Иван Толстой: В Голландии лето запивают розовым вином и заедают селедкой – под джаз, уличные, театральные и кино-представления. О Голландском лете – Софья Корниенко.

Софья Корниенко: Знакомый городской сумасшедший вновь надел черные шорты из клеенки и тяжелые деревянные башмаки, выкрашенные в ярко-желтый цвет. В королевство приходит сельдь, в этом году с опозданием. Начинаются малосольные селедочные дегустации, нежная, она тает во рту. Так я узнаю, что в Амстердаме настало лето. Только теперь кажется, что с тех пор, как оно началось, прошла целая вечность. Закончился шикарный, самый крупный в Европе фестиваль искусств Holland Festival , благодаря которому, если верить пожелтевшим июньским газетам, многие голландцы открыли для себя гений Шостаковича. Кто только успевает поливать многочисленные цветы по кромке домов? Мои на балконе сожгло солнце. Море на выцветшем чистом зантфортском пляже теплое и ласкает ноги, жаль, что можно приезжать сюда только по вечерам: днем дорога на побережье – знойная, непроходимая пробка, а на заветном берегу – столь же непроходимый бурелом из неподвижных, намазанных кремом от солнца тел.

Спасает ветер, вечный голландский, продувной. Легче – на велосипеде, так ветра делается еще больше. Да и нет в Амстердаме бесчеловечных бетонных площадей, мало асфальта. Есть только небо, сложенное в гирлянды каналов и разлитое по гигантским окнам. И зеленое сердце – художественный беспорядок английского Вонделпарка. Обязательный атрибут завсегдатая Вонделпарка – бутылка розового. Розé, как здесь говорят. И лежать на траве, пока дети всех мастей плещутся в новом бассейне а ля арт-деко. Или взобраться на высокую деревянную трибуну на бесплатном летнем концерте здесь же, посреди парка. Нет, не разморило на солнце, на деревьях Вонделпарка действительно живут сбежавшие несколько лет назад из зоопарка зеленые попугаи, а среди расположившихся на траве людей ходят тихие цапли. Скоро их спугнут красочные тени и шум проектора. В конце июля перед особняком Музея Кино, под гирляндами желтых фонарей в ночном парке вырастет надувной экран. Каждую пятницу до конца лета здесь проходят показы Sunsets , легкое кино на закате, от Жака Тати до Спилберга, рассказывает куратор проекта Рене Вольф.

Рене Вольф: Начало показа зависит от времени захода солнца. В этом году мы решили начать новый сезон попозже, ближе к августу, когда раньше темнеет. Мы отбираем фильмы, которые не требуют большой концентрации внимания. Например, очень хорошо идут музыкальные фильмы, песни всегда пробуждают внимание. Сезон начинается с программы старых клипов из ГДР. В августе мы покажем другой немецкий проект – музыкальный фильм Фатиха Акина «Через мост: Звуки Стамбула». В уличном кинотеатре то стакан кто-то разобьет, то пройдут мимо гуляющие по парку люди, и фильм должен суметь вернуть внимание отвлекшегося зрителя.

Софья Корниенко: Музей Кино первым в Амстердаме начал показывать кино под звездами, еще в конце 80-х. Теперь в городе много похожих проектов, однако, ничто не сравнится с праздной свежестью Вонделпарка.

Рене Вольф: Надувной экран есть только у нас. В других кинотеатрах используют обычные экраны или показывают фильмы на стенке автобуса, так мобильнее.

Софья Корниенко: Через пару лет здание Музея Кино в Вонделпарке, по стилю – брат знаменитого декадентского колосса кинотеатра Тушински в центре города – снова, как и в 20-е годы прошлого столетия, станет частным клубом. Музей Кино переедет в белоснежное здание непонятной, летучей формы, которое строится прямо на реке Ай.

Рене Вольф: Мы со своими кинопоказами под открытым небом тоже переедем на север Амстердама. На мой взгляд, там атмосфера для ночного зрелища не хуже. Экран, наверное, установят прямо в воду, а зрителей поместят на лодку. К тому же мы наконец оставим в покое жителей окрестных домов, которые давно жалуются на шум.

