Марина Тимашева: 5 апреля в Петербурге откроется "Облик" - выставка художника Сергея Фирсова. Но Сергей Фирсов - не только художник, он еще и музыкант, и автор песен. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Сергей Фирсов:
Она умеет видеть то, чего нет, и не видит того, что есть.
Она сходу напишет изящный сонет, но не помнит, где дверь в туалет.
Для нее подоконник - обеденный стол, на котором приборов не счесть.
Но я все-таки ставлю ее на престол, потому что имею честь…
Татьяна Вольтская: Честь - не самое частое слово, которое сегодня можно услышать. В этой песне Сергея Фирсова оно повторяется рефреном, а сама песня звучит как некий девиз. Я слушаю и смотрю на ростовой автопортрет художника - неброская фигура стоит, прислонившись к чугунной ограде набережной, темные овалы убегают в перспективу, как и иероглифы, обозначающие Петербург. Под ногами - косые выщербленные плиты. Слава богу, этот персонаж не кажется тем, кто любит с чувством произносить красивые слова. Как выяснилось, художник их и не произносит, но работы, лишенные конъюнктурного глянца, для меня это и есть синоним авторской чести. Так же как и мастерство – если ты умеешь так написать бокал, как в этом странном натюрморте с шутом, значит, это уже говорит о многом. Красный шут как бы вырастает из красного вареного рака, лежащего на мерцающем блюде, обнимая клешнями совершенно голландский лимон с вьющейся шкуркой. Шут, сидящий скрестив ноги и руки, кажется одного роста с прозрачным бокалом. Два мира соотнесены и вписаны в одно уравнение, решение которому, естественно, не предвидится - не для того художник старается, чтобы давать ответы
Сергей Фирсов:
Без шаблонов и мерок себя края, избегаю морщин и дыр,
Мотылек на ладони - судьба моя, у меня на ладони мир…
Татьяна Вольтская: Сергей Фирсов, прямо скажем, не слишком известен. В 90-е годы он выставлялся и выступал с концертами достаточно много, а потом его имя как-то исчезло с афиш. Почему? Об этом говорит он сам.
Сергей Фирсов: Дело в том, что я достаточно долго выставлялся и выступал и потом был период, когда у меня родился ребенок, я пошел на работу, делал компьютерные игры. Потом участвовал в создании мультфильма “Карлик Нос”, тоже рисовал там, и вот как-то был пробел в этом во всем. Сейчас ребенок подрос, все стало поспокойнее, я опять стал этим всем заниматься.
Татьяна Вольтская: На выставке вы представляете практически одни пастели. Почему? Раньше же вы работали маслом.
Сергей Фирсов: Я последние полтора года работаю в технике пастели. Мне очень нравится эта техника, она, во-первых, необычная и малоиспользуемая, во-вторых, я придумал свою манеру, она имитирует масло. То есть, не мягонькая, легкая такая, а тяжелая, мощная пастель.
Татьяна Вольтская: Даже словосочетание такое странное – “тяжелая, мощная пастель”.
Сергей Фирсов: Тем не менее, это именно так. Люди, когда смотрит на фотографии, они сразу понимают, что это пастелью сделано.
Татьяна Вольтская: А почему надо было подделывать под масло, когда есть масло?
Сергей Фирсов: Просто у масла есть свои возможности, у пастели - свои, и просто интересно было попробовать именно так. До этого я очень много писал маслом, два года назад у меня была персональная выставка в Музее Блока, там я выставлял, в основном, масло и графику.
Татьяна Вольтская: Ваша тема это, в основном, город?
Сергей Фирсов: Сейчас - да. Начинал я с исторических холстов, у меня даже Тихвинский городской музей купил несколько работ, Музей-усадьба Римского-Корсакова тоже купил. Это все были исторические работы. Потом достаточно долго я увлекался модерном, и это были, в основном обнаженки, а теперь как-то надоели женщины голые, и я стал делать архитектуру.
Татьяна Вольтская: Вы ходите много по городу?
Сергей Фирсов: Обязательно. Во-первых, я каждый день вечером прохожу, по набережной Фонтанки. Я живу около Египетского мостика - соответственно, сам бог велел там гулять. Весь район Измайловских рот и Коломна мой хожены-перехожены. Большая часть пастелей это Фонтанка.
Татьяна Вольтская: Вы на пленэре работаете?
Сергей Фирсов: Сейчас холодно, а вообще - да. У меня в одном из стихотворений есть такая фраза: этот город настолько мой, он возьмет меня на поруки.
Я на шею платок повяжу,
Я надену пиджак вельветовый,
И по городу похожу,
Все на свете мне фиолетово.
А на Невский я не пойду,
Бьет он, словно солнце в темечко,
Может, дворик какой найду,
Там, где бабушки на скамеечках…
Татьяна Вольтская: Вы ведь еще пишете музыку и стихи. Как это сочетается с живописью?
Сергей Фирсов: На самом деле, возьмем Бутусова, Макаревича, Цоя - все художники, все поэты и музыканты. То есть, в принципе, это достаточно органично. Больше того, это как раз одна из концепций человека Возрождения, поэтому это естественно. Больше того, вот работа “Натюрморт с красным карликом”, по нему есть стихи, по нему есть песня. И достаточно много у меня работ, которые перемежаются. То есть либо работа написана по стихам, либо стихи по работе. Самое первое это было в ДК “Красный Октябрь”, это был год, наверное, 86-й. Там я был как бард в Экспериментальном товариществе авторов песен - ЭТАП, и там собирались барды и делали совместные концерты. Потом я очень долго выступал как бард, потом мы с приятелем организовали творческую лабораторию , делали там всякие разные проекты, выступали, в том числе, в Некрополе мастеров искусств, потом выступали в концертном зале у Финляндского вокзала, потом всякие фестивали. Долгий был период, когда я молчал, а потом пошла сразу серия концертов, чуть ли не каждую неделю мы делали в Театре комендантов, а потом дальше пошли разные солянки, сборные концерты. Сольные программы я давно уже не делаю. Просто мне интересно, чтобы собирались люди пишущие по-разному, чтобы человек пришел на концерт, и если ему не нравится это, то другое он получит, и все это будет в одном концерте.
Татьяна Вольтская: Вы себя относите к рокерам, к бардам?
Сергей Фирсов: Есть такое направление бард-рок. А так, в принципе, в последнее время я пишу песни в стиле бард-фолк. Это одно из направлений лирического панка, то есть такие баллады.
Татьяна Вольтская: Вот отрывок из “Баллады о бедной мышке”, утонувшей в кружке.
Сергей Фирсов:
Как ты мышка, где теперь витаешь?
Роешь мягкой лапкой норку в облаках.
Без меня ты на небе скучаешь,
И ко мне являешься пьяною во снах.
До краев наполнил ядом кружку,
В сердце мрак и холодно в груди.
Спи спокойно, спи, моя кукушка,
Смерть ты лучше к мышке утром приходи.
