Владимир Тольц: Сегодняшнюю, очередную передачу цикла, озаглавленного цитатой из Горбачева «Понять перестройку», я хочу посвятить Андрею Дмитриевичу Сахарову. Почти 20 лет назад, в декабре 1986 его освободили из горьковской ссылки. Но «проблема Сахарова» требовала от власти своего решения задолго до этого и продолжала мучить ее и потом. Тому сохранилось много свидетельств и в сравнительно недавно опубликованных в США документах КГБ о Сахарове, и в до сих пор засекреченных в России бумагах Политбюро. С некоторыми из них я и познакомлю вас сегодня. (Грифы «Секретно», «Особой важности» и тому подобное мы в целях экономии времени в большинстве случаев опускаем).
В феврале 85-го председатель КГБ Виктор Чебриков уведомил Старую площадь, что Сахаров, требуя разрешения на поездку находящейся вместе с ним в ссылке жены за границу "для лечения и встречи с родственниками", предъявил властям ультиматум, отказ от выполнения требований которого может «привлечь к ним внимание мировой общественности и даст повод для развязывания очередной антисоветской кампании на Западе». Для убедительности Чебриков процитировал сахаровское заявление в Президиум Академии Наук:
Диктор: "... Если же Вы и (…) не сочтете возможным поддержать мою просьбу в этом самом важном для меня, трагическом деле о поездке жены, или если Ваше ходатайство и другие усилия не приведут к решению проблемы до 1 марта 1985 года, я прошу рассматривать это письмо как заявление о выходе из Академии Наук СССР. Я отказываюсь от звания действительного члена Академии Наук, которым я при других обстоятельствах мог бы гордиться. Я отказываюсь от всех прав и возможностей, связанных с этим званием, в том числе от зарплаты академика... Я не могу, если жене не
будет разрешена поездка, продолжать оставаться членом Академии Наук СССР, не могу и не должен принимать участие в большой всемирной лжи, частью которой является мое членство в Академии...".
Владимир Тольц: Похоже, это отчаянное заявление на политбюрошных тогда никакого особого впечатления не произвело. Старики были заняты совершенно другим: «на финишную прямую» вышел скоротечный Генсек – немощный Константин Черненко. Никто из них его особенно не жалел. Но вот о себе, о своей дальнейшей судьбе беспокоились. Ну, а Сахаров? – Казалось «его вопрос» был, пусть с некоторыми осложнениями, решен, когда его сослали…
Однако новый политический курс в отношениях с внешним миром, взятый сменившим Черненко Горбачевым, требовал периодического подтверждения добрых намерений нового Генсека. Дело Сахарова было вполне удобной площадкой для этого. И в октябре 1985 года Елене Боннэр был разрешен выезд в Италию и США. В Советский Союз Елена Георгиевна вернулась 2 июня 86-го. Все эти месяцы за ней пристально следила зарубежная агентура КГБ.
На Лубянку, Старую площадь и в Кремль поступали сведения, которые могли порадовать тамошних насельников лишь в малой степени.
Диктор: В первые дни пребывания за рубежом Боннэр отказывалась давать интервью, выступать с заявлениями, демонстративно ссылаясь на свое "обещание советским властям" не вступать в контакт с представителями средств массовой информации Запада.
Однако уже с февраля Боннэр стала принимать активное участие в качестве "почетного гостя", "лидера советского правозащитного движения" в различного рода антисоветских сборищах с участием руководителей сионистских организаций, еврейских религиозных
деятелей, главарей эмигрантских антисоветских формирований, представителей прессы, радио и телевидения. Беспрецедентными для
такого рода личности явились широко разрекламированные встречи Тэтчер, Миттерана, Ширака, Кракси, Иоанна Павла II, советника президента США по национальной безопасности Пойндекстера с Боннэр. Они носили демонстративно провокационный характер, откровенно преследовали цель подталкивания Боннэр и других отщепенцев к антисоветским действиям. Реакционные круги и спецслужбы империалистических государств воспользовались 65-летием Сахарова (21 мая) для подхлестывания антисоветской пропагандистской кампании вокруг его имени. Боннэр приняла
активное участие в "банкетах", "приемах", "манифестациях", приуроченных к этой дате. На одном из таких сборищ присутствовали члены афганских контрреволюционных банд, от имени которых главарь антисоветской и антисоциалистической афганской
общины в США Хабиб Мейер вручил Боннэр головные уборы душманов, указав при этом, что "эти береты символизируют их решимость продолжать бороться до победного конца с Советами на территории Афганистана".
