народ в храм, потому что не хочет радоваться по принуждению. Сергей Дмитриевич, как бы Вы объяснили, что это такое, радость по расписанию церковному?

Сергей Каринский: Я бы тут согласился с нашим слушателем о том, что есть очень разная радость. Действительно, может быть, говорить о радости, прежде всего, интересно, различая, какая бывает радость: бывает маленькая, бывает большая, бывает совершенная, бывает ложная. Радости можно учиться, в радость можно входить, а можно не входить в нее, можно от нее отказываться, можно, выбирая маленькую радость какую-то, отказываться от большой радости, от настоящей радости. Когда Вы говорите, что в Церкви надо радоваться, это очень редко, действительно слово «надо» тут мало уместно. К тому, если уж употреблять слово «надо», то, скорее, мы услышим, что надо скорбеть, к сожалению. Более того, часто в Церковь люди приходят именно от скорби, а не от радости, хотя есть такие люди, которые приходят от радости. Ища эту большую радость, они приходят в Церковь. Но больше приходят за утешением, когда людям как раз не очень хорошо.

И все-таки радость очень разная. Бывает радость оттого, что хорошая погода, что у нас хорошая семья, работа или просто листочки распускаются на деревьях, и это настоящая радость. Надо понимать, что это действительно радость и самое ценное в ней именно то, что она нам дает некий намек на настоящую, на подлинную радость, на радость в Боге. Но все-таки, как, опять же, очень правильно сказал наш слушатель, настоящая, совершенная радость, она, прежде всего, обладает тем свойством, что она не отнимется у нас, она не зависит в какой-то мере от наших обстоятельств. Это радость о Господе, это радость о том, что в этом мире есть Господь. Видеть мир, в котором присутствует Господь, это уже радость. Конечно, можно такое видение потерять, можно исказить такое видение, начать радоваться о чем-то совсем другом. То есть, скажи мне, как ты радуешься, и я тебе скажу, кто ты.

Яков Кротов: Спасибо. У нас есть звонок из Москвы. Валерий, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Вы говорили об аскезе в Церкви и в христианстве вообще. Что Вы скажете насчет того, что практически все церковники и тем более церковные иерархи ходят в золоте и так далее?

Андрей Борейко: Спасибо за вопрос. Когда мы говорим об аскезе, нужно пояснить, что такое аскеза. Аскеза от греческого слово «аскео», то есть «упражняюсь», «предпринимаю некоторые усилия», конечно, подразумевает определенную скромность и в одежде тоже, но это, пожалуй, не главный аспект. Здесь надо различать, что есть некоторые личные усилия человека, связанные с молитвой, связанные с постом и с другими хорошо известными, менее известными формами аскезы, но и есть богослужение. Существуют внешние некие действия, то есть богослужебные действия, которые традиционно в православной Церкви, во всяком случае, выглядят достаточно празднично и пышно. Это никак не противоречит тому внутреннему аскетическому усилию, которое должно быть в Церкви.

Яков Кротов: Спасибо. То есть у спортсмена есть два комплекта одежды на разные случаи жизни.

У нас есть звонок из Москвы. Елена Васильевна, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Приветствую Вас, братья, именем Господа Иисуса Христа. Я очень интересовалась этим вопросом, что такое радость, и молилась, Господь, покажи мне, что такое радость. Потому что посмотришь по сторонам, вроде бы и радоваться нечему, мы живем в одной стране, знаем, как мы живем. Я учительница. Однажды я с двумя отличниками поехала в Петербург и в первый же день, буквально через два часа после того, как мы приехали, на вокзале у меня украли все мои деньги, с которыми я приехала в Петербург. У меня нет ни денег, ни обратных билетов, ничего. Мы пошли в милицию, и там я сильно молилась. Именно там, в милиции, в каком-то закутке меня наполнила такая радость, которой я ни до, ни после не испытывала, то есть Бог ответил мне на мои молитвы, покажи мне, что такое радость. У меня внутри все настолько прыгало, клокотало, ликовало, что я должна была скрывать это все, потому что милиционеры, которые на меня посмотрели, они бы подумали, что я либо обманываю, потому что в такой ситуации не радуются, либо я с ума сошла. Я поняла, что радость внутри, она от осознания, что ты с Господом и Бог слышит тебя и отвечает на твои молитвы. Вот такое у меня было переживание.

