Всем читать Кафку и есть ее же! Смотреть черно-белое, носить – тоже. Потешаться над аляповато загорелым Штирлицем, подсчитывать распилы, чувствовать высоту своей культуры. Плюнуть и растереть, полюбоваться на очертание плевка… Вот, если суммировать, чем занимается отечественная критика последнюю неделю. Когда еще информационный повод был столь сладок на вкус и столь мягок на зуб? Ведь и впрямь эти загорелые арийцы весьма уязвимы в плане художественности да и вообще – в плане адекватности затеи.
Как ни огорчительно осознавать, мы опять оказались позади планеты всей: пик кинематографических раскрашиваний пришелся в Америке на восьмидесятые годы прошлого века. Больше двадцати лет прошло! Поруганию цветом подверглась "Касабланка" - вот уж классика не хуже лиозновской. Покрасили "Мальтийского сокола" - получилось пошленько. Раскраска хичхоковского "Психо" тоже не принесла фильму новых поклонников. Ведь после колоризации фильмы не стали цветными, они стали раскрашенными, приобретя тем самым чуть ли не большую винтажность и старомодность открыток столетней давности.
Копий было сломано немало, киноманы-пуристы кричали громче ленинградских коммунистов, уверяю вас. Масла в огонь плеснул Тед Тернер, медиа-магнат и тогдашний супруг Джейн Фонды: он замахнулся на гражданина нашего Кейна. Тут вмешался уже сам создатель фильма, Орсон Уэллс, и решительно запретил. Даже в завещании его упомянул: мол, тронешь пальцем мой шедевр – с того света достану. Тернер дал задний ход, сказав, что пошутил и просто, мол, хотел всех позлить. Ему это удалось, еще как!
А вот частичное оцветление всегда радовало кинозрителя – аж с двадцатых годов прошлого века. Все знают про покрашенный вручную красный флаг в заключительных кадрах "Броненосца «Потемкин", но не все – о том, что "Кабинет доктора Калигари" (1920) был изначально подцвечен. Частично был раскрашен и "Призрак оперы" (1925) и "Последний день Помпеи2 (1926). Вкрапления цвета необычайно шли черно-белому кино, как драгоценная брошь – скромному платью.
Но вернемся к идее раскрашивания черно-белого. Она – истинно народная, ярмарочная. Взять, к примеру, лубок. Это, между прочим, раскрашенная гравюра. Черно-белая. Не очень стильно, зато – очень дешево и нарядно. Украшает стену избы, радует глаз. Точно так же как и плазменная панель, украшающая стену скромной многоэтажки, услаждает цветным Штирлицем взор усталого соотечественника. Смугловатый Исаев воплощает собой массовое искусство, не облагороженное монохромностью. Признаемся честно – красивый и качественный фильм Татьяны Лиозновой был и остается популярным и коммерческим искусством, не претендующим на элитарность. Просто при строгой советской власти, так пекущейся о культуре, народ (нас, нас!) держали в жестких рамках – не только идеологических, но и эстетических. Коврики с лебедями и прочие рыночные красоты осуждались и порицались – вкупе с чеканками, бамбуковыми шторами и геранью. Это было мещанство, это было стыдно.
Облик тоталитаризма всегда выверен и внешне безупречен: никакой тебе развязной рекламы, никаких оберток от жвачки под ногами, а имидж демократии – пестр и слишком разнообразен. Привыкли мы к величественности тоталитарного строя, и к его однозначности эстетического высказывания – чего уж там. Отвыкать – болезненно. Больно признать право поделки на место в культурном пространстве. Неохота осознавать, что культура – больше и всеохватней своих лучших образцов.
И, хоть соблазн проклясть пильщиков бюджетов и мастеров красильного цеха велик – воздержимся. Не все делится на черное и белое. И то, что юридически разрешено, то – не запрещено. Как бы ни было противно – просто выключите телевизор.
Как ни огорчительно осознавать, мы опять оказались позади планеты всей: пик кинематографических раскрашиваний пришелся в Америке на восьмидесятые годы прошлого века. Больше двадцати лет прошло! Поруганию цветом подверглась "Касабланка" - вот уж классика не хуже лиозновской. Покрасили "Мальтийского сокола" - получилось пошленько. Раскраска хичхоковского "Психо" тоже не принесла фильму новых поклонников. Ведь после колоризации фильмы не стали цветными, они стали раскрашенными, приобретя тем самым чуть ли не большую винтажность и старомодность открыток столетней давности.
Копий было сломано немало, киноманы-пуристы кричали громче ленинградских коммунистов, уверяю вас. Масла в огонь плеснул Тед Тернер, медиа-магнат и тогдашний супруг Джейн Фонды: он замахнулся на гражданина нашего Кейна. Тут вмешался уже сам создатель фильма, Орсон Уэллс, и решительно запретил. Даже в завещании его упомянул: мол, тронешь пальцем мой шедевр – с того света достану. Тернер дал задний ход, сказав, что пошутил и просто, мол, хотел всех позлить. Ему это удалось, еще как!
А вот частичное оцветление всегда радовало кинозрителя – аж с двадцатых годов прошлого века. Все знают про покрашенный вручную красный флаг в заключительных кадрах "Броненосца «Потемкин", но не все – о том, что "Кабинет доктора Калигари" (1920) был изначально подцвечен. Частично был раскрашен и "Призрак оперы" (1925) и "Последний день Помпеи2 (1926). Вкрапления цвета необычайно шли черно-белому кино, как драгоценная брошь – скромному платью.
Но вернемся к идее раскрашивания черно-белого. Она – истинно народная, ярмарочная. Взять, к примеру, лубок. Это, между прочим, раскрашенная гравюра. Черно-белая. Не очень стильно, зато – очень дешево и нарядно. Украшает стену избы, радует глаз. Точно так же как и плазменная панель, украшающая стену скромной многоэтажки, услаждает цветным Штирлицем взор усталого соотечественника. Смугловатый Исаев воплощает собой массовое искусство, не облагороженное монохромностью. Признаемся честно – красивый и качественный фильм Татьяны Лиозновой был и остается популярным и коммерческим искусством, не претендующим на элитарность. Просто при строгой советской власти, так пекущейся о культуре, народ (нас, нас!) держали в жестких рамках – не только идеологических, но и эстетических. Коврики с лебедями и прочие рыночные красоты осуждались и порицались – вкупе с чеканками, бамбуковыми шторами и геранью. Это было мещанство, это было стыдно.
Облик тоталитаризма всегда выверен и внешне безупречен: никакой тебе развязной рекламы, никаких оберток от жвачки под ногами, а имидж демократии – пестр и слишком разнообразен. Привыкли мы к величественности тоталитарного строя, и к его однозначности эстетического высказывания – чего уж там. Отвыкать – болезненно. Больно признать право поделки на место в культурном пространстве. Неохота осознавать, что культура – больше и всеохватней своих лучших образцов.
И, хоть соблазн проклясть пильщиков бюджетов и мастеров красильного цеха велик – воздержимся. Не все делится на черное и белое. И то, что юридически разрешено, то – не запрещено. Как бы ни было противно – просто выключите телевизор.