По решению американского конгресса президент Рейган подтвердил резолюцию о провозглашении 21 мая сего года "национальным днем Сахарова", который был отмечен в США "соответствующими церемониями и мероприятиями". Выступая в конгрессе накануне этой даты, Боннэр призвала "заступиться за Сахарова", который, по ее словам, "является одним из духовных лидеров нашего времени",
а при встрече с членами Национальной академии США заявила: "То, что Сахарову пришлось перенести в руках советских властей, достойно такого же исследования, как события в Чили и на Филиппинах". Оказываемую Сахарову в Горьком медицинскую
помощь она кощунственно сравнила с экспериментами, проводившимися нацистским палачом Менгеле над узниками концлагерей.
Владимир Тольц: Сильное сравнение! В духе и стиле времени КГБ могло противопоставить этому лишь пропаганду:
Диктор: О мероприятиях по противодействию враждебной западной пропаганде, связанной с именем Сахарова.
Комитет государственной безопасности СССР продолжает осуществлять мероприятия по разоблачению антисоветских кампаний, раздуваемых Западом вокруг Сахарова.
Так, в марте сего года был создан очередной видеофильм "Сахаров говорит..."
Владимир Тольц: Фильм объективно отражает условия жизни Сахарова в Горьком. Центральное место в нем занимает беседа главного врача Горьковской больницы имени Семашко с Сахаровым, в которой последний критически отозвался об американской программе "звездных войн" и одобрительно комментировал мирные инициативы советского руководства.
Видеофильм показан по телевидению США, ФРГ и Франции.
Пока Боннэр находилась за границей, органы помимо медицинской обработки Сахарова старались оказать на него разнообразное идеологическое воздействие, результаты которого покойный Виктор Михайлович Чебриков, как и многие советские чиновники, в отчетах начальству всячески пытался приукрасить.
Диктор: В отсутствие Боннэр в Горьком небезуспешно проводилась
работа по оказанию положительного влияния на Сахарова. В частности, с ним встречались ученые и представители рабочих коллективов, которые в беседах показывали ошибочность его взглядов, некомпетентность в политических вопросах.
Одновременно принимались меры по переключению его внимания на решение научных проблем. В итоге у Сахарова вновь появился интерес к научной деятельности, им подготовлена статья для публикации в изданиях Академии наук СССР.
Владимир Тольц: Тем временем Андрей Дмитриевич выступил с очередным письмом о нарушениях прав человека в СССР и уголовном преследовании людей за убеждения. В письме были упомянуты имена 12 политзаключенных, положение которых особо беспокоило Сахарова. Горбачеву, у которого начинал складываться на Западе «положительный имидж» все эти рассуждения про советских политзаключенных и преследование инакомыслия были явно «не в жилу». Ну, казалось бы, и так уже им – то есть Западу, в частности правозащитным и еврейским организациям, - уступили: выпустили из тюрьмы и немедля выслали за границу обвиненного в шпионаже Щаранского. А этому Сахарову все мало… Раздраженный Горбачев распорядился, чтоб Чебриков подготовил ответ. (Для него это еще и способ оценить ситуацию в целом.) 17 июня глава КГБ «вооружил» Генсека «цифрами и фактами»:
Диктор: В настоящее время в исправительно-трудовых учреждениях и ссылке отбывают наказание за антисоветскую агитацию и пропаганду 172 человека, за распространение заведомо
ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, - 179 человек, за нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви - 4 человека.
Указанные в письме Сахарова двенадцать человек (Марченко, Осипова, Ковалев, Орлов, Некипелов, Шиханович и другие) осуждены за совершение конкретных преступных деяний, подпадающих под действие норм уголовного законодательства, и в строгом соответствии с ними. (…)
Владимир Тольц: Поскольку к тому времени в СССР вернулась жена Андрея Дмитриевича, Чебриков привычно добавил:
Диктор: Поднятые Сахаровым вопросы обусловлены, видимо, заблуждениями, которые усиливаются постоянным негативным влиянием его жены Боннэр.
Владимир Тольц: Этот мотивчик еще не раз потом, варьируясь, повторялся. Но началась уже новая эпоха – время после Чернобыля – и в ней были новые приоритеты, отношения и ценности…
Власть осознавала, что Сахаров вновь может оказаться ей полезным…
Владимир Тольц: 18 июня 1986 года
Виктор Чебриков - Михаилу Горбачеву
Диктор: О высказываниях Сахарова по поводу событий в Чернобыле
На Западе стало известно о телефонном разговоре Сахарова 15 мая с.г. с находившейся в США Боннэр, в ходе которого он, касаясь событий в Чернобыле, заявил: "Происшествие ужасное, конечно. Только у вас его сильно раздули... Можно сказать, единицу превратили в десять. Так что вы умеете раздувать... Все можно есть. Вообще, там, на границе зоны, такие низкие дозы уже сейчас. Абсолютно безопасно..."
В частных беседах на улицах с жителями г. Горького Сахаров говорил: "Для ликвидации последствий делается все необходимое, объявленный уровень радиации 10-15 мл/рентген в час является мизерным и неопасным для здоровья".
Касаясь поступления продуктов питания с Украины, он отметил, что все они "пройдут строгий дозиметрический контроль" и поэтому их можно без опасения покупать и использовать. Отвечая на вопрос о степени надежности советских и зарубежных реакторов, Сахаров сказал, что они имеют примерно одинаковый уровень надежности. При этом он сослался на имевшиеся случаи аварий на атомных
станциях в США и Англии. Атомные станции, по его мнению, гораздо безопаснее, чем тепловые, загрязняющие атмосферу серой. В период освоения тепловых станций человеческих жертв было больше. Он выразил твердое мнение, что атомная энергетика должна развиваться. При этом подчеркнул: "27 съезд принял такое решение.
Так и будет".
Владимир Тольц: Тем временем Запад – и общественные организации, и политики, - неадекватно, по тогдашним представлениям Сахарова, оценивавший последствия Чернобыля, усиливал разнообразное давление на советские власти с требованиями соблюдения прав человека, освобождения политзаключенных, в том числе и Сахарова и даже (чего он не добивался) разрешения ему выезда за рубеж. 22 сентября на Совещание в зале Секретариата ЦК с членами Политбюро и их помощниками Шеварднадзе сделал сообщение о своей встрече в Вашингтоне с Рейганом и, в частности, о том, что сказал ему Госсекретарь США Шульц.
Диктор: Шеварднадзе. Рейган согласен на встречу в Рейкьявике... если будет решен вопрос о Данилове и если будет положительный ответ на список во главе с Сахаровым.
Горбачев. Если бы удалось провести Рейкьявик - это было бы очень полезно... И для Соединенных Штатов Америки. Данилова они получат. А что касается списка (кому было отказано в выезде), мы проглотили присланный нам из ООН список на 25 человек. По Данилову-Сахарову держаться надо твердо, не терять лица. Орлова (диссидента) через месяц отпустить. Относительно «25-ти» ответим, а когда, как и кого из 25-ти это коснется - это другое дело.
Объявить, что зерно покупать больше не будем. Добрынин доказывает нам, что от встречи в Рейкьявике только Соединенные Штаты получат плюсы. Но имейте в виду: если у них нет интереса, то из этой встречи, конечно, ничего не подучится. Нас нельзя обвинить в отсутствии конструктивности. Поэтому больше чем по Данилову и Орлову в течение месяца уступать нельзя. Народ нас не поймет. У нас тоже есть лимиты. Надо запустить пропаганду в связи с этим нажимом на нас. Например, провести пресс-конференцию о 150 «жучках», которые мы вынули из здания нашего нового посольства в Вашингтоне. И, может быть, сделать уже прямо сейчас заявление по поводу «25».
Владимир Тольц: Поясню: Данилов – американский журналист, арестованный в Москве по обвинению в шпионаже, освобождения которого добивалось правительство США. Орлов Юрий Федорович – один из основателей Московской Хельсинкской группы, в 1977-м арестованный за правозащитную деятельность. 5 октября 1986 г., накануне встречи Горбачева и Рейгана в Рейкьявике, его лишили советского гражданства и в обмен на арестованного в США советского шпиона выслали в США. Ну, а упомянутый Шеварднадзе «Список» содержал имена людей, которым советскими властями был запрещен выезд за границу. Администрация США требовала, чтобы их выпустили. Ну, а с Сахаровым и его женой, за которыми неотступно следили, сколько не тяни, надо было решать. 1 декабря Горбачев ставит вопрос «О Сахарове и Боннэр» перед Политбюро.
Диктор: Горбачев. Есть информация по шифровке. Подслушан их разговор. Он (17 ноября) хотел написать письмо Велихову со своими идеями о безопасности АЭС. Предлагает строить их под землей.