Яков Кротов : Спасибо, Елена Васильевна. Я позволю себе как бы от атеистического стола нашему христианскому столу подкинуть вопрос. Дело в том, что радость часто бывает абсолютно беспричинной. Более того, многие люди как раз уверены, что именно беспричинная радость – настоящая. Есть замечательная новелла Честертона, как вдруг где-то там на грязном, насколько может быть грязным британский вокзал, его пронзает ощущение счастья, совершенно повода нет. Не может ли быть так, что верующий человек просто насаживает на эту спонтанную, беспричинную радость свое разумное, рациональное объяснение: он молился и испытал радость. Почему я задаю такой вопрос: потому что, если сказать, что радость приходит, как ответ Бога на молитву, тогда встает встречный вопрос, почему иногда молишься, и не приходит радость. И, более того, иногда человек посвятил себя людям, пожертвовал собой и сделал это с великой радостью, проходит год, полтора, два и вдруг такая тоска, потому что… совершенно, воду в ступе толочь, совершенно безрезультатно и ощущение, что это все напрасно и все молитвы напрасны, и радость, которая была, обманула. На самом деле все очень-очень плохо. Как тогда различить доброкачественную радость и недоброкачественное уныние? Когда Бог не отвечает, не дает радость? Что мы тогда ответим людям?

Сергей Каринский: Во-первых, можно слушательнице, которая нам позвонила и поделилась своей радостью, пожелать, чтобы она эту радость сохранила. Настоящая радость меняет нас по-настоящему, мы становимся другими людьми, мы начинаем жить иначе. Но потерять радость тоже очень легко. Более того, можно в какой-то мере остановиться на той радости, которая есть, и не желать большей. Дело в том, что действительно Господь нас призывает к радости, причем радости настоящей, более совершенной. Но как в эту радость войти, как ей учиться, это очень непросто. Потому что не все даже зависит от нас, точнее, зависит от какой-то совсем глубокой глубины нашей, от той глубины, которая есть в нашем сердце. Мы, наверное, не удивляемся тому, что мы не можем в себе любовь. Любовь тоже прекрасное, правда, немножко уже такое затертое в нашем мире слово, прекрасное христианское слово, мы знаем, насколько важна любовь для христианства. Но мы же понимаем, что иногда у нас есть эта любовь, иногда мы просим, чтобы она в нас была. Я говорю, прежде всего, о нашей любви к другим людям и к Богу, любви к нам всегда нам не хватает. Но иногда этой любви нет, и мы не можем вызвать. Мы можем думать о том, как эту любовь, как говорят в христианстве, стяжать, как ее приобрести, но до конца у нас нет такой методики. Современный мир очень привык ко всякого рода методикам, техникам, как это получить. Наверное, многие направления психологии как раз и хотят разработать метод, как получить радость. Но я боюсь, что это будет не самая настоящая радость.

Яков Кротов: Спасибо. У нас звонок из Московской области. Сергей Васильевич, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Спасибо за тему передачи. Божественная радость блаженна и приходит человеку только когда он отвергает себя, по словам Евангелия, истинно своим сознанием, понимая единство с Христом. Поэтому человек не может радоваться, радоваться блаженно. Можно радоваться истинно только лишь во Христе. У меня такая радость была, состоялась несколько раз в жизни. Сначала в человеке возникает понимание о единстве с Богом, человек на самом деле как личность в это время исчезает во Христе, затем ощущается внутренний жар физический, затем наступает духовный оргазм, если хотите, или блаженство величайшей силы, никак не связанное с половыми переживаниями. На следующей ступени наступает то, что называется свечением тела, тело начинает светиться синим светом. В таком состоянии человек начинает любить весь мир, колоссальная любовь совершенно невероятной силы. Наша любовь лишь жалкое подобие того, что переживается в таком состоянии.

