70-летний юбилей отметил американский кинорежиссер Фрэнсис Форд Коппола, более всего известный экранизацией романа Марио Пьюзо "Крестный отец" и фильмом о войне во Вьетнаме "Апокалипсис сегодня". Первый фильм Коппола поставил в 1962 году, а сейчас режиссер работает над своей 26-й по счету картиной под названием "Тетро".
Об особенной энергии режиссера Радио Свобода рассказал кинокритик Андрей Плахов:
- Безусловно, Коппола относится к категории великих режиссеров, великих на протяжении всей своей жизни. Это не тот режиссер, который впал с какого-то момента в кризис или даже иногда в некий творческий маразм, как случается порой даже с крупными режиссерами. Хотя это не значит, что его творческий путь был ровен. На нем были и вершины, и впадины, если не падения. Тем не менее, Коппола всегда умел подниматься на новые вершины, то есть он режиссер, который никогда не сдается, обладает невероятной энергией и каким-то чувством своего пути и своего предназначения в искусстве.
Предполагаю, что в справочники мирового кино, которые претендовали бы охватить самые главные фильмы мирового репертуара, безусловно, вошли бы "Крестный отец" (фактически вся трилогия), "Апокалипсис наших дней" и вошли бы еще наверняка две-три картины Копполы. Ну, например, я бы предложил включить туда "Дракулу" – картину очень важную для своего времени. Я бы включил также "Бойцовую рыбку", фильм, который был недооценен на родине Копполы, но, по-моему, относится к числу лучших его произведений.
С Копполой я почти не знаком. У меня был очень странный эпизод, связанный с ним. Это происходило на Московском фестивале, когда он привез "Апокалипсис". Это было невероятное событие для Москвы тех лет, люди собрались в 10 часов вечера в Концертном зале "Россия". Все ждали, но показ задерживался. Говорили, что то ли не привезли копию, то ли с аппаратурой проблемы. В результате просмотр начался только в час ночи, люди были уже в невменяемом состоянии, а кончилось все это в 4 утра. И все брели по Москве, где невозможно было поймать машину, потрясенные этим зрелищем. А на следующее утро я был аккредитован на фестиваль, и на балюстраде бара гостиницы "Россия" нес стакан с соком и сумку на плече. Сумка упала, и сок выплеснулся. А внизу проходил Коппола с кинокритиком Георгием Капраловым, они обсуждали новую версию финала "Апокалипсиса". И вот таким образом я облил Копполу апельсиновым соком. Но, к счастью, это был все-таки не настоящий "торт в лицо", а просто капля сока.
Но к фильмам режиссера нужен особый подход, убежден обозреватель Радио Свобода Александр Генис:
- Как с романом "Война и мир", с большими фильмами Копполы, с "Крестным отцом" и "Апокалипсисом сегодня", надо знакомиться в зрелом возрасте. То есть тогда, когда мы, накопив эстетический опыт, сумеем поразиться его отсутствию у автора.
Шедевры нового времени по преимуществу маньеристские: одни произведения искусства подражают другим. Это, конечно, не мешает гению, что продемонстрировал Джойс в "Улиссе". Но иногда, как это случилось с Толстым, в мир приходит художник, готовый начать все сначала. Так нам повезло с Копполой.
Вопреки мнению простаков и справочников, он не снимает фильмы о мафии или Вьетнаме. Он снимает кино о происхождении семьи и войны, порока и греха, культуры и цивилизации. "Крестный отец" – хроника той семьи, которую завели Адам с Евой. Отцы и дети, Каин и Авель, кровь и почва, преданность и предательство – все, как в первый раз. Да и сама мафия тут – первая примерка закона, того свирепого и неудавшегося, что потребовал ревизии потопом.
Если "Крестный отец" – трагедия начала, то "Апокалипсис" – поэма конца. Куртц, герой фильма, скрывшийся за частоколом черепов в непроходимых джунглях, – сумма Запада, высшее достижение его художественных порывов и нравственного чувства. Но парадокс войны и логика природы обращают Куртца в олицетворение справедливости, ставшей судом – страшным и неправым.
Создав свою версию конца и начала, Коппола задал кинематографу масштаб – тот, что определяется не числом статистов, а дерзостью замысла. Рискуя каждый раз всем – престижем, именем, собственностью, а иногда и жизнью, – Коппола бесстрашно возвращает эпос усталой эпохе, которой лучше удаются умудренные, тихие, как у Чехова, жанры. Но Коппола не стесняется кричать. И делает он это за нас, ибо в эпосе звучит голос не автора, а племени – нашего племени: Homo, как бы мы ни сомневались в этом, выходя из зала, Sapiens.
