Марина Тимашева: Весь июнь петербургский Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме вспоминает поэта в связи с ее 120-летием. Исследователи называют ее самой неизвестной поэтессой с самой неизученной биографией. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Я люблю бродить по выставочным залам не тогда, когда все готово и ленточка перерезана, а когда все в полном развале и бледные организаторы хватаются за головы, твердя, что им ничего не успеть. Вот и в этот раз мне повезло - я застала дивную картину: утренний туалет манекена, который одевали в костюм Арлекина, раздобытый в театре. И персонаж из “Поэмы без героя”, тот самый, полосатой верстой одетый, как будто тенью мелькнул передо мной. Жаль только, что, судя по словам директора Музея Ахматовой Нины Поповой, тень эту увидят немногие.
Нина Попова: Я даже не знаю, связывать ли это с кризисом, о котором говорят с осени, но некоторое снижение посещаемости я заметила. Вот это введенное отсутствие экзамена по литературе для старшеклассников, оно привело учителей к тому, что необходимость быть в музее, приводить сюда школьников отпала. И вот это не может не пугать меня, потому что какие-то импульсы музей оставляет в сознании 15-16-летних.
Татьяна Вольтская: Тем не менее, время идет своим чередом, Ахматовой - 120 лет. На этой неделе открылись две выставки: “Бес попутал в укладке рыться” вокруг первой главы “Поэмы без героя” и выставка “Здесь была Ахматова” - фотографии, снятые профессионалами и обычными школьниками, причем сам процесс, как это снималось, заснят на видеокамеру. А еще происходит конференция “Анна Ахматова. 21-й век. Творчество и судьба”.
Нина Попова: Мы, при участии московского фонда “Либеральная миссия”, попытаемся провести такой круглый стол, посвященный одной проблеме: как рождаются и почему рождаются мифы вокруг героев, не только литераторов и поэтов Серебряного века, не только Ахматовой, но это и Пастернак, и Цветаева. Почему сейчас не то, что опрокидываются, а такая есть вульгарная свобода толкования, которая превращает их в расхожие, в контексте гламурной культуры существующие, имена и персонажи. Приезжает Мариэтта Омаровна Чудакова, Наталья Борисовна Иванова, Александр Николаевич Архангельский, приезжает исследователь творчества Ахматовой Роман Тименчик, профессор Иерусалимского университета, Вадим Алексеевич Черных и вообще много людей, для которых это имеет какой-то живой смысл и необходимость понять. У нас не такая позиция, что вот мы знаем, какая она была высокая и прекрасная, а вокруг нас бушуют такие страсти, желающие сделать ее низкой и ужасной. Не в этом дело. Может быть, с одной стороны, потому что не устраивает такая глянцевая, забронзовевшая трактовка образа этих писателей, что Пастернака, что Ахматовой, что Цветаевой, и, может быть, это просто импульс для того, чтобы нам просто думать по-другому, и делать не Жития Святых, а все-таки жизнь людей и круг проблем в их жизни.
Татьяна Вольтская: Но больше выставок и конференций меня порадовала книга “Ахматова и Исайя Берлин”.
Нина Попова: Это книга, в которой использованы не только новые материалы, то есть так получилось, что хранитель Оксфордского архива Исайи Берлин Томас Харди помог эти материалы получить, также там оказались материалы, каким-то образом вышедшие из того дела Ахматовой, которое увез генерал Калугин. И мы теперь знаем несколько больше того, что знали. Мы можем говорить о том, что существовавшая прежде неразбериха вокруг стихотворений, посвященных встрече с Берлиным, их пять, они объединены в цикл, который по-итальянски звучит, как чинкве, а встречи, якобы, были две. По донесениям агентов и по некоторым другим материалам выясняется, что все-таки их было пять. Очень интересно, что могут быть откомментированы воспоминания самого Берлина, написанные через 20 лет. Ахматова никогда на эту тему ничего не говорила. Но, тем не менее, в ее прозаических тестах и, даже, драматургических текстах остались фрагменты тех разговоров, которые были в эти пять встреч, и это очень интересно, потому что это совершенно не лирическая история, это история, у которой есть очень серьезный исторический контекст. Что такое человек вот такого склада, как Исайя Берлин - философ, культуролог, историк идей 20-го века, как его называют в Великобритании - в жизни Ахматовой? Человек такого масштаба в этом мертвом, как она говорила, холодном Ленинграде послеблокадном, который только-только приходил в себя, еще был не готов к жизни, где ушел миллион жителей, в том числе, очень много людей ахматовского круга. И, вообще, жизнь 30-х годов, советская жизнь, так порешила этот вот человеческий набор людей, я имею в виду личностно, что она не могла ощущать пустоту, и явление этого человека, который, с одной стороны, очень трезвомыслящий, с другой стороны, очень идеалистически настроенный по отношению к русской культуре и русской истории, был для не, конечно, неким видением истории жизни. Но, кроме того, исторический контекст вот в чем. Мы впервые, например, выявляем, что Исайя Берлин был знаком с этой известной английской “Кембриджской пятеркой”, большая часть которой была завербована – Берджес, Филби и еще три имени. Он сюда приехал, как дипломат. Берджес предлагал ему в 40-м году ехать в Советский Союз, еще когда они вместе были в Америке. Это не получилось, а потом сюда приехал Берлин в 1945 году. Такой живущий русской историей, русскоговорящий, прекрасно знающий русскую литературу человек, он был потрясающе контактен, у него были интересные люди. Понимаете, видимо для НКВД и МГБ люди такого склада, их и берут на заметку и зацепку. Это - с одной стороны. С другой стороны, существующая расхожая версия, что ждановское постановление было наказанием Ахматовой за встречу. А оказывается - так, но не так. Потому что как раз в 1946-м начинается такая возня наверху, две группировки - Маленков и Жданов - и побеждает Жданов, в противовес группировке Маленкова, который хотел ударить по городу, имея в виду всю партийную верхушку. А для Жданова сохранить руководство города значило сохранить свой партийный аппарат, потому что он-то руководил городом последние годы. И он подставил интеллигенцию, он подставил журналы “Звезда” и “Ленинград”, Зощенко и Ахматову для того, чтобы сохранить свой партаппарат. И Ахматова, и все думали, что это - удар, а удар-то произойдет в 1949-м, через год после смерти Жданова. Начинается Ленинградское дело, ударяет по всей партийной руководящей верхушке, а потом начинается средний слой, куда попадает и Пунин, и Лёва Гумилев, и мы знаем, что весной 1950-го Абакумов пишет Сталину письмо с предложением арестовать Ахматову по подозрению шпионаже в пользу Англии. Она не знала этой истории. Это очень наша российская, советская история.
Татьяна Вольтская: Борьба визирей около трона.
Нина Попова: Совершенно верно. И то, как мы здесь, на этом среднем и низшем уровне воспринимаем, порой совсем не так, как это происходит там наверху, и как это все соединить. И в нашей книге оказывается переписка Берлина 1946 года, после постановления, с его коллегами по службе, которые оставались Москве, и его же переписка 1949-50 годов. Это очень интересные вещи, потому что это взгляд на то, что здесь происходит с разных сторон. Эта книжка, получается, про Россию, про некий историко-культурный контекст, в котором происходит то событие, обозначенное пятью стихотворениями Ахматовой. А на самом деле, когда с ней такая история, вот зацепишь ниточку одну, кажется, что это личная история, но с ней только так и бывает, она совсем не личная. И какая-то возникает система координат по вертикали, по горизонтали, когда выстраивается тип поведения, сознание людей, история общества сверху до низу.