Яков Кротов : Спасибо, Сергей Васильевич. Вспоминаются, однако, многие современные антисектантские памфлеты, скажем так, где православные люди говорят: «Посмотрите Вы на американских баптистов и их последователей. Чего они такие жизнерадостные?» Это церковный вариант общей российской американофобии, ненависти к Америке, когда говорят, что это американцы такие жизнерадостные, отъевшиеся, вечно они улыбаются, нет у них настоящей духовности, если есть такая радость. И часто в число признаков ложной религии вписывают именно такую радость. Потому что подойдет православный миссионер, он мрачный, а подойдет баптист, он радостный, значит, он хочет Вас склеить. Мне кажется, то, что описывал Сергей Васильевич из Подмосковья, на самом деле во многом, кроме синего свечения, напоминает ту радость, которую испытывает любой посетитель молодой дискотеки: вот этого чувство оргазма, выхода из себя, готовность всех любить. Нельзя ли тогда так поставить вопрос: господа христиане, вы повзрослели, юношеские, подростковые, девичьи радости у Вас исчезли природные и Вы их имитируете, вы искусственно в себе какие-то эндорфины поклонами возбуждаете, чтобы обрести то, что вообще-то не Бог дает, а природа. Постарели, так смиритесь с тем, что нет у Вас радости и не будет, и не надо здесь бросать панты: православие – религия мрачная, веселиться сама не любит и другим не дает, поэтому давайте без демагогии.

Дорогой Андрей Александрович, все-таки, Вы бы как сказали, Вы же ближе к молодому возрасту, чем другие здесь присутствующие, разница естественной, природной, физической радости и той радости, которую принято называть христианской, в чем она, на Ваш взгляд, и в чем сходство?

Андрей Борейко: Я бы не стал так жестко противопоставлять здесь природную, если так можно говорить, радость и радость благодатную, хотя это часто делают и в этом есть определенная правда. Но все же важно здесь сказать следующее. Все-таки эти две радости, если так их можно назвать, могут идти рука об руку, и радости человеческие, радости, которые знакомы всем людям, могут быть не чужды тому, что человек в этом открывает и встречает Бога в такой радости, когда с ним происходят вполне человеческие события, он испытывает вполне человеческую радость.

Яков Кротов: Вы разделяете предубеждение по отношению к миссионерам, слишком жизнерадостным?

Андрей Борейко: Да, конечно, это немножко другая культура. То есть, мы все-таки в России меньше улыбаемся, меньше как-то показываем свою радость. Может быть, для американцев это, с одной стороны, показывает действительно, что люди рады, с другой стороны, это может быть все же некоторой нарочитой формой проявления, не всегда соответствующей тому внутреннему состоянию, которое испытывает человек. Так же, как и мрачность внешняя, она может быть вполне напускная, того православного миссионера мрачного, о котором мы говорим. Я сам много раз сталкивался с тем, еще начиная как-то свою христианскую, церковную жизнь, что люди подходили и говорили: «Что ты такой мрачный?» Это совершенно не соответствовало моему внутреннему состоянию. То есть мне было очень здорово, мне было очень радостно, я испытывал какие-то очень возвышенные и радостные чувства, при этом люди говорили: «Что ты какой-то мрачный?» Я думаю, что, может быть, наша проблема в том, что мы не умеем выразить эту радость, поэтому нам ее не хватает. Но, опять же, эта внешняя сторона дела не всегда как бы точно выражает внутреннее состояние, это надо понимать. В общем-то, все, так или иначе, об этом знают.

