22 июня - день начала самой страшной войны, в какой когда-либо участвовала Россия, день поминовения погибших. По всей стране в этот день проходят акции памяти.
У меня грустное ощущение, что Великая Отечественная война становится более памятью, нежели чувством. Дело не в том, что она постепенно перестает быть живым воспоминанием. Война перестала быть главным событием в жизни нескольких поколений, эпическим свершением народа, к которому был причастен каждый.
Несмотря на официальную фальшь, война переживалась вновь и вновь, как самый актуальный опыт. Я пионером стоял на вахте у памятника народному ополчению в День Победы и, вопреки невыносимо скучным выступлениям, переживал, пытаясь представить происходившее в 41 году, переживал, слушая рассказы отца, читая книги.
А теперь я с грустью замечаю, что войну оттесняют события последних 25 лет.
И мне жаль чувства сопричастности, хотя в его утрате и есть нечто положительное. Не мной отмечено, что подлинной истории Великой Отечественной войны в России нет, поскольку эта война превратилась в памятник, не поддающийся беспристрастному рассмотрению.
Для беспристрастности необходима личность, свободная от идеологии. Петр Вайль как-то, говоря о кинокартине, действие которой происходит в начале Первой мировой войны и которую я критиковал за равнодушие к этому событию, упомянул о записи в дневнике Франца Кафки в 1914 году: "2 августа. Германия объявила России войну. После обеда школа плавания".
Но, вероятно, даже Кафка, несмотря на свое специфическое мировоззрение, не был бы столь безмятежен, если бы знал, какие страшные и кровавые 30 лет европейской истории начались в тот день.
И я переживаю сегодня - и как давнишний пионер, и как свободная личность, читая воспоминания моего отца, встретившего войну 15-летним подростком:
"Выступление Молотова о начале войны прозевал: был с Шуриком Жарковым в театре Вахтангова. А когда выходили из театральных дверей, какой-то странный мужичок истерически прокричал выходящим: "Гитлер напал! Война!" Первым желанием было взять его за шиворот и отвести куда надо: провокатор же! Но тут полная взрослая женщина проговорила: "Счастливые, еще ничего не знают". Вот тут поверили. И пошли, оглушенные, по каким-то переулкам. Вдруг ударило по глазам: огромные буквы - "ПРИКАЗ ПО ФРОНТУ". Рванул Шурку за рукав - но это оказалась афиша какого-то спектакля.
Вышли на площадь Свердлова. Все на ней было как обычно, только из огромных четырехгранных репродукторов гремел металлический голос: "Приказ штаба противовоздушной обороны номер один..."
У меня грустное ощущение, что Великая Отечественная война становится более памятью, нежели чувством. Дело не в том, что она постепенно перестает быть живым воспоминанием. Война перестала быть главным событием в жизни нескольких поколений, эпическим свершением народа, к которому был причастен каждый.
Война перестала быть главным событием в жизни нескольких поколений, эпическим свершением народа, к которому был причастен каждый
Несмотря на официальную фальшь, война переживалась вновь и вновь, как самый актуальный опыт. Я пионером стоял на вахте у памятника народному ополчению в День Победы и, вопреки невыносимо скучным выступлениям, переживал, пытаясь представить происходившее в 41 году, переживал, слушая рассказы отца, читая книги.
А теперь я с грустью замечаю, что войну оттесняют события последних 25 лет.
И мне жаль чувства сопричастности, хотя в его утрате и есть нечто положительное. Не мной отмечено, что подлинной истории Великой Отечественной войны в России нет, поскольку эта война превратилась в памятник, не поддающийся беспристрастному рассмотрению.
Для беспристрастности необходима личность, свободная от идеологии. Петр Вайль как-то, говоря о кинокартине, действие которой происходит в начале Первой мировой войны и которую я критиковал за равнодушие к этому событию, упомянул о записи в дневнике Франца Кафки в 1914 году: "2 августа. Германия объявила России войну. После обеда школа плавания".
Но, вероятно, даже Кафка, несмотря на свое специфическое мировоззрение, не был бы столь безмятежен, если бы знал, какие страшные и кровавые 30 лет европейской истории начались в тот день.
И я переживаю сегодня - и как давнишний пионер, и как свободная личность, читая воспоминания моего отца, встретившего войну 15-летним подростком:
"Выступление Молотова о начале войны прозевал: был с Шуриком Жарковым в театре Вахтангова. А когда выходили из театральных дверей, какой-то странный мужичок истерически прокричал выходящим: "Гитлер напал! Война!" Первым желанием было взять его за шиворот и отвести куда надо: провокатор же! Но тут полная взрослая женщина проговорила: "Счастливые, еще ничего не знают". Вот тут поверили. И пошли, оглушенные, по каким-то переулкам. Вдруг ударило по глазам: огромные буквы - "ПРИКАЗ ПО ФРОНТУ". Рванул Шурку за рукав - но это оказалась афиша какого-то спектакля.
Вышли на площадь Свердлова. Все на ней было как обычно, только из огромных четырехгранных репродукторов гремел металлический голос: "Приказ штаба противовоздушной обороны номер один..."