Предлагает также использовать ядерные взрывы в целях предотвращения землетрясений.
Боннэр против - мол, не надо им продаваться, присвоят, только ухудшится наше положение. Он отложил письмо.
23 ноября - письмо Марчуку. Боннэр опять против. Отложили разговор.
Я думаю так. Пусть Марчук поедет к нему в Горький, пусть скажет ему: хватит валять дурака, вся страна в работе, нужны все патриотические силы. Надо, чтобы все включились в работу, приезжайте, мол, в Москву. Обе квартиры и дача за вами. Если еще что нужно, сделаем. И пусть Марчук скажет ему, что, мол, советовался в ЦК. Надо, чтобы Марчук перед этим собрал Президиум АН. Поговорил. Получил согласие. Указ об административной высылке отменить.
Владимир Тольц: Это фрагмент одной из записей того заседания Политбюро. Есть и другие. В них более подробно зафиксированы изрядно бессодержательные реплики членов партийного ареопага, связанные с решением проблем сахаровского жилья в Москве (и проблем-то не было – у него и квартира, и дача, полученная в награду за бомбу). А еще вдруг вспомнили, что надо бы сахаровское возвращение «законно» оформить – ведь высылали то по указу Президиума Верховного Совета СССР – надо бы и сейчас такой принять… Мне в этих секретных записях более интересными представляются, во-первых, слабые попытки просчитать негативные последствия принимаемого решения (этот дефект вообще был характерен для Политбюро!), во-вторых, неожиданное признание Чебрикова, что все обвинения Сахарова, что он будто рассекретил в своих Воспоминаниях некую гос. и военную тайну – полная чепуха, ну, а в-третьих, то, что вспомнили вдруг все же и об ученых, некогда по партийному указу дружно осудивших Сахарова, и как-то даже пожалев их (что вообще партначальству такого уровня несвойственно), решили им заранее все «разъяснить» и как бы считать свершившееся небывшим.
Диктор: ГОРБАЧЕВ. Так и сказать ему: квартира за Вами сохранена, дача тоже. Если у Вас есть какие-то другие вопросы, - пожалуйста. Но давайте включайтесь в работу. Вся страна сейчас энергично работает, и Вы тоже должны включиться.
ЧЕБРИКОВ. Но он сказал в одном из писем: я обязуюсь вести себя лучше, но не смогу молчать тогда, когда нельзя будет молчать.
ГОРБАЧЕВ. Пусть и говорит. Если же будет выступать против народа, то и расхлебывает пусть сам. Как, товарищи, не возникает ни у кого никаких вопросов в связи с этим?
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Это даст нам выигрыш.
ГОРБАЧЕВ. Тогда поручим товарищам Лигачеву и Чебрикову пригласить академика Марчука и сказать, чтобы он действовал.
(…)
Если бы мы раньше поговорили с Сахаровым, то может быть,
и не было такой ситуации. В общем, надо его приглашать.
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Правильно.
ГОРБАЧЕВ. Пусть едут корреспонденты, пусть разговаривают.
ЧЕБРИКОВ. У нас есть некоторый опыт работы с ними.
ГРОМЫКО. Только не допускать такую тематику, которая не желательна.
ЧЕБРИКОВ. Должен сказать, что у нас не было повода, чтобы привлечь Сахарова
за разглашение тайны. Он это понимает.
ГОРБАЧЕВ. Виктор Михайлович, надо сказать т.Марчуку, что все нужно сделать так, чтобы это не было неожиданностью для общественности. Может быть, следует собрать Президиум Академии наук и сказать об этом. Пусть т.Марчук расскажет, что был в ЦК и беседовал по этому вопросу. А то получается, что ученые в свое время высказались за его выезд из Москвы, а теперь их даже не поставят в известность о другом подходе к этому вопросу.
ГРОМЫКО. Я думаю, что ученые поступят правильно.
ГОРБАЧЕВ. Тогда на этом закончим?
ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО. Да,
Постановление принимается.
Владимир Тольц: Ну, а дальше было то, о чем мы уже рассказывали в первой передаче нашего радиоцикла о перестройке. – Сахаров вернулся в Москву. За ним, как повествуют до сих пор не рассекреченные полностью документы ЦК КПСС и КГБ, продолжали пристально следить, продолжали доносить. А он продолжал свою научную и общественную работу, которую еще не раз обсуждали на Лубянке, Старой площади и в Кремле. Но обо всем этом – в следующих передачах под общим, позаимствованным у Горбачева названием «Понять перестройку».
