Владимир Тольц: Вот уже неделю российские и зарубежные СМИ заполнены разнообразными, противоречивыми и всякий раз неподтверждаемыми фактами версиями причин отставки генерального прокурора России Владимира Устинова. «Добровольной» и по «собственной просьбе». Все согласны в том, что Устинов перестал на своем посту утраивать Путина, многие говорят о том, что генпрокуратура в последнее время проявила повышенную активность, однако некоторые из них полагают, что руководство страны, возможно, недовольно тем, как Генпрокуратура вела борьбу с коррупцией - "слишком запаздывала с так называемыми громкими делами, да и внутри этого грозного ведомства оказались прокуроры-взяточники" (это цитата). Еще одно мнение (и еще цитата): «Устинов мог лишиться своего поста из-за недостаточной популярности в обществе». И тут же сетование: «есть какие-то глубинные причины, которые мы не знаем, поскольку наша политическая элита закрыта». Геннадий Зюганов поделился своим ощущением, что Устинов «работал со связанными руками и ногами» и страдал «от сознания невозможности сделать все, что мог» По мнению Геннадия Андреевича, последнее выступление Устинова в Думе «было буквально криком души. Видимо, этот крик души не понравился "наверху", и было принято решение о замене Генпрокурора» (кц). Ну, а криком, отозвавшимся эхом в западных медиа было заявление российского политолога Станислава Белковского, что отставка Устинова (цитирую) «это серьезный удар по политико-аппаратному клану Игоря Сечина. Владимир Устинов рассматривался Игорем Сечиным как возможный преемник Владимира Путина». Белковский не поясняет, на каких фактах выстроен этот тезис и почему (ЦИТАТА) «Путин решился ослабить сечинский клан всего через три недели после резкого усиления этого клана». Он говорит просто и категорично: «Устинов принесен в жертву Медведеву». И ему верят, его повторяют и цитируют, поскольку никто не знает ничего другого…
Но вообще-то можно попытаться понять причины отставки Устинова, проследив хотя бы бегло историю отставок российских генпрокуроров (благо ведь не первого и не десятого снимают – генпрокурорству в России без малого три века). Вот это мы и обсудим сегодня с доктором исторических наук Евгением Анисимовым из Петербурга, докторами юридических наук и профессорами Еленой Лукьяновой (она находится в Женеве) и завкафедрой уголовного процесса и прокурорского надзора МГУ Константином Гуценко, а также с моим московским коллегой из Новой Газеты, Старшиной Гильдии судебных репортеров Леонидом Никитинским.
Итак, должность генерального прокурора (поначалу она именовалась «генерал-прокурор») существует уже 285-й год. Этот институт пережил больше дюжины войн, несколько революций и пожаров, и длинную череду правителей – императоров, глав кабинетов, генсеков и министров юстиции… По замыслу создателя должности Петра Первого, ей надлежало "уничтожить или ослабить зло, проистекающее из беспорядков в делах, неправосудия, взяточничества и беззакония". Ну, с тех пор прошло почти 3 века. Многократно изменилась страна, система ее организации и правления, менялись законы, порядки, нравы, люди, наконец… Скажите, а Генеральная прокуратура, ее функции, ее роль в обществе, ее зависимость от власти и закона как за это время поменялись?
Евгений Анисимов: Я размышлял о существовании Генеральной прокуратуры, зная все обстоятельства нашей жизни, и хочу сказать, что в принципе это учреждение не было напрасно создано и не зря существует. Дело в том, что в России с древних времен было распространено такое понятие - опала, которое трудно перевести, когда немотивированный гнев государя, каприз мог низринуть человека на самое дно. Это страна наша, в которой бессудные расправы были нормой. Появился институт, в котором государство должно было проявить себя как законную силу. Генеральная прокуратура и вообще прокуратура, институт прокуратуры стал элементом государства, но элементом, я бы так сказал, цивилизованным, то есть он должен был наблюдать, как соблюдаются законы и поддерживать обвинения в суде и в различных судебных инстанциях на основании законов. Для России это колоссально много. Я скажу, что в целом, если говорить о длительном периоде, то институт этот себя в конечном счете оправдал.
Владимир Тольц: Так отвечает мне историк Евгений Анисимов. К слову, первый российский генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский, которого Петр именовал «оком государевым», в отличие от многих следующих генерал-прокуроров, был человеком на редкость некорыстолюбивым.
