Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Андрей Бабицкий.

Андрей Шарый: Большинство экспертов уверены, что покушение на Юнус-Бека Евкурова приведет к политическим подвижкам и перераспределению властных полномочий в северокавказском регионе. О значении покушения на президента Ингушетии для будущего этой республики и соседней с ней Чечни я беседовал с обозревателем Радио Свобода, экспертом по Северному Кавказу Андреем Бабицким.

Андрей Бабицкий: Первое, что приходит в голову, это уже говорили многие обозреватели, политологи, что, в общем, Кремль, конечно, примет решение о том, чтобы назначить Кадырова ответственным за ситуацию как бы вот на всем вайнахском пространстве. К Чечне будет присоединена Ингушетия - территория, на которой следует навести порядок. Ну, а в дальнейшем уже, так сказать, исходя из этого открываются всякие новые возможности. Вот, кстати, отзвук вот этого варианта очень хорошо чувствуется в сегодняшнем экспертном заключении Станислава Белковского, который заявил о том, что именно Кадырову было выгодно отстранение от дел Евкурова, и что, вполне возможно, Кадыров именно и замешан в организации этого покушения. Конспирология, но она как раз дает представление о том, насколько действительно сегодня Кадыров считается заинтересованным лицом во всей этой истории.

Андрей Шарый: Предположим, под его юрисдикцию, так или иначе, формальную или неформальную, попадает Ингушетия. Что это меняет на Северном Кавказе?

Андрей Бабицкий: Я думаю, Кремль может считать свой опыт "умиротворения" (возьмем это слово в кавычки) Чечни успешным. Сочетание жестких методов, амнистий, неправовых средств, которыми пользовался Кадыров, оно дало совершенно определенный видимый результат. Ну, республика отстроена, так сказать, некоторые говорят - процветает. Значит, нет никакой оппозиции, непонятно, где находятся моджахеды. Кадыров спокойно разъезжает по дорогам, и невозможно представить себе, чтобы его подорвали, как подорвали, скажем, в 2004 году Зязикова, а сейчас Евкурова. Конечно, искушение перенести вот этот опыт на Ингушетию, оно очень велико. Другое дело - насколько такая экспликация может оказаться успешной. У меня есть ощущение, что здесь, в общем, есть некоторые подводные камни. Конечно, Кадыров, в общем, налаживал ситуацию в Чечне в особых условиях. Он, в общем, человек из той же породы, которая привела в свое время к власти поколение Дудаева. Национально-освободительная идея, которая как бы включала в себя две линии: одна из них - это независимость, другая - это национальное возрождение. В общем-то, Дудаев, Яндарбиев, те, кто, так сказать, начинали эту революцию, они были уверены, что независимость и национальное возрождение - это две вещи взаимосвязанные, одно без другого существовать не может. Кадыров показал: нет, пожалуйста, Москва дает карт-бланш на любой национализм. Там Кадыров говорит: "Мы сделаем лучшую республику, у нас будет самая красивая, лучший порядок, так сказать, самая мирная" - и так далее. Вы снова услышите разговоры о единстве крови, о необходимости, чтобы чеченцы придерживались традиции, чтобы чеченские девушки не заглядывались на чужеземцев и так далее. То есть это уже какой-то абсолютно такой, так сказать, деревенский, бытовой национализм, который махровым цветом цветет в Чечне, и для очень многих людей, которые в свое время поддержали идею национально-освободительной революции, он абсолютно понятен.

Андрей Шарый: И ингуши воспримут это?

Андрей Бабицкий: Нет. Дело в том, что, конечно, у ингушей вообще не было этого периода, сепаратистского. То есть национальное возрождение - да, но не было желания отсоединиться. И, собственно говоря, национализм не был основанием для каких-то революционных протестов, военных действий. Вот это само ингушское подполье, оно сформировано исключительно джихадистскими идеями. И вернуть этих людей из леса вот так, как Кадыров, очень сильной национальной идеей...

Андрей Шарый: Или пообещав нефтяную скважину или пост какой-нибудь федерального инспектора по сбору налогов тоже невозможно.

Андрей Бабицкий: Подкупить... наверное, кого-то подкупить можно, я говорю вот о массовом движении. Потому что в массовом таком измерении возвращение из леса чеченцев состоялось именно потому, что они вернулись - и оказалось, что хочешь быть чеченцем - будь им, в самом таком жестком националистическом формате, Москва этому не препятствует, а наоборот, даже патронирует. Джихадистскому движению, которое сейчас в Ингушетии, в Чечне и вообще как бы на всем Северном Кавказе, у них уже нету вот этой привязки к этничности. Цели: они хотят шариата, они хотят свое исламское государство, они хотят, чтобы Россия рухнула, в конце концов. С ними только воевать.

Андрей Шарый: Но, может быть, Кадыров их изничтожит. У него есть практика.

Андрей Бабицкий: Я думаю, что все может быть. Мне кажется, что все-таки кадыровский мир, он в значительной степени зиждется не на репрессиях, а именно вот на этом договоре, который бы заключен с "лесными братьями".

Андрей Шарый: Если рассматривать покушение на Юнус-Бека Евкурова как этап или залп большой кавказской войны - это большое преувеличение?

Андрей Бабицкий: Ну, в общем, думаю, что да. Если мы берем идею, джихадистскую идею, как она сейчас распространяется, то да. Но все равно это остается каким-то очень периферийным явлением. Проблема в том, что в отсутствие публичного как бы пространства для диалога между различными силами сейчас Северный Кавказ оказался зажат между двумя главенствующими доктринами. Одна из них - это лоялизм, такое слепое, так сказать, бездумное преклонение перед федеральным центром - это вот то, что исповедуют региональные элиты. Другая идея - это джихадизм. Люди, которые как-то мыслят иначе, им, во-первых, негде высказаться. Северокавказское пространство, оно гораздо менее свободно, нежели как бы политическое пространство остальной России. И на поверхности это все выглядит так, что вот две, так сказать, какие-то искореженные силы воюют друг с другом. Я думаю, что, конечно, большая кавказская война - это преувеличение, а все-таки северокавказское общество остается в значительной мере светским, в значительной мере включенным в общее культурное российское пространство, хотя сама Россия этого не ощущает.