25 мая 1989 года в Москве открылся первый Съезд народных депутатов СССР, избранный – впервые в советской истории – в ходе частично свободных выборов.
Из тех двух с половиной тысяч человек, что собрались 20 лет назад в Кремлевском дворце съездов, многих уже нет в живых, и почти никто не остался в активной политике. Да и не о политике речь. Мало кто сейчас уже вспомнит статью 11.1, отмены которой добивались депутаты-демократы, и программу прославившегося тогда депутата Оболенского.
Что осталось в памяти – это воздух той весны.
Я в свои 11 лет не очень-то разбирался тогда в смысле происходящего – хотя и смотрел прямую трансляцию с интересом. Но помню вдруг протянувшиеся между людьми – порой незнакомыми – нити: Съезд обсуждали и на автобусных остановках, и на рынках, и в школьных коридорах, и, конечно, в очередях. Я не помню в этих обсуждениях злобы, цинизма и проклятий "тем, наверху". Происходящее воспринималось как общее и важное дело – пусть оценки конкретных событий были разными.
Только потом я понял, каким контрастом с привычной реальностью партийных "форумов" были для взрослых моих сограждан эти вдруг прорвавшиеся на экраны телевизоров живые и честные споры! Казалось, что одной только силой слова можно изменить малорадостное позднесоветское бытие.
Слишком быстро выяснилось, что противоречия между собравшимися в дворце Съездов – как и в обществе – непреодолимы. Но чтобы окончательно это понять – нужен был Съезд, яркий как фотовспышка.
У Солженицына в "В Круге первом" в "шарашке" обсуждают картину "Русь уходящая". Не столько реальное полотно, над которым работал Павел Корин, сколько встающий перед взором зэков образ совсем недавнего – и безнадежно ушедшего – прошлого. Коллективное фото депутатов первого Съезда – сродни такой картине. Противоположные по своим идеям и нравственным установкам, агрессивно-послушные исполнители партийной воли и борцы за права человека – на этой "картине" они вместе, Андрей Сахаров и "афганец" Червонопиский, Сергей Аверинцев и генерал Родионов, Витаутас Ландсбергис и безвестный "назначенец" из Туркмении. Щелчок фотоаппарата – и они расходятся в разные стороны, по разным странам, под разными лозунгами.
Но остается память о чем-то важном, о том, что они создали вместе.
Это была надежда. Воздух той весны был воздухом надежды.
Из тех двух с половиной тысяч человек, что собрались 20 лет назад в Кремлевском дворце съездов, многих уже нет в живых, и почти никто не остался в активной политике. Да и не о политике речь. Мало кто сейчас уже вспомнит статью 11.1, отмены которой добивались депутаты-демократы, и программу прославившегося тогда депутата Оболенского.
Что осталось в памяти – это воздух той весны.
Я в свои 11 лет не очень-то разбирался тогда в смысле происходящего – хотя и смотрел прямую трансляцию с интересом. Но помню вдруг протянувшиеся между людьми – порой незнакомыми – нити: Съезд обсуждали и на автобусных остановках, и на рынках, и в школьных коридорах, и, конечно, в очередях. Я не помню в этих обсуждениях злобы, цинизма и проклятий "тем, наверху". Происходящее воспринималось как общее и важное дело – пусть оценки конкретных событий были разными.
Только потом я понял, каким контрастом с привычной реальностью партийных "форумов" были для взрослых моих сограждан эти вдруг прорвавшиеся на экраны телевизоров живые и честные споры! Казалось, что одной только силой слова можно изменить малорадостное позднесоветское бытие.
Слишком быстро выяснилось, что противоречия между собравшимися в дворце Съездов – как и в обществе – непреодолимы. Но чтобы окончательно это понять – нужен был Съезд, яркий как фотовспышка.
У Солженицына в "В Круге первом" в "шарашке" обсуждают картину "Русь уходящая". Не столько реальное полотно, над которым работал Павел Корин, сколько встающий перед взором зэков образ совсем недавнего – и безнадежно ушедшего – прошлого. Коллективное фото депутатов первого Съезда – сродни такой картине. Противоположные по своим идеям и нравственным установкам, агрессивно-послушные исполнители партийной воли и борцы за права человека – на этой "картине" они вместе, Андрей Сахаров и "афганец" Червонопиский, Сергей Аверинцев и генерал Родионов, Витаутас Ландсбергис и безвестный "назначенец" из Туркмении. Щелчок фотоаппарата – и они расходятся в разные стороны, по разным странам, под разными лозунгами.
Но остается память о чем-то важном, о том, что они создали вместе.
Это была надежда. Воздух той весны был воздухом надежды.