Дмитрий Волчек: В одном из выпусков радиожурнала мы рассказывали о книге “Ребенок 44” – детективном романе, который мгновенно принес славу английскому писателю-дебютанту Тому Робу Смиту и стал бестселлером. Необычен не только успех романа, но и замысел Тома Роба Смита. Действие детектива происходит в сталинском Советском Союзе. Писатель перенес историю маньяка Андрея Чикатило в 1953 год. После успеха романа Том Роб Смит решил сделать его первой частью трилогии. Недавно вышла вторая часть – роман “Секретная речь”. Он тоже стал бестселлером, и получил одобрение британских критиков. С Томом Робом Смитом встретилась