Евгений Анисимов: Он был по своему характеру действительно необыкновенный для чиновников человек. Он был решителен, не брал взяток и пользовался колоссальным доверием царя. Пожалуй, один из редких чиновников. И до самого конца своей карьеры он не был никогда, так скажем, пойман.
Владимир Тольц: И тем не менее, Ягужинский после смерти Петра был отставлен. Отправили послом в Польшу. Вот и сейчас говорят, что Устинова отправят за границу.
Евгений Анисимов: Судьба его была довольно печальна, служебная карьера. Он был низвергнут со своего места, потому что слишком остро критиковал. Это я говорю так, в целом.
Владимир Тольц: Преемники Ягужинского на генерал-прокурорском посту были к «первым лицам» куда более почтительны. К примеру, Александр Иванович Глебов, занимавший пост при Петре Федоровиче предложил даже воздвигнуть золотую статую своего благодетеля. Как и многие другие генерал-прокуроры, Глебов был удивительно «политически активен». Большинство узаконений того времени, в т.ч., и знаменитый Манифест о даровании вольности и свободы всему российскому дворянству, и Манифеста об уничтожении Тайной канцелярии, и указы о прекращении гонений на раскольников, о введении в России бумажных денег и почти все поручения Сенату были написаны рукой Глебова и только подписаны Петром III. Но сгубило его вовсе не законотворчество и политическая активность, а занятия коммерцией и мздоимство. Восшедшая на престол Екатерина отправила Глебова в отставку.
В ее правление генерал-прокурором стал кн. Александр Алексеевич Вяземский. Современники недоумевали:
Диктор: Никита Иванович Панин изволил долго разговаривать со мною о нынешнем генерал-прокуроре Вяземском и удивляется, как фортуна его в это место поставила; упоминаемо тут было о разных случаях, которые могут оправдать сие удивление.
Владимир Тольц: Да и позднее об этом генерал-прокуроре вспоминали с недоумением:
Диктор: Скажут, что и при Екатерине видали людей с свинцовыми головами на важных государственных местах, например, генерал-прокурор князь Вяземский, от которого, по тогдашней организации управления империи, все зависело. Согласен, все знали, что Вяземский был человек с осиновым рассудком. По каким уважениям, по каким расчетам Екатерина держала Вяземского на столь важном посту в государстве - угадать и объяснить трудно, скажу - решительно невозможно.
Владимир Тольц: Но что бы ни говорили о генерал-прокуроре Вяземском, он вместе с выдвинувшимся при нем начальником Тайной канцелярии Степаном Шешковским, которого Пушкин именовал "домашним палачом кроткой Екатерины", успешно вершил наиболее важные политические дела - и автора знаменитого "Путешествия из Петербурга в Москву" Радищева, просветителя и издателя Новикова, и Емельяна Пугачева. Результатами государыня была довольна. А отставлен он был от должности – редкий случай для российских генпрокуроров! – по болезни. Действительной, а не мнимой.
В царствование сына Екатерины Второй Павла Петровича особой близостью к монарху и редкостной для российского чиновника нетерпимостью к подношениям прославился генерал-прокурор Петр Хрисанфович Обольянинов, известный в Петербурге своей несдержанностью, склонностью к матерщине и необразованностью, позволявшей ему, по мнению современников, служить в лучшем случае батальонным. Он оказался жертвой общепризнаваемой за ним «недостаточности ума»: за два дня до убийства Павла I, Обольянинов предупредил императора о готовящемся против него заговоре, не догадавшись, что об этом могут узнать связанные с престолонаследником Александром Павловичем заговорщики. В ночь цареубийства генерал-прокурор был арестован в своем доме. А через пять дней указом нового царя Александра I Обольянинов был уволен со службы «за болезнью».
За почти 3 века существования института прокуратуры в России сменилось около 5 десятков генеральных прокуроров. Это были разные люди – умные и не очень, корыстолюбцы и нестяжатели, «инициативники» и чиновники «чего изволите». Но самостоятельных политических фигур, кроме разве недолгого генерал-прокурора Александра Керенского, не было. Все они оказывались прежде всего орудием реализации воли «первого лица», будь то император, генсек или президент. Профессор Константин Гуценко, заведующий кафедрой уголовного процесса и прокурорского надзора юрфака МГУ соглашается:
Константин Гуценко: Зависимость была и есть, только формы изменились. Эти прокуроры то отдалялись от власти, то приближались к ней. Но неизменно как все чиновники, государственные служащие, в общем-то генеральные прокуроры проводили волю тех властей, которые повелевали ими. В наше время то же самое. Если Генерального прокурора назначает Совет федерации по представлению, вы сами понимаете, конечно, он зависим - зависим от высшего должностного лица в государстве.
Владимир Тольц: А вот адвокат, профессор Елена Лукьянова со мной не согласна:
Елена Лукьянова: Дело в том, что если речь идет о главной функции прокуратуры как о контроле за точным и единообразным соблюдением закона, то в первую очередь надо смотреть на то, каков закон, а не на волю первого лица. Потому что законы, по крайней мере, в советские времена были коллегиальные. Те прокуроры, о которых вы говорите, по крайней мере, до 36 года, у государства была откровенно выраженная функция диктатуры, это было записано в конституции и 18, и 24 года. Функция диктатуры – функция подавления. И поэтому то, что они проводили эту волю, простите, они исполняли закон, который был в государстве.
Владимир Тольц: Просматривая генпрокурорские жизнеописания, приходишь к выводу, что отставляли этих творцов и исполнителей закона и воли «первого лица», когда они становились неэффективны в этом качестве, или требовались в другой должности (так самый знаменитый советский генпрокурор Вышинский сменил Молотова на посту министра иностранных дел, когда Сталин заподозрил того в шпионаже). «Первое лицо» решало вопрос об отставке, когда приходило к мысли о «несоответствии» того или иного генпрокурора «времени». Именно так Иосиф Виссарионович расстрелял Петра Красикова, руководившего репрессиями против церкви, и его преемника Ивана Акулова, заподозренного в преступной связи с казненными красными маршалами. По той же причине «несоответствия» Маленков и Хрущев сразу после ареста Берия турнули с должности (и из партии) генпрокурора Петра Сафонова, а Ельцин - последовательно – Валентина Степанкова_ признавшего его указ о роспуске парламента в 1993-м антиконституционным, затем в 1994-м, Алексея Казанника, оказавшегося «притормозить» реализацию решения Думы, потом - Алексея Ильюшенко за связь его с уголовным делом, ну, и Юрия Скуратова – его нашумевшую историю все помнят, хотя подоплека ее до сих пор прояснена неоднозначно…
Давайте приглядимся к этим сравнительно недавним отставкам попристальнее. Слово старшине Гильдии судебных репортеров Леониду Никитинскому.
Леонид Никитинский: Ну начнем со Степанкова. Степанков был вынужден уйти со своего поста, поскольку был не согласен с указом Ельцина знаменитым 1400 93-го года. С другой стороны, ни один настоящий юрист не мог быть с ним согласен, поскольку это была революция, и это так и объявлялось - смена государственного строя. Его место занял Казанник. Я с ним был лично знаком – это очень милый, очень интеллигентный человек, действительно хороший юрист, профессор. Что он сделал? С одной стороны, он поверил свои заместителям, которые еще из социалистической эпохи к нему пришли, а с другой стороны, он согласился, и опять же не мог не согласиться, и выполнил решение Государственной думы первого созыва о политической амнистии членам ГКЧП и, самое главное - участникам бунта 93 года. В результате он тоже был отстранен от своей должности.
Владимир Тольц: Профессор-адвокат Елена Лукьянова отмечает:
Елена Лукьянова: У Казанника вообще странная судьба. Ведь это именно тот человек, который уступил место Ельцину в Верховном совете, который туда не попал. Ему не хватило места в Верховном совете, Казанник ему уступил. А потом он же не выполнил приказы не выпускать из тюрьмы амнистированных. Так что бывают разные прокуроры.
Владимир Тольц: Действительно, бывают разные! Следующим отставленным был Алексей Ильюшенко. Леонид Никитинский вспоминает:
Леонид Никитинский: Это был очень странный тип. Скорее всего он был выбран окружением Ельцина не по принципу действительно своей учености, юридичности, как Казанник, а по принципу верности. Это был такой верный пес Ельцина. Но он взорвался в совершенно мелком коммерческом деле, не знаю, может быть у него были более крупные дела, но попался он в деле «Балкан-трейдинг» - это такая средняя компания, какие-то странные коррупционные истории. Все это ничем не кончилось. Он посидел в Лефортово, но в последствии правдой или нет, не знаю, но заболел туберкулезом в тюрьме. Это дело сейчас замято, потихонечку из информационного пространства Ильюшенко ушел.
Владимир Тольц: Ильюшенко, так и не утвержденный на генпрокурорском посту (он был «исполняющим обязанности») продержался в должности с марта 1994-го по октябрь 1995-го. Следующим в кресло генпрокурора уселся доктор юридических наук, профессор Юрий Ильич Скуратов, через некоторое время обративший на себя внимание своей несвойственной российским генпрокурорам самостоятельной активностью, которая могла иметь политические последствия.
Леонид Никитинский: Это был очень странный тип. Он был как бы настроен. Тут более важный есть аспект, но он требует отдельного разговора, чторокуратура вообще все время пытается взять больше власти, чем ей положено по конституции и по теории разделения властей. Скуратов тоже в этом направлении пытался действовать. Но здесь с ним случилось вот что: с одной стороны, он пытался через Швейцарию подобраться к Пал Палычу Бородину, знаменитое дело «Мобитекс», там засветились еще дочки Ельцина, где-то игравшие до дефолта на бирже - это с одной стороны. А с другой стороны, под Скуратовым сидели те же самые замы, особенно такой был завхоз генпрокуратуры, которые на него собирали компромат и так далее. В такой позиции, с одной стороны, рискуя политически, а с другой стороны подставляясь по всякой другой части, он, конечно, усидеть не мог. Но там была очень хитрая история, я не буду лишний раз повторять, с человеком, похожим на Скуратова и прочее. Короче говоря, Скуратов тоже слетел.
Владимир Тольц: А дальше – уже в путинскую пору – должность генпрокурора занял отставленный ныне Устинов.
Леонид Никитинский: Он появился как человек, прежде всего выбранный по принципу верности, конечно. Он был всегда никакой, у него никаких заслуг ни перед кем не было, и для него этот пост был просто величайшим подарком. Он никогда не мог на такое надеяться с его уровнем. Это просто был такой цепной пес, который выполнял команды власти, когда это надо. За все время своего генпрокуроства он не позволил возбудить ни одного дела против власть имущих или приближенных к ним олигархов. То есть он абсолютно четко следовал воли Кремля без всяких отступлений. При нем система эта пошла вразнос полностью. Но это опять же отдельная тема, надо рассказывать о том, что происходит не только в прокуратуре и в регионах в том числе, но и в милиции, и в судах – это все одна большая тема, которая нас уведет далеко в сторону. Все крайне запущено.
А снят он по причинам, о которых, на самом деле здесь есть какие-то поводы, о которых мы можем только догадываться, и есть абсолютно понятная причина, которая заключается в том, что он просто взял слишком много власти, он стал опасен. Владея не только лично и через прокуроров в регионах, владея огромным количеством компромата - это просто слишком опасный человек, если он допускал какое-то своеволие. Я думаю, что президент давно хотел его убрать, здесь какой-то повод появился, это и было сделано.
Владимир Тольц: Замечу: все это личная версия Леонида Никитинского. Хотя о генпрокурорстве Устинова многие высказываются весьма критически, отмечая его даже по нынешним временам выдающуюся зависимость от администрации президента. Профессор Елена Лукьянова:
Елена Лукьянова: Как адвокат, могу судить о тех делах, которые я провела. Поэтому, конечно, мнение у меня есть, в первую очередь по делу Ходорковского – это самое громкое и, наверное, самое позорное дело останется. Но оно в общем-то похоже на дело ГКЧП, только там все-таки дело это развалили, а тут… Опять же все согласуется с докладом Суркова – надо уничтожить олигархию.
Владимир Тольц: Но вот и Устинова черед пришел. Отставили в одночасье, даже не пояснив обществу, за что. Получается, что Генпрокурор – вовсе и не «око государево», как говорил Петр Первый, а так, нечто вроде глазного протеза – сняли, заменили, чтоб выглядеть получше? – говорю я доктору исторических наук Евгению Анисимову.
Евгений Анисимов: Если считать, что другой глаз здоровый, вполне возможно. Если же это вообще один глаз, тогда это, конечно, плохо.
Владимир Тольц: А для меня основной вывод из сегодняшних разговоров – в отставках российских генпрокуроров важнее, может быть, не их причины, а механика принятия решений по этим вопросам на самом верху.- Тема, которой мы не раз уже касались и к которой наверняка еще вернемся в программе «Разница во времени».