Яков Кротов: Вспоминаются Ильф и Петров, которые в «Золотом теленке» заметили (вредины эдакие), что пишущий человек, у него всегда страдальческое выражение лица, он может писать комедию, трагедию, но выражение лица… человек не создан, чтобы писать, ему это тяжело, как и колоть дрова. А ведь выходит иногда очень веселый радостный текст, как у того же Ильфа и Петрова.

У нас есть звонок из Петербурга. Лев, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Прокомментируйте, пожалуйста, такие мои слова. Постный образ жизни, уныние и, возможно, аскеза – это недостаток веры и недостаток христианской любви, в лучшем случае это постная вера и постная любовь. Спасибо.

Сергей Каринский: Слово «постный» у нас сейчас стало ассоциироваться с чем-то очень мрачным. Но сами богослужебные православные тексты говорят о чем-то совсем другом, «веселое время поста». Поэтому, если в смысле церковного поста, то постное время – это очень веселое время. Если применять слово «постный», как сейчас часто говорят, как нечто мрачное, то действительно это будет очень грустно. Я тут могу еще привести слова пресвитера Александра Швимана, может быть, того человека, который больше всех в православии в XX веке писал о радости, сейчас вышли его дневники, там даже на обложку вынесены слова именно о радости: «Начало ложной религии – неумение радоваться, вернее, отказ от радости. Между тем, радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. Первое, главное, источник всего. Да возрадуется душа моя о Господе. Страх греха не спасает от греха, радость о Господе спасает. Чувство вины, морализм не освобождают от меры его соблазнов, радость – основа свободы, в которой мы призваны стоять». Да, основа свободы, основа церковной жизни – это радость, но это радость некоторая подлинная, это радость не дешевая, это радость дорогая. И, когда мы говорим об аскезе, когда мы говорим о посте, это все конечно средство, но средство получения подлинной радости.

Яков Кротов: У нас звонок из Москвы. Алла Константиновна, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Я хочу несколько слов сказать о радости. Дело в том, что когда священный огонь на земле Израиля зажигается на территории православной обители, то возникает такая радость, что Господь с нами и Он еще не очень сердится на нас, Он дал нам огонь и дал знать, что Пасха наступила. Поэтому, православные братья и сестры, хочу сказать, бегите в храмы, когда они так не переполнены. А ведущему хочу пожелать перестать так ненавидеть православие, а то собственная желчь его разъесть.

Яков Кротов: Спасибо, дорогая Алла Константиновна. Итак, чудо схождения благодатного огня. Тут встает несколько вопросов. Во-первых, какая была радость людям, жившим в первом тысячелетии? Благодатный огонь, впервые его схождение зафиксировано в 12-м столетии, до этого подобных мифов не было. Во-вторых, чудо благодатного огня заключается не в том, что он сходит, а в том, что на православных сходит, а у католиков не сходит. Из сего многие православные выводят, что православие - единственное настоящее христианство. Надо сказать, это хороший поворот темы – радость за счет того, что другие плохие. Не просто радоваться тому, что Христос пришел, не просто радоваться тому, что Господь воскрес, а радоваться тому, что наш Господь воскрес, а Ваш, католический, не воскрес. Так ведь и вне Церкви, к сожалению, тоже многие вполне неверующие люди могут радоваться только злорадством. Как в Евангелии, когда распяли Спасителя и многие люди, судя по всему, специально шли посмотреть и потом злорадно, глядя на крест, говорили, «сам себя спасти не можешь». Им был нужен крест, им было нужно распятие, чтобы обрести чувство радости.

Андрей Александрович, такого злорадства в православии, к сожалению, много, когда человек возбуждает в себе радость в основном за счет критики другого, в основном за счет того, посмотрите, как плохо, вокруг секулярный мир, он лежит в грехе - аборты, клонирование, переливание крови и прочее - а у нас все благолепно, и огонь сходит с небес. На Ваш взгляд, о чем это свидетельствует, такое прокрадывание злорадства внутрь Церкви? Можно ли этому как-то противостоять?

