Юрий Жигалкин: Поможет ли ультиматум "Газпрома" вступить России во Всемирную торговую организацию? Английский язык одерживает верх в битве за звание государственного языка. Таковы темы уик-энда в рубрике "Сегодня в Америке".
На что рассчитывает Россия, угрожая американским компаниям отказом от российских контрактов, если Белый дом будет продолжать блокировать вступление Москвы во Всемирную торговую организацию? Информация о том, что "Газпром" отложил решение о заключение контрактов на разработку Штокмановского газового месторождения, на которое претендуют две американские компании, вызвал в США очевидное недоумение.
Из Вашингтона передает Аллан Давыдов.
Аллан Давыдов: Как заявил на прошлой неделе министр промышленности и энергетики Российский Федерации Виктор Христенко, партнеры газового монополиста "Газпром" по освоению Штокманского месторождения будут названы летом. Хотя не ранее как в начале мая представитель "Газпрома" Алексей Куприянов в интервью радио "Эхо Москвы" сообщил, что его концерн уже в ближайшие дни назовет партнеров в данном проекте, стоимость которого, по разным оценкам, составляет от 12 до 20 миллиардов долларов. На разработку газового месторождения в Баренцевом море, помимо французской и двух норвежских компаний, претендуют американские энергетические компании "Шеврон" и "КонокоФиллипс".
На прошлой неделе также стало известно о том, что откладывается решение о закупке российской авиаперевозочной компанией "Аэрофлот" пассажирских самолетов нового поколения на 3 миллиарда долларов. В тендере участвуют американская авиастроительная корпорация "Боинг" и европейский консорциум "Эйрбас".
Руководители как "Газпрома", так и "Аэрофлота" утверждают, что их компании руководствуются исключительно технико-экономическими преимуществами того или иного кандидата в партнеры по проекту. В те же время высокопоставленные российские официальные лица дают понять, что задержки с выбором партнеров вполне могут быть продиктованы обстоятельствами, выходящими за рамки вышеупомянутых проектов. Как заявил на днях помощник Владимира Путина, российский уполномоченный по связям с "большой восьмеркой" Игорь Шувалов, шансы американских компаний на участие в российских проектах могут находиться в прямой зависимости от позиции Соединенных Штатов по приему России во Всемирную торговую организацию. США и Колумбия остаются единственными странами, с которыми России остается согласовать свое вступление в ВТО.
В свою очередь американские переговорщики обусловливают вступление России в ВТО допуском иностранных банков на российский рынок и усилением защиты прав интеллектуальной собственности. Однако в американском политическом истэблишменте нет единого мнения о том, какой высоты барьер должна преодолеть Россия. Некоторые влиятельные политики считают, что для приема в ВТО Россия должна соответствовать не только экономическим критериям. Например, сенатор-республиканец Джон Маккейн не только считает это членство преждевременным, но и настаивает на исключении России из "большой восьмерки", а также на бойкоте июльского саммита промышленно развитых стран в Санкт-Петербурге. Маккейн сетует на подрыв российских демократических институтов и использование российским руководством энергетических ресурсов в качестве политического инструмента. Резкая критика такого же содержания прозвучала со стороны вице-президента США Ричарда Чейни во время его выступления в Вильнюсе.
Юрий Жигалкин: И так, как в таком контексте выглядит необычная акция Россия, по сути, угрожающей американскими компаниям санкциями за решения американского правительства? Вопрос - профессору Гуверовского института Михаилу Бернштаму.
Михаил Бернштам: России нужно по соображениям престижа, как председателю "большой восьмерки", как хозяйке этого форума в Санкт-Петербурге, кроме того, Россия сейчас стала председателем Совета Европы, и в этой ситуации России нужно быть членом Всемирной торговой организации. Но не к лицу не быть членом, уже Саудовская Аравия является членом. Уже никого не осталось, кроме Ирана, Ирака и Алжира и Ватикана, которые ничем не торгуют, не осталось не членов. России неудобно. Но выполнить условия, принять условия, поставленные Соединенными Штатами, допустить западные банки в Россию Россия не может, потому что российские банки субсидируют российские предприятия, западные банки этого делать не будут. Русские домохозяйства, население переведут счета в западные банки - значит, российские банки не смогут кредитовать российские предприятия. Не может Россия на нынешнем уровне развития принять эти условия. Поскольку она не может ответить США в той области, в которой США ставят свои условия, Россия выдвигает встречные условия. Америка говорит - банки, Россия говорит - газ.
Юрий Жигалкин: А как могут в Вашингтоне воспринять эту ультимативную позицию Москвы?
Михаил Бернштам: Это беспроигрышная игра. Если не получится, Россия останется при своем, российское руководство. Оно всегда может пригласить американские компании, они будут рады и забудут, простят и придут участвовать в конкурсе, потому что речь идет о серьезных, долгосрочных инвестициях, долгосрочном экономическом развитии, в котором заинтересованы и американские компании, и российская экономика. Россия ничем не рискует, если не получится, то не получится. А вдруг получится, а вдруг удастся смягчить позицию Соединенных Штатов по вступлению России во Всемирную торговую организацию.
Юрий Жигалкин: Профессор, а насколько, грубо говоря, страшна для Вашингтона угроза России? Что для него важнее - открыть финансовый рынок России или газовые контракты?
Михаил Бернштам: Для США как для страны особенно не важно, будет ли Россия членом Всемирной торговой организации или нет, для США это, строго говоря, не имеет почти никакого значения. Что касается газа, то речь идет о долгосрочном проекте. Будет ли он нужен в длительной перспективе или не нужен, зависит от условий мирового рынка и от технологического развития. Сегодня, конечно, американским компаниям этот проект выгоден. Но мы говорим об американских компаниях, а не о США в целом. Поэтому на самом деле это не такой уже крупное событие.