Софья Корниенко: В другой, менее известный амстердамский парк имени Мартина Лютера Кинга в начале августа приедет любимый всеми De Parade , красивый, по-средневековому балаганный театральный фестиваль, собирающий по 300 тысяч зрителей ежегодно. De Parade странствует по голландским городам все лето. После финальных представлений в Амстердаме фестиваль переливается за границу, во Францию и Испанию. В гаагском Вестбрукпарке, на заднем дворике циркового шатра, теплым вечером я беседую с креативным директором De Parade Рэем ван Сантеном.

Рэй ван Сантен: De Parade существует 16 лет. Раньше был другой фестиваль, Boulevard of Broken Dreams , «Бульвар разбитых грез», мы из него выросли.

Софья Корниенко: Очень романтическое название было раньше!

Рэй ван Сантен: Да, но De Parade – это тоже очень романтическое название. Мы его выбрали потому, что здесь каждый артист должен устроить своего рода парад или торжественное зрелище у входа в свой шатер. Таким образом, артисты зазывают зрителей на представление. Чем больше зрителей, тем больше заработают артисты. Поэтому у нас перед каждым театральным шатром – парад. Сейчас на территории фестиваля – 12 шатров, всего мы покажем в этом году 45 спектаклей. Это такая средневековая концепция – от самих артистов зависит, сколько они заработают.

Софья Корниенко: Jaarmarkt , или «ежегодный рынок», отсюда русское «ярмарка». Смесь цирка и театра, жаркие шатры и палатки, самодельные декорации и актеры, работающие до седьмого пота. Государство фестиваль не финансирует, деньги поступают за счет продажи билетов и работы открытых ресторанчиков в пляжном стиле хиппи, а также от спонсоров, в основном – производителей напитков. Бюджет фестиваля – около 5 миллионов евро.

Рэй ван Сантен: Это абсолютно гениальная модель, мы единственный фестиваль, который так работает. Очень многие артисты хотят принять участие. Конкурс начинается сразу по окончании фестиваля, уже в августе. Из приблизительно 650 заявок, мы выбираем 45. Иногда очень рискуем, очень редко, но некоторые представления проваливаются. Но мы считаем, что это нормально.

Мы стараемся, чтобы программа была разнообразной. Здесь есть несколько серьезных, тяжелых спектаклей. Например, у нас идет комедия под названием «На нервах». Это очень смешная комедия. Но если прислушаться, то это тяжелое повествование о современной политической ситуации в Нидерландах.

Софья Корниенко: В спектакле «Я никогда не обещал тебе розового сада» театральной группы Ponies молодой человек в костюме Спайдермена все время влезает в шатер самыми неправдоподобными способами, через навесной потолок, и пытается спасти очередную героиню, но хозяин шатра прогоняет его. Актеры похожи на полунинских Лицедеев, и за их наивными улыбками, и за отчаянными жестами, когда все они в конце представления ложатся на землю, задрав штаны, скрывается большая печаль. За мир, в котором всем приказано быть нормальными и стандартными.

(Звучит отрывок из представления «Я никогда не обещал тебе розового сада» театральной группы Ponies ).

Из всех голландских городов, где приятнее выступать?

Рэй ван Сантен: В Гааге, где мы сейчас сидим. Спокойный город. И публика здесь очень театральная. Хорошо здесь. Но еще очень хочется в Нью-Йорк попасть. И в Россию, если там будет интерес, я очень хотел бы в Россию.

Софья Корниенко: А кто ходит на летние театральные фестивали в Голландии?

Рэй ван Сантен: В основном, это любознательные, интересующиеся культурной жизнью люди, а также те, кто любит пофланировать, себя показать. Потому что зрители на такой театральной ярмарке всегда оказываются в центре внимания. Многим это нравится.

Звучит официальная заставка фестиваля North Sea Jazz Festival .

Софья Корниенко: Основной конкурент De Parade , всегда проводившийся в то же время в Гааге международный джазовый фестиваль North Sea Jazz Festival в прошедшие выходные переехал в стекло-бетонный просторный Роттердам. По словам музыкантов, акустика в Роттердаме лучше гаагской. Переезд удался, 31-ый фестиваль собрал не меньше зрителей, чем в предыдущие годы – 62 тысячи. На радостях как устроители, так и гости даже забыли о запрете на курение на стадионе Ахой. На 15 площадках, названных в честь крупных рек (Маас, Гудзон, Конго, Волга, Енисей), тесно распрограммировали несколько десятков модных джазистов со всего мира. В этом году здесь выступали All Star Bigband , которые раньше играли с Диззи Гиллеспи, и 62-летний Рэнди Нюман с песней I ’ m dead but I don ’ t know it (Я умер, но не знаю об этом) обо всех старых джазменах, которым уже давно пора остановиться, а они все играют. Саксофонист Брэндон Марсалис, artist in residence фестиваля, выступил с Роттердамским филармоническим оркестром, а на следующий день сыграл свою версию Love Supreme Джона Колтрейна. «У меня барабанщику Рою Хейнсу уже 81, так что быстрые номера мы больше не исполняем», сказал Марсалис залу; в тот же вечер оба исполнили незабываемую импровизацию. А в зале имени австралийской реки Муррей прошла программа The Spirit of New Orleans (Дух Нового Орлеана) с участием музыкантов из разрушенного города джаза. Голландцы знают не понаслышке, как море умеет отнимать летнее счастье.

Группа «Блёф» и голландский гимн лету «Потанцуем на море»:

Уже подошел мой корабль.

Я смотрю на него с пляжа,

Больше мне не чертить на песке

Букв твоего имени,

Их сдувает ветер,

Но в отрытом море

Не властны земные законы.

Я возьму твое имя с собой...

Давай потанцуем, любовь моя,

Потанцуем на море,

Прощальный вальс у кромки воды,

Раз за твои слезы,

Два за мои,

Три за горизонт,

За которым мы исчезнем.

Иван Толстой: В Мюнхене проходит традиционный международный фестиваль оперного искусства. Наибольший интерес публики вызвала премьерная постановка английского режиссера Дэвида Паунтни оперы Арнольда Шенберга «Моисей и Аарон». Рассказывает наш корреспондент в Германии Александр Хавронин.

Александр Хавронин: Основанный 133 года назад Мюнхенский оперный фестиваль, наряду с Зальцбургским и Байройтским, входит в тройку самых престижных музыкальных фестивалей Европы. Одним из главных его достоинств критики называют яркое гармоничное сочетание классических и современных произведений. Интендант фестиваля, англичанин Питер Джонас делает немало для демократизации оперного искусства. В руках Джонаса опера -это продукт масс-медиа. «Тристан и Изольда» Вагнера, «Роделинда» Генделя, «Женитьба Фигаро» Моцарта, «Риголетто» Верди транслируются на громадном телеэкране перед зданием мюнхенского оперного театра .

Однако наибольший интерес публики вызвала опера Арнольда Шенберга «Моисей и Аарон» в премьерной постановке знаменитого английского режиссера Дэвида Паунтни. Смелый авангардист, Паунтни обратился к одному из самых сложных произведений родоначальника Новой Венской школы и создателя додекафонного метода композиции Арнольда Шенберга. Опера «Моисей и Аарон» долго не ставилась из-за чрезвычайно изысканной партитуры. Значительная часть произведения была написана в 30-ые годы прошлого столетия. К ветхозаветному сюжету Шенберг обратился неслучайно – эта была реакция композитора на процветавший в то время во многих европейских странах антисемитизм.

Завязка оперного действия – хрестоматийный библейский эпизод о явлении Моисею ангела Господня в пламени огня тернового куста. Терновый куст горит, но не сгорает.

Получив божественное послание, Моисей призывает евреев освободиться из-под тяжкого египетского рабства. Партию Моисея исполняет звезда оперной сцены, англичанин Джон Томлинсон.

Пожалуй, ключевой момент оперного действия – изготовление Ароном золотого тельца. Обеспокоенный длительным отсутствием Моисея, народ жаждет иметь идол, которому можно поклоняться, как самому богу. Паунтни дает современную трактовку этого ветхозаветного эпизода. Для английского режиссера «золотой телец» - это символ потребительского общества.

Партию Аарона исполняет также англичанин, Джон Дасзак.

Свое мнение об опере «Моисей и Аарон» в постановке Дэвида Паунтни я попросил высказать пресс-секретаря мюнхенского оперного фестиваля Ульрику Хесслер:

Ульрика Хесслер: Опера «Моисей и Аарон» необычайно сложная из-за удивительно развитой полифонической партии хора. Однако этим произведением можно и нужно наслаждаться. В рамках фестиваля опера была представлена трижды, и все билеты были распроданы. Джону Томлинсону, благодаря уникальным вокальным данным, удалось совершенно невероятным образом войти в образ Моисея. Томлинсон сопереживает своему герою. Дэвид Паунтни по-новому интерпретирует оперу Шенберга. В первоначальной трактовке композитора Моисей, безусловно, образ положительный. Паунтни же, однако, критичен к проповедничеству Моисея. И, естественно, у постановки не было бы такого успеха, если бы не дирижировал знаменитый американский дирижер, уроженец Индии Зубин Мета. Мета очень хорошо чувствует музыку Шенберга. Во многом это связано с тем, что учитель Меты Ганс Сваровский сам был учеником знаменитого австрийского композитора.

Александр Хавронин: По окончании сезона Зубин Мета покидает пост главного дирижера Баварской оперы. Его преемником станет американец японского происхождения Кент Нагано, сторонник современной музыки и любитель инноваций при интерпретации классики. Все при этом в то же время уверены, что мюнхенский оперный фестиваль и впредь будет оставаться одним из крупнейших культурных событий Европы.

Иван Толстой: Полтора века назад в здании Павловского вокзала под Петербургом царил Иоганн Штраус. Идее возрождения разрушенного Павловского вокзала служат международные фестивали «Большой Вальс». Пятый по счету открывается в Петербурге 21 июля. Рассказывает Анна Александрова.

Анна Александрова: Фестиваль «Большой вальс» - это фестиваль музыки Иоганна Штрауса. В сознании

петербуржцев имя Штрауса навсегда связано с Павловским вокзалом. 10 музыкальных сезонов в Павловске в 50-60-х годах 19 века принесли молодому австрийскому музыканту мировую славу, деньги, обожание петербургского света

и билет на всю вечность в салоны и филармонические залы столицы России. Действительно, когда в советской России были преданы забвению имена владельцев императорских и великокняжеских дворцов, музыка Штрауса все

равно звучала только без упоминаний, кому посвящена та или иная полька или кадриль. А вместе с трофейным фильмом «Большой вальс» музыка Штрауса пришла

в каждый дом в послевоенные годы, как обезболивающая сказка на ночь.

В самом начале 70-х годов романтическую сказку о юноше-короле вальсов подхватил как драму неразделенной любви иностранца-музыканта к русской девушке фильм Яна Фрида – «Прощание с Петербургом». То, что нельзя было

говорить о веке 20-ом словами, прочитывалось в музыке и сословных условностях века девятнадцатого. Штраус как мечта был разрешен и советским солдатам в Вене 1945 года - как великий национальный композитор, на могилу

его на Центральном кладбище и концерты его музыки водили строем. Его польки, вальсы и кадрили неизменно жили в репертуаре советских военных духовых оркестров вместе с маршем «Прощание славянки» и «Амурские волны» и

открывали сезон духовой музыки в парках и садах Отечества, где вырастало новое поколение, которому было суждено путешествовать между Петербургом и Европой так же легко и непринужденно, как петербургской публике следовать

за господином Штраусом из Петербурга в Павловск.

А теперь не надо следовать и в Вену: перед входом в Павловский парк поставлена точная копия скульптурного памятника Иоганну Штраусу-сыну, созданного в 1907 году, что стоит в Городском парке Вены. Только в Вене

памятник сверкает позолотой и торчит среди зелени как золотая коронка во рту, а в Павловске темной бронзы фигура с поднятым смычком и скрипкой возникает из аллеи как часть природного ландшафта.

В 19 веке с помощью Иоганна Штрауса петербуржцев заманивали осваивать первую железную дорогу в России - концерт австрийского дирижера и скрипача был бесплатным приложением к железнодорожному билету.

Создав фестиваль музыки Штрауса «Большой вальс», автор идеи и художественный руководитель Юлия Кантор намерена вернуть Павловску летние музыкальные сезоны, на которые съезжаются музыканты разных стран.

Общество краеведов Павловска с помощью фестиваля «Большой вальс» намерено возродить и само здание вокзала, погибшее в годы Великой Отечественной войны, - центр всей летней жизни знаменитого дачного пригорода Петербурга.

