Программу ведет Андрей Шароградский. Принимают участие корреспонденты Радио Свобода Айя Куге и Андрей Шарый.
Андрей Шароградский : Сторонники сохранения государственного союза Сербии и Черногории требуют провести повторный подсчет результатов референдума о независимости Черногории. Согласно неофициальным данным, за самостоятельность маленькой адриатической республики проголосовали 55,5 процентов участников референдума, что по условиям политической кампании достаточно для признания независимости. Ожидается, что сегодня станет известна официальная позиция Белграда. Рассказывает корреспондент Радио Свобода в столице Сербии и Черногории Айя Куге.
Айя Куге : Председатель Республиканской избирательной комиссии Франтишек Липка сообщил, что предварительные результаты референдума станут окончательными после истечения срока, в течение которого закон позволяет опротестовать итоги голосования. Однако, по его словам, к середине дня вторника таких требований в официальной форме не поступило.
Представитель Европейского Союза по организации черногорского референдума Мирослав Лайчак заявил, что голосование было проведено с соблюдением демократических норм, и поэтому Евросоюз признает его итоги.
Мирослав Лайчак : Нам известно мнение пяти миссий международных наблюдателей. Мы видели, что эта политическая кампания протекла удивительно мирно, конструктивно, цивилизованно и по-европейски. Мы, Европейский Союз, признаем волеизъявление народа Черногории.
Айя Куге : Лидеры проигравшего на референдуме блока "За сохранение союза с Сербией" в понедельник выступили с требованием пересчитать все голоса и отменить предварительные результаты голосования, утверждая, что были нарушения и процесса голосования, и подсчета голосов. Однако они до сих пор не представили никаких конкретных доказательств. По трое их представителей входили в комиссию каждого избирательного участка. А возражения возникли лишь после того, как стали известны результаты референдума.
Руководитель белградской неправительственной организации "Юристы за демократию", профессор Стеван Лилич считает, что черногорская оппозиция не продемонстрировала политической зрелости.
Стеван Лилич : Черногории сейчас очень важно соответствовать политической, общественной, моральной и культурной задачи, стоящей перед республикой. Мы видели, что даже сами граждане Черногории удивились, как нормально прошел референдум, с такой огромной активностью избирателей. С другой стороны, стандарты и условия процесса голосования были ясно определены. Попытка оспорить итоги голосования не повлияют на окончательный исход плебисцита.
Я считаю, что серьезно нужно задуматься над тем - хватает ли черногорской оппозиции политической мудрости. Вместо того, чтобы добиться компромисса с политическими противниками, они углубляют раскол.
Айя Куге : Окончательные официальные итоги референдума Черногории ожидаются до конца недели. Но уже сейчас с уверенностью можно утверждать, что результаты меняться не будут.
Андрей Шароградский : Сербы в целом болезненно отреагировали на решение Черногории провозгласить государственную независимость. Специалисты-этнологи полагают, что такое чувство горечи - характерное переживание для тех народов, которые составляли так называемый центр империи. Об этом в беседе с моим коллегой Андреем Шарым размышляет известный российский ученый, руководитель Центра этнополитических и региональных исследований Эмиль Паин.
Эмиль Паин : Как правило, такого рода собственнические ощущения по отношению к другим народом испытывают народы, которые составляли центр империи. Даже если такого рода империи возникали не в глубоком историческом прошлом, а уже, скажем, в ХХ веке, но, так или иначе, имели характер неравноправного насильственного подчинения одних народом другим, то такого рода традиция остается. Требуется огромный исторический период для того, чтобы излечиться от такого рода проблем. Мы часто обращаем внимание на русских, и их отношение к потерям. Но такого рода эффекты существуют и у англичан, и даже у португальцев, которые совсем еще недавно были колониальной державой, и у испанцев и так далее.
Андрей Шарый : Как долго сохраняется вот это ощущение старшего брата у тех народов, которые составляли центр империи? Какой период времени необходим для того, чтобы произошли изменения в общественном сознании, которые позволили признать бы вот эти новые государства в качестве полноправных субъектов для отношений?
Эмиль Паин : Это зависит не от времени, а еще и от характера взаимоотношений. Все-таки признание балтийских государств, как независимых, практически на уровне массового сознания произошло, хотя бы потому, что еще в Советском Союзе эти территории были как бы советской заграницей. Там не только снимались все фильмы про зарубежные ситуации, но они и в сознании были в значительной мере отделенными. Другое дело Украина или Белоруссия, которые и сегодня воспринимаются как часть единого нашего "мы". Разумеется, длительность этих процессов будет разная.
Еще более важный фактор - это то, как ведет себя власть, как он конструирует некие образы, содействует ли она осознанию новых реальностей, адаптации к новому миру, к новому пространственному телу, или сыплет соль на раны. Скажем, если глава государства говорит о том, что распад СССР, то есть процесс, в результате которого возникло его государство, в котором он стал президентом, является величайшей геополитической катастрофой, то можно себе представить, как относятся россияне к потерям не только своим, не только к возможному уходу или отдалению Украины. Мне кажется, что в России переживали отделение Черногории от Сербии более остро, чем сами сербы. Многие явления, которые, казалось бы, далеко от России находятся и связаны с какими-то территориальными переделами, воспринимаются здесь достаточно болезненно.
Андрей Шарый : Есть еще одна особенность такого рода процесса, когда кто-то хочет отсоединиться, обычно используют лексику, связанную с братскими отношениями. Даже два брата не могут жить в одном доме. Вот мы братьями останемся, но будем жить порознь. А для представителей большого народа характерно другое ощущение. Там журналисты вовсю используют аналогию с тем, что распалась семья, уходит жена или уходит муж. В этом есть какое-то ощущение некоего трагизма. С чем это связано? Почему такие семейные схемы переносятся на политическую реальность?
Эмиль Паин : Это очень характерная особенность определенного типа мышления - такие семейно-генетические. Империи в значительной мере строятся на основах таких семейно-генетических идеологем или метафор. Советский Союз - республики-сестры, народы-братья. Запутаешься в этой семейной генеалогии, кто кому сестра, а кто кому брат, как они соотносятся, Родина-мать и так далее и тому подобное. Как переход от таких вот патриархальных отношений видения к прагматическим - не надо делить по-братски, давайте делить по закону. Эта идеология характеризует модернизацию сознания.