Юрий Жигалкин: Попытки Москвы воспользоваться газовым краном, чтобы добиться приема в ВТО, комментировал экономист Михаил Бернштам.
В Конституции Соединенных Штатов ничего не сказано о том, что английский - государственный язык страны. Законодатели решили восполнить этот пробел. В Сенате предложены и приняты сразу две формулировки проекта закона "О государственном языке". Чем вызвана потребность в таком законе? Об этом - Ян Рунов.
Ян Рунов: Президент Буш, говоря о проблеме эмиграции, не раз подчёркивал, что эмигранты должны овладеть английским языком, чтобы получить американское гражданство. Но он не говорил о необходимости узаконить английский язык в качестве государственного. С такой инициативой выступили американские сенаторы. В результате длительных обсуждений сенат принял предложенную республиканцами поправку, провозглашающую английский государственным языком страны. Вслед за этим демократы выдвинули иную, смягчённую формулировку, в которой они называют английский не государственным, а общим и объединяющим языком США.
Как заявил пресс-секретарь Белого дома, президент Буш поддерживает идею определения роли английского языка в жизни страны в контексте эмиграционной реформы, ибо обязательное знание эмигрантами английского - неотъемлемая часть процесса ассимиляции. Не так давно во время пресс-конференции президента спросили, как он относится к идее перевода текста гимна США на испанский, Буш ответил, что американский гимн должен исполняться на английском языке.
Вот как комментирует предложения Сената генеральный советник вашингтонского Центра за индивидуальные права Майкл Росман.
Майкл Росман: Я полагаю, что люди в Америке озабочены тем, что в стране недостаточно объединяющих нас факторов. Английский - это лицо Америки, её история, культура, то есть то, что нас духовно объединяет. Общий язык, как известно, сильнейший инструмент единения любого государства. Особенно это важно для США - страны разноязыких эмигрантов из разных концов мира. Спор о статусе английского - давний. Существует множество организаций, выступающих как за, так и против. Многие американцы полагают, что если мы станем двуязычным государством, то будет труднее сохранять единство страны. Такая точка зрения спорная, но я не согласен и с лидером демократического меньшинства сенатором Ридом, назвавшим формулировку о государственном английском расистской, направленной в первую очередь против прав испаноязычного населения. Насколько известно, подавляющее большинство граждан США считают английский государственным языком де-факто и не будут против юридического закрепления такого статуса. Но если при этом возникнет опасность дискриминации других языков, то это может вызвать протесты.
Ян Рунов: Обе поправки должны быть включены в эмиграционный закон и переданы на рассмотрение Палаты представителей.
Юрий Жигалкин: Дебаты об узаконивании английского языка вызывают сильные эмоции в южных штатах, где порой целые небольшие города говорят по-испански. В либеральном Нью-Йорке, где многие муниципальные документы переводятся на несколько языков, а экзамен, скажем, по автовождению можно сдавать на русском, многоязычие не пугает людей. Что они думают об идее придания английскому статуса государственного языка? Мой коллега Владимир Морозов задался этим вопросом.
Владимир Морозов: Во время голосования в Сенате я находился не в городе Нью-Йорке, а на севере одноименного штата, в деревне Коринф. Моя первая собеседница - Эми, дородная женщина средних лет. Вместе с мужем она держит небольшой бизнес, который снабжает деревню мазутом для отопления домов. Эми, что вы думаете о решении сенаторов?
Эми: Не знаю, что и сказать. Я вообще об этом ничего не знаю. У нас в деревне почти нет приезжих. Вот разве что молодая пара китайцев, которые свое кафе открыли. Когда им мазут нужен, то их дочка звонит и заказывает. Ей лет 12, она говорит на чистом английском. А они сами - с трудом, надо вслушиваться в каждое слово.
Владимир Морозов: Действия сенаторов сдержанно одобрила пожилая, степенная учительница Бекки.
Бекки: Я думаю, что должен быть один национальный язык, потому что он объединяет людей, которые на нем говорят. Люди лучше понимают друг друга.
Владимир Морозов: Бекки, вас не беспокоит, что многие латиноамериканцы, которые прибывают в Америку, не торопятся учить английский язык, а продолжают говорить по-испански?
Бекки: Пусть люди говорят на своем языке. Это хорошо, что они не забывают свою культуру. Но чтобы найти работу, им нужен английский. Если они его выучат, это хорошо и для них, и для страны.
Владимир Морозов: Гораздо энергичнее высказался библиотекарь Майкл.
Майкл: Это еще одна комедия, которую разыграли наши законодатели!
Почему комедия? Потому что эти разговоры о едином национальном языке - чистая ксенофобия. А язык развивается сам по себе и не нуждается в том, чтобы его регулировали с помощью закона.
Владимир Морозов: Да, оказывается, либералы водятся и в американской глубинке. Майкл, а почему вы называете решение сенаторов ксенофобией?
Майкл: Ясно, что это ксенофобия! Они бояться, что со временем Америка станет говорить по-испански. Да, часть страны уже и говорит. Беспокоит ли это меня? Нет, конечно.
Владимир Морозов: А что, по-вашему, изменится в стране после этого решения сенаторов?
Майкл: Ничего. Я думаю, сенаторы просто становятся в красивую позу. Ведь сейчас год выборов. Вот они и говорят то, что сегодня популярно.
Юрий Жигалкин: Ну, а пока законодатели думают о превращении английского языка в государственный свободное сосуществование английского и испанского породило любопытный феномен - спэнглиш (испано-английский), в котором попробовал свои силы даже небезызвестный Рики Мартин. Песня "Халео" исполнена на спэнглише.