Об особенной энергии режиссера Радио Свобода рассказал кинокритик Андрей Плахов:
- Безусловно, Коппола относится к категории великих режиссеров, великих на протяжении всей своей жизни. Это не тот режиссер, который впал с какого-то момента в кризис или даже иногда в некий творческий маразм, как случается порой даже с крупными режиссерами. Хотя это не значит, что его творческий путь был ровен. На нем были и вершины, и впадины, если не падения. Тем не менее, Коппола всегда умел подниматься на новые вершины, то есть он режиссер, который никогда не сдается, обладает невероятной энергией и каким-то чувством своего пути и своего предназначения в искусстве.
Предполагаю, что в справочники мирового кино, которые претендовали бы охватить самые главные фильмы мирового репертуара, безусловно, вошли бы "Крестный отец" (фактически вся трилогия), "Апокалипсис наших дней" и вошли бы еще наверняка две-три картины Копполы. Ну, например, я бы предложил включить туда "Дракулу" – картину очень важную для своего времени. Я бы включил также "Бойцовую рыбку", фильм, который был недооценен на родине Копполы, но, по-моему, относится к числу лучших его произведений.
С Копполой я почти не знаком. У меня был очень странный эпизод, связанный с ним. Это происходило на Московском фестивале, когда он привез "Апокалипсис". Это было невероятное событие для Москвы тех лет, люди собрались в 10 часов вечера в Концертном зале "Россия". Все ждали, но показ задерживался. Говорили, что то ли не привезли копию, то ли с аппаратурой проблемы. В результате просмотр начался только в час ночи, люди были уже в невменяемом состоянии, а кончилось все это в 4 утра. И все брели по Москве, где невозможно было поймать машину, потрясенные этим зрелищем. А на следующее утро я был аккредитован на фестиваль, и на балюстраде бара гостиницы "Россия" нес стакан с соком и сумку на плече. Сумка упала, и сок выплеснулся. А внизу проходил Коппола с кинокритиком Георгием Капраловым, они обсуждали новую версию финала "Апокалипсиса". И вот таким образом я облил Копполу апельсиновым соком. Но, к счастью, это был все-таки не настоящий "торт в лицо", а просто капля сока.
Но к фильмам режиссера нужен особый подход, убежден обозреватель Радио Свобода Александр Генис:
- Как с романом "Война и мир", с большими фильмами Копполы, с "Крестным отцом" и "Апокалипсисом сегодня", надо знакомиться в зрелом возрасте. То есть тогда, когда мы, накопив эстетический опыт, сумеем поразиться его отсутствию у автора.
Шедевры нового времени по преимуществу маньеристские: одни произведения искусства подражают другим. Это, конечно, не мешает гению, что продемонстрировал Джойс в "Улиссе". Но иногда, как это случилось с Толстым, в мир приходит художник, готовый начать все сначала. Так нам повезло с Копполой.
Вопреки мнению простаков и справочников, он не снимает фильмы о мафии или Вьетнаме. Он снимает кино о происхождении семьи и войны, порока и греха, культуры и цивилизации. "Крестный отец" – хроника той семьи, которую завели Адам с Евой. Отцы и дети, Каин и Авель, кровь и почва, преданность и предательство – все, как в первый раз. Да и сама мафия тут – первая примерка закона, того свирепого и неудавшегося, что потребовал ревизии потопом.
Если "Крестный отец" – трагедия начала, то "Апокалипсис" – поэма конца. Куртц, герой фильма, скрывшийся за частоколом черепов в непроходимых джунглях, – сумма Запада, высшее достижение его художественных порывов и нравственного чувства. Но парадокс войны и логика природы обращают Куртца в олицетворение справедливости, ставшей судом – страшным и неправым.
Создав свою версию конца и начала, Коппола задал кинематографу масштаб – тот, что определяется не числом статистов, а дерзостью замысла. Рискуя каждый раз всем – престижем, именем, собственностью, а иногда и жизнью, – Коппола бесстрашно возвращает эпос усталой эпохе, которой лучше удаются умудренные, тихие, как у Чехова, жанры. Но Коппола не стесняется кричать. И делает он это за нас, ибо в эпосе звучит голос не автора, а племени – нашего племени: Homo, как бы мы ни сомневались в этом, выходя из зала, Sapiens.