Андрей Борейко: Да, Вы правы, можно сказать, что это некоторая наша слабость, что мы, православные христиане, проявляем иногда такие чувства, такие мысли, более того, иногда даже это поднимается на щит и выставляется такая позиция в качестве единственно верной и православной. Да, человеческие страсти, то же злорадство это человеческая страсть, некоторое желание самоутвердиться за счет другого, по какому-то групповому признаку или по конфессиональному, или еще какому-то. Но здесь надо понимать, что, в общем-то, это человеческая страсть, это грех и это то, что иногда принимает даже какие-то регулярные формы, выставляется в качестве вероучения. Но здесь от нас требуется некоторая трезвость, некоторое внимание к самим себе. Если зачастую это внимание избыточно у православного человека по отношению к своей личной жизни, к своей индивидуальной жизни, то этого критического отношения к жизни церковной, к жизни именно сообщества верующих людей, православных и к позиции коллективной, общей позиции, его нет. Здесь как раз иногда тот самый триумфализм, о котором Вы говорите, он преобладает и лишает людей какой-то трезвости и четкости понимания того, что на самом деле мир сложнее и то или иное внешнее событие, то или иное даже чудо отнюдь не может давать нам некоторую индульгенцию и гарантировать нас от собственных ошибок.

Яков Кротов: Спасибо. У нас звонок из Москвы. Нина Сергеевна, прошу Вас.

Слушатель: Я как раз хочу поговорить о радости в понимании простого человека. Когда мне было 23 года, я окончила физический факультет, молодой специалист, физики были в почете. Но меня судьба столкнула с женой Михаила Михайловича Пришвина. Я пришла к ней в 1960 году. В 1980 году Валерия Дмитриевна умирает, с тех пор я 20 лет хожу к ней на могилу. На чем я хочу заострить внимание? Валерия Дмитриевна была очень верующим человеком, а я была неверующий физик, но все-таки мы находили общую тему для разговоров, она меня долго воспитывала, что такое радость. Она закончила философский факультет, у Мережковского училась, и открыла школу радости. Я не понимала ее радости, и радовалась чисто бытовому: кандидатской диссертации, успехам. Прошло 20 лет, уже нет Валерии Дмитриевны. А по наследству она оставила книгу, которая она брала у меня, все перечеркнула, это книга Эйнштейна. Она хотела написать книжку «Эйнштейн и Пришвин». Извините, я эту книгу сейчас пишу. Наткнулась в каком-то журнале, «Мир Эйнштейна и мир Лосева». Кстати, Лосев приходил к Валерии Дмитриевне, я видела его. Она мне говорила: «Нина, если ты ничего не понимаешь, сиди и слушай». Через 20 лет все откликнулось в понятии радости. Эйнштейн и Пришвин оба великие люди, они принадлежат, можно сказать, планете. Так вот Эйнштейн тоже, кажется, в Бога верил, но в Бога такого, которого хотел победить, и хотел построить всеобщую теорию всего. А Пришвин, в отличие от Эйнштейна, жил в этом Боге, он жил в том порядке, который как бы задумал Бог. Так вот радость – это понимание порядка, понимание того порядка, в котором ты живешь и который нельзя нарушать, отсюда и все Ваши аскезы. Я так понимаю. Между порядком и хаосом человек все время бьется, это как Адам нарушил, съел яблоко, расплата за наше бытие, за каждое нарушение есть какая-то житейская расплата. Так вот понимание, чего нельзя делать и чего можно… 9 мая Лужков поднял 11 самолетов и распылил 11 тонн реагента над Москвой, над Москвой сейчас стоит темный туман, страшные дожди идут. Нельзя вмешиваться в среду, которую вы не создали, ее нужно понимать, ее нужно принимать, но нельзя ее создавать.

Яков Кротов: Спасибо, Нина Сергеевна. Да, это немножко напоминает покойного Канта, который говорил, что преступник, который совершил убийство, должен радоваться тому, что его казнят, потому что таков порядок: совершив убийство, он дал согласие на смертную казнь. Может быть, в радости присутствует элемент понимания, однако не все, что человек понимает, вызывает у него бурную радость. В защиту Эйнштейна может быть мы скажем так, что он строил свою теорию не для того, чтобы доказать небытие Бога. Весь мир обошла фотография Эйнштейна, который показывает язык и при этом, очевидно, радуется. Предъявите мне такую фотографию какого-нибудь православного святого. Фотографию Эйнштейна тиражируют, она висит во многих квартирах. А что могут предъявить православные в ответ на это?

Сергей Каринский: Православные могут предъявить очень много. Меня немножко задело, что сейчас обсуждались какие-то недостатки православия, не потому, что их нет, а потому, что это как бы, наоборот, не имеет смысла обсуждать, надо что-то с этим делать. Я думаю, что радость – это именно то, в частности, что меняет мир вокруг нас, меняет Церковь, меняет нас самих. А что могут предъявить? Могут предъявить Библию, где много очень радости, но радости часто, которая через страдания, вовсе не легкую радость. Могут предъявить богослужебные тексты, в которых почти все о радости. Я не говорю о том, что сейчас идут пасхальные дни, они еще будут три недели, где почти каждое слово о радости, о радости о Господе. Мы можем вспомнить Серафима Саровского, который просто каждого приходящего к нему называл «радость моя». Действительно, если говорить о том, что главное было в Серафиме Саровском, великом святом, который выразил какую-то очень важную особенность святости русской, часто святости православной, это была именно эта радость, не уничтожаемая ни страданиями, ничем. И этой радостью он еще к тому же умел делиться с другими. В общем-то, в наше время, в XX веке, сколько людей, которые дают нам эту радость, которые делятся с нами этой радостью. Давайте принимать ее, искать ее. На самом деле действительно блаженны алчущие и жаждущие правды божьей, ибо они насытятся. Радости тоже надо искать, без этого, наверное, у нас не будет радости.

Яков Кротов : Спасибо. Действительно, сегодня упоминались недостатки православия по одной единственной причине, - потому что тут все православные. Если бы тут были протестанты, я бы говорил о недостатках протестантов. По-моему, в этом одна из основных радостей жизни, когда человек не боится говорить о недостатках, потому что он видит, что это всего-навсего накипь, а вода все равно кипит, всё равно жизнь, все равно будет чай и тем вкуснее будет чай, чем чище будет чайник. Так что, что здесь огорчаться и расстраиваться?

Владимир Алексеевич из Москвы, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Я скажу, что жизнь с Богом и в труде праведном – радость. Во всем уже земном, во всем уже готовом, чудно сделанном, невидимом и видимым навек, праведно живи и делай свои дела земные, человек. Спасибо.

Яков Кротов : Спасибо, Владимир Алексеевич. В Евангелии Господь рассказывает притчу о том, как у пастуха потерялась одна овца из стада в сто голов. И вот он ее нашел. И вот здесь-то Он и радуется. То есть там, где нормальный человек радуется, что 99 овец, чистеньких, беленьких, сытых, хороших, праведных, налицо, Бог радуется тому, что Он пошел, обдираясь сквозь колючки, нашел эту чумазую, отощавшую сотую овцу. Это радость о меньшинстве, это радость о том, что полнота там, где находят грешного, где находят плохого, а все-таки заблудился и обрел. Как и радость о заблудшем сыне, который, наконец, притащился, и дом полон. Может быть, это и есть христианская радость, когда человек улыбается, потому что встретил. Человек суровый, перед лицом государства не улыбаются, как на фотографиях на паспорт. Перед лицом же другого человека и перед лицом Бога можно улыбнуться. Радость – это то, что обращено к личности, а не к абстракции, и христианская радость – это радость перед лицом живого и личности Христа.