Ирина Лагунина: По мере того, как президент Сирии аль-Асад ужесточает контроль над страной и посылает все новые армейские и танковые части в мятежный город Дераа, начала проявлять активность сирийская оппозиция в эмиграции. В Стамбуле во вторник и в среду прошла встреча сирийских оппозиционных групп, после которой один из ее организаторов, Мульхам Альдроби попросил западного вмешательства в ситуацию и заявил:
Мульхам Альдроби: Народ Сирии достоин получить свободу и уважение, как все остальные люди мира. Кровопролитие в Сирии должно немедленно прекратиться, пыткам и незаконным арестам надо положить конец.
Ирина Лагунина: По некоторым данным, аналогичная встреча в ближайшие дни должна состояться и в Москве. Между тем в самой Сирии, судя по публикациям в прессе, происходят и определенные политические процессы, которые внушают беспокойство правозащитникам и оппозиции. А именно, президент аль-Асад, по их утверждению, начал использовать фактор религиозного разнообразия страны для того, чтобы удержаться у власти. Об этом мы и говорим с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати. Насколько опасна в Сирии игра на религиозных чувствах? Или все-таки политика построения в последние 40 лет светского государства исключает возможность межрелигиозных столкновений?
Мурхаф Жуежати: Это – серьезный и опасный поворот событий. В Сирии у власти режим, который пытается использовать межконфессиональные отношения для того, чтобы запугать народ. Они сейчас говорят о том, что, если это движение к демократии и свободе продолжится, то в стране будет межконфессиональная война. Они говорят алавитскому меньшинству, что, если сменится правительство, то это меньшинство пострадает, это с одной стороны, а с другой, она заявляют суннитскому большинству, что алавиты не допустят перемен. Разыгрывать эту карту исключительно опасно. В Сирии есть раздел общества по религиозному признаку. И единственное, что удерживало страну как единое целое – это политика светского государства. Хотя должен подчеркнуть, что сами протестующие против этого режима говорят о единстве общества против режима, который подчинил себе страну.
Ирина Лагунина: Давайте поговорим об истории взаимоотношений суннитов и алавитов в Сирии. Ведь в какой-то момент на части территории нынешней Сирии существовало отдельное свободное Государство алавитов, которое присоединилось к Сирии чуть позднее – в 30-х годах прошлого века.
Мурхаф Жуежати: В Сирии во времена господства Османской империи доминировали сунниты. Но религиозный вопрос в стране не стоял. Религиозный вопрос встал в повестку дня только после того, как Османская империя проиграла Сирию союзникам и Сирия оказалась под французским мандатом. Французам было выгодно углублять различия внутри самого сирийского общества. Именно поэтому страна была поделена на отдельные территории и даже государства. Так что на короткий исторический промежуток алавиты получили свое государство, Дамаск – свое, Халеб – свое. Именно французская политика «разделяй и властвуй» дала зеленый свет религиозным разногласиям. Но, тем не менее, Сирия после освобождения от французского господства объединилась, и ей опять стали управлять сунниты. И так продолжалось до 60-х годов, до возникновения партии Баас, партии Арабского социалистического возрождения. Партию в большом количестве поддержали сирийские меньшинства – алавиты, христиане, друзы и так далее, - потому что партия давала им равенство перед законом. Постепенно к алавитам стал переходить и контроль над армией – хоть и не без попыток военных переворотов. Но в результате именно алавиты стали основной силой правящего режима.
Ирина Лагунина: А как сунниты относились к алавитам до прихода к власти партии Баас? Ведь с приходом этой партии в среде суннитов было даже недовольство, что алавиты не могут править страной, потому что они не мусульмане. То есть сунниты рассматривали алавитов как неисламскую секту.
Мурхаф Жуежати: Алавиты на самом деле были обнищавшей прослойкой населения. Крупные землевладельцы-сунниты нанимали их в качестве подсобных рабочих. И вы правы, алавиты находились в ущемленном и подчиненном положении. Так что в дополнение к религиозным разногласиям между суннитами и алавитами существовал классовый конфликт. Конечно, я в данном случае немного обобщаю. И все не так уж просто. Но в целом это был классический пример эксплуатации.
Ирина Лагунина: А что касается принадлежности алавитов к исламу?
Мурхаф Жуежати: Некоторые наиболее радикальные суннитские элементы рассматривали алавитов как еретиков, в лучшем случае, как боковую ветвь исмаилитов в шиитском Исламе. Так что есть небольшое число радикальных суннитов, которые не признают алавитов как мусульман. Но большинство все-таки считают их последователями исламской веры. Так что схизма здесь есть, и именно этот раскол или религиозные различия, на мой взгляд, и пытается использовать нынешняя власть для того, чтобы выжить.
Ирина Лагунина: Напомню, мы беседуем с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати. В прошлом выпуске программы я привела отрывок из обращения Союза сирийских племен, в котором говорится: «…режим уничтожил национальную экономику, разграбил ресурсы страны, превратил их в частную собственность семьи аль-Асада, семьи Маклуфа, семьи Шалиша, семьи аль-Асхад, семьи аль-Акрас». Это заявление показалось мне весьма любопытным, потому что оно проливает свет на клановую, племенную структуру Сирии, подчеркивает ее, а не религиозные различия. Или клановые и религиозные разграничения – это одно и то же?
Мурхаф Жуежати: Нет, это разные вещи. В дополнение к религиозным различиям в сирийском обществе есть раздел и по социальной линии, и по линии кланов и племен. И племен в Сирии немало. Но вот это обвинение, которое вы привели, исходит не столько даже от племен, сколько от большинства сирийских граждан. Одно из требований к режиму – остановить коррупцию. В последние годы коррупция драматическим образов выросла из-за того, что те, кто находится у власти, получили необычайные привилегии и раздали богатство своим семьям, друзьям и приятелям.
Ирина Лагунина: Но если говорить о племенах, то могут ли они влиять на политическую ситуацию в стране? Могут ли привести к расколу, как это произошло, например, в Ливии?
Мурхаф Жуежати: Я бы не стал говорить о расколе, но племена играют важную роль как система социальной организации общества. Лидеры племен могут мобилизовать население, и они могут мобилизовать его либо за правительство, либо против. И хотя я бы не стал говорить о разделе страны как территории, племенные лидеры могут организовать оппонентов режима.
Ирина Лагунина: Если посмотреть на пример Ливии, то там Муамар Каддафи проводил довольно искусную племенную политику, не только поддерживая свое племя, но и подкупая отдельные племена с помощью нефтяных доходов. Как строилась политика отца и сына Асадов по отношению к племенам? Тоже по принципу «разделяй и властвуй»?
Мурхаф Жуежати: Нечто подобное в Сирии тоже происходило, хотя племена и не играют в этой стране столь важную роль, как в Ливии. Аль-Асад пытался кооптировать лидеров определенных племен, раздавая им привилегии и посты в правительстве и армии. Повторяю, только для того, чтобы кооптировать их.
Ирина Лагунина: Об оппозиции внутри самой Сирии известно довольно мало. Но как вы полагаете, кто сейчас выступает с протестами в различных городах страны, в той же Дераа?
Мурхаф Жуежати: Насколько я понимаю, это различные комитеты, представляющие одно движение молодых людей, технологически продвинутых и организующих протест снизу. Это – не продукт какой-то политической партии. И мне кажется, что должно пройти время, чтобы зазвучали какие-то политические голоса тех, кто попытается вскочить на подножку и использовать ситуацию.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати.
Мульхам Альдроби: Народ Сирии достоин получить свободу и уважение, как все остальные люди мира. Кровопролитие в Сирии должно немедленно прекратиться, пыткам и незаконным арестам надо положить конец.
Ирина Лагунина: По некоторым данным, аналогичная встреча в ближайшие дни должна состояться и в Москве. Между тем в самой Сирии, судя по публикациям в прессе, происходят и определенные политические процессы, которые внушают беспокойство правозащитникам и оппозиции. А именно, президент аль-Асад, по их утверждению, начал использовать фактор религиозного разнообразия страны для того, чтобы удержаться у власти. Об этом мы и говорим с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати. Насколько опасна в Сирии игра на религиозных чувствах? Или все-таки политика построения в последние 40 лет светского государства исключает возможность межрелигиозных столкновений?
Мурхаф Жуежати: Это – серьезный и опасный поворот событий. В Сирии у власти режим, который пытается использовать межконфессиональные отношения для того, чтобы запугать народ. Они сейчас говорят о том, что, если это движение к демократии и свободе продолжится, то в стране будет межконфессиональная война. Они говорят алавитскому меньшинству, что, если сменится правительство, то это меньшинство пострадает, это с одной стороны, а с другой, она заявляют суннитскому большинству, что алавиты не допустят перемен. Разыгрывать эту карту исключительно опасно. В Сирии есть раздел общества по религиозному признаку. И единственное, что удерживало страну как единое целое – это политика светского государства. Хотя должен подчеркнуть, что сами протестующие против этого режима говорят о единстве общества против режима, который подчинил себе страну.
Ирина Лагунина: Давайте поговорим об истории взаимоотношений суннитов и алавитов в Сирии. Ведь в какой-то момент на части территории нынешней Сирии существовало отдельное свободное Государство алавитов, которое присоединилось к Сирии чуть позднее – в 30-х годах прошлого века.
Мурхаф Жуежати: В Сирии во времена господства Османской империи доминировали сунниты. Но религиозный вопрос в стране не стоял. Религиозный вопрос встал в повестку дня только после того, как Османская империя проиграла Сирию союзникам и Сирия оказалась под французским мандатом. Французам было выгодно углублять различия внутри самого сирийского общества. Именно поэтому страна была поделена на отдельные территории и даже государства. Так что на короткий исторический промежуток алавиты получили свое государство, Дамаск – свое, Халеб – свое. Именно французская политика «разделяй и властвуй» дала зеленый свет религиозным разногласиям. Но, тем не менее, Сирия после освобождения от французского господства объединилась, и ей опять стали управлять сунниты. И так продолжалось до 60-х годов, до возникновения партии Баас, партии Арабского социалистического возрождения. Партию в большом количестве поддержали сирийские меньшинства – алавиты, христиане, друзы и так далее, - потому что партия давала им равенство перед законом. Постепенно к алавитам стал переходить и контроль над армией – хоть и не без попыток военных переворотов. Но в результате именно алавиты стали основной силой правящего режима.
Ирина Лагунина: А как сунниты относились к алавитам до прихода к власти партии Баас? Ведь с приходом этой партии в среде суннитов было даже недовольство, что алавиты не могут править страной, потому что они не мусульмане. То есть сунниты рассматривали алавитов как неисламскую секту.
Мурхаф Жуежати: Алавиты на самом деле были обнищавшей прослойкой населения. Крупные землевладельцы-сунниты нанимали их в качестве подсобных рабочих. И вы правы, алавиты находились в ущемленном и подчиненном положении. Так что в дополнение к религиозным разногласиям между суннитами и алавитами существовал классовый конфликт. Конечно, я в данном случае немного обобщаю. И все не так уж просто. Но в целом это был классический пример эксплуатации.
Ирина Лагунина: А что касается принадлежности алавитов к исламу?
Мурхаф Жуежати: Некоторые наиболее радикальные суннитские элементы рассматривали алавитов как еретиков, в лучшем случае, как боковую ветвь исмаилитов в шиитском Исламе. Так что есть небольшое число радикальных суннитов, которые не признают алавитов как мусульман. Но большинство все-таки считают их последователями исламской веры. Так что схизма здесь есть, и именно этот раскол или религиозные различия, на мой взгляд, и пытается использовать нынешняя власть для того, чтобы выжить.
Ирина Лагунина: Напомню, мы беседуем с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати. В прошлом выпуске программы я привела отрывок из обращения Союза сирийских племен, в котором говорится: «…режим уничтожил национальную экономику, разграбил ресурсы страны, превратил их в частную собственность семьи аль-Асада, семьи Маклуфа, семьи Шалиша, семьи аль-Асхад, семьи аль-Акрас». Это заявление показалось мне весьма любопытным, потому что оно проливает свет на клановую, племенную структуру Сирии, подчеркивает ее, а не религиозные различия. Или клановые и религиозные разграничения – это одно и то же?
Мурхаф Жуежати: Нет, это разные вещи. В дополнение к религиозным различиям в сирийском обществе есть раздел и по социальной линии, и по линии кланов и племен. И племен в Сирии немало. Но вот это обвинение, которое вы привели, исходит не столько даже от племен, сколько от большинства сирийских граждан. Одно из требований к режиму – остановить коррупцию. В последние годы коррупция драматическим образов выросла из-за того, что те, кто находится у власти, получили необычайные привилегии и раздали богатство своим семьям, друзьям и приятелям.
Ирина Лагунина: Но если говорить о племенах, то могут ли они влиять на политическую ситуацию в стране? Могут ли привести к расколу, как это произошло, например, в Ливии?
Мурхаф Жуежати: Я бы не стал говорить о расколе, но племена играют важную роль как система социальной организации общества. Лидеры племен могут мобилизовать население, и они могут мобилизовать его либо за правительство, либо против. И хотя я бы не стал говорить о разделе страны как территории, племенные лидеры могут организовать оппонентов режима.
Ирина Лагунина: Если посмотреть на пример Ливии, то там Муамар Каддафи проводил довольно искусную племенную политику, не только поддерживая свое племя, но и подкупая отдельные племена с помощью нефтяных доходов. Как строилась политика отца и сына Асадов по отношению к племенам? Тоже по принципу «разделяй и властвуй»?
Мурхаф Жуежати: Нечто подобное в Сирии тоже происходило, хотя племена и не играют в этой стране столь важную роль, как в Ливии. Аль-Асад пытался кооптировать лидеров определенных племен, раздавая им привилегии и посты в правительстве и армии. Повторяю, только для того, чтобы кооптировать их.
Ирина Лагунина: Об оппозиции внутри самой Сирии известно довольно мало. Но как вы полагаете, кто сейчас выступает с протестами в различных городах страны, в той же Дераа?
Мурхаф Жуежати: Насколько я понимаю, это различные комитеты, представляющие одно движение молодых людей, технологически продвинутых и организующих протест снизу. Это – не продукт какой-то политической партии. И мне кажется, что должно пройти время, чтобы зазвучали какие-то политические голоса тех, кто попытается вскочить на подножку и использовать ситуацию.
Ирина Лагунина: Мы беседовали с профессором Центра стратегических исследований Ближнего Востока и Южной Азии Национального оборонного университета США Мурхафом Жуежати.