Концерты фестиваля «Большой вальс», который проходит в пятый раз, уже перешагнули рамки Павловска. Как фестиваль союза музеев Петербурга, Ленинградской области и Государственного Эрмитажа, он и нынче будет звучать в залах музеев-заповедников «Петергоф», Царское Село, в Константиновском дворце и Эрмитажном театре. Желание публики вальсировать на дорожках парков совершенно естественно восприняли руководители музеев-заповедников «Петергоф – Царское село» Вадим Знаменов и Иван Саутов и руководитель Союза музеев России Людмила Александрова.

Вадим Знаменов: Ездить в Петергоф на музыку был ритуал абсолютно необходимый для петербуржца и для гостей Петербурга в 19 - начале 20-го века. Естественно, и Штраус, концертировавший так много в Петербурге, не обошел вниманием и Петергоф. Скорее, Петергоф не обошел его вниманием. Фестиваль «Большой вальс» имел очень большие возможности. Вокруг этой темы можно сделать очень много интересного. Например, такие мелочи: в фойе концертного зала большого дворца продается абрикосовое мороженое, которое, по утверждению современников Штрауса, было им очень любимо. Потом можно выпить кофе по-венски. Но это только начало. Для каждого россиянина слово «вальс»

это гамма совершенно неожиданных чувств. Вспомним евтушенковские стихи… Все это как-то накладывается на это понятие. Для меня, скорее, вальс это концертное исполнение и там я находил радость и удовольствие. Но, действительно, черт возьми, та тема может быть по-разному подана. Этот вальс может выплеснуться на большой каскад, пойти по парку и доставить людям большое удовольствие. В Петергофе, действительно, есть возможность вальс превратить в какое-то большое действо. В следующем году, я думаю, мы развернемся на штраусовских балах в Тронном зале Екатерининского дворца. Это сегодня есть, это изумительный танец. Я вальсировал.

Анна Александрова: А вы вальсируете?

Людмила Александрова: Да. Я, слушая всех остальных, задумалась. Вальс, для меня, это определенная эпоха какого-то детства. Вот для наших родителей вальс был совершенно специальным состоянием души. И у меня остались какие-то безумно светлые детские воспоминания. Я помню, как мои родители куда-то ходили, и я смотрела, как они это красиво делают. Это была часть той жизни, которая сегодня воспринимается совершенно особенно. Потому что сегодня вальс это, скорее, произведение музыкальное, часть бытовой культуры.

Анна Александрова: В самом Павловске, в Розовом павильоне, музыка Штрауса звучит совершенно особенно. Окна отрыты в старинный парк, во время антрактов публика фланирует по дорожкам парка.

Зрительница: Я в первый раз на таком концерте. Великолепно!

Зрительница: Это прекрасно и замечательно! Мы видим природу, а гармоничность с музыкой это то, что требуется. Недаром Штраус именно здесь писал, для нас и для Павловска.

Анна Александрова: Фестиваль «Большой вальс» открывается 21 июля в Гербовом зале Зимнего дворца. 11 концертов фестиваля с участием австрийских и российских музыкантов, дирижера Кристиана Поллака, солистов Мариинского театра, Терем-квартета, оркестра Государственного Эрмитажа. В них позвучат хиты и редко исполняемые в России произведения из богатого наследия композитора.

Иван Толстой: 60 лет назад в Комсомольске-на-Амуре, который строился тысячами заключенных, был выпущен сборник «Сонетов» французского поэта 16-го века Гильома дю Вентре в переводе на русский язык. Книгу сопровождала большая вступительная статья, портрет автора и комментарий. Но найти это солидное издание в российских библиотеках невозможно. И во Франции никто не подозревает о книгах Гильома дю Вентре - ни о переводных, ни об оригинальных. Загадку авторства изучала наш парижский корреспондент Диана Харазова.

Диана Харазова: Небольшого формата книжка, 60 страниц красноватого цвета. Текст отпечатан на одной стороне. При внимательном рассмотрении понимаешь, что в качестве бумаги взята инженерная синька. Вероятно, на безрыбье. Автор: Гильом дю-Вентре, годы жизни: 1553-й - 1602-й. Титульный лист по-французски: Сонеты, город Шалон-сюр-Марнь, 1597-й год. Титульный лист по-русски: Сонеты, Комсомольск-на-Амуре, 1946-й. Портрет улыбающегося автора в смоляном парике из Национальной Пинакотеки в Париже.

Благодарю тебя, Создатель мой,

За то, что под задорным галльским солнцем –

Под самой легкомысленной звездой –

Родился я поэтом и гасконцем!

За страсть к Свободе, за судьбы стремнины, -

За герб дворянский, за плевки врагов,

За поцелуи женские, за вина

И за моё неверие в богов,

За рифм неиссякающий источник,

За мой язык французский, злой и сочный, -

Твои дары пошли поэту впрок!

Мне на земле не скучно, слава Богу, -

Неплохо ты снабдил меня в дорогу,

Хоть и забыл наполнить кошелек!

Увы, не было на свете жизнелюбивого гасконца дю-Вентре, не было французского издания 16-го века, нет в Национальной Пинакотеке его портрета, как и самой Национальной Пинакотеки в Париже не существует. Всё это выдумано двумя сталинскими заключенными, отправленными работать в ссылку в город Комсомольск-на-Амуре. Мистификаторов зовут Юрий Вейнерт и Яков Харон. Харон написал ученое предисловие, Юрий Вейнерт сочинил вольнолюбивые сонеты. А также пририсовал к своей фотографии смоляной парик и придумал французскую подпись. А если его фамилию – Вейнерт - написать по всем французским правилам, то получится анаграмма: Вентре. Безобидная литературная забава, доступная ссыльнопоселенцам.

Над Францией – предгрозовая тишь…

Что будет? Голод, мор, война, холера?

Над бездной качается Париж –

Так на волнах качается галера:

Уключин скрип, усталых весел всплеск

И монотонно-горестное пенье

Галерников, прикованных к сиденьям,

И моря нестерпимо знойный блеск…

Надежды нет: с плавучею тюрьмой

Рабы навек повенчаны Судьбой

И с ней погибнут – нет пути иного!

Вот так и я погибну, мой Париж:

Утонешь ли в крови или сгоришь –

Я телом и душой к тебе прикован!

Судьбы соавторов книги сложились по-разному: Яков Харон успел до ареста набраться жизненных впечатлений, провел отрочество в Берлине, а освободившись после смерти Сталина стал звукооператором в кино, был признан профессионалами, родил сына, написал книгу воспоминаний…

Жизнь Юрия Вейнерта выдалась и короче, и злее. Первый обыск и первый арест произошел, когда Юрию не было и 15-ти… Мать его вспоминала:

Диктор: «Бабушка бросилась к Юре, прижалась к нему и с отчаяньем воскликнула: «Юра, и за тобой, таким дитёнком!» А Юра был счастлив: «Бусенька, не горюй, понимаешь, ведь это значит, что я уже совсем большой!» По-видимому, Юрины ребячьи желёзки, детский столик и это восклицание произвели впечатление на обыскивавших. Просмотр Юриного имущества был прекращен, изъять было нечего…»

Диана Харазова: Второй раз его арестовали и сослали в 20-летнем возрасте. Третий раз – еще через два года. Дальний Восток, Абакан, Комсомольск. Он жил редкими письмами из дома, дружбой с Яковом Хароном – товарищем по несчастью - и молодым гасконским поэтом Гильомом дю-Вентре, позволявшим ему реализовать свой литературный дар и редкую начитанность.

В 47-м году Вейнерта освободили, он вернулся автором книги, которую сам выпустил тиражом 4 экземпляра. Поселился в Калинине, на выходные дни ездил в Москву – к возлюбленной… В 49-м его арестовали в 4-й раз. Через год пришло известие о кончине его невесты. В январе 51-го в Северо-Енисейске, перед торжественным открытием шахты (которую также строили зэки) он идет еще раз взглянуть на свою работу. Какое будущее ждало его? Через некоторое время его нашли разбившимся, на дне шахты.

Четыре слова я запомнил с детства,

К ним рифмы первые искал свои,

О них мне ветер пел и соловьи, -

Мне их дала моя Гасконь в наследство…

Любимой их шептал я, как признанье,

Как вызов их бросал в лицо врагам:

За них я шел в Бастилью и в изгнанье,

Их, как молитву, шлю родным брегам.

В скитаниях, без родины и крова,

Как Дон-Кихот, смешон и одинок.

Пера сломив иззубренный клинок,

В свой гордый герб впишу четыре слова, -

На смертном ложе повторю их вновь:

Свобода… Франция… Вино… Любовь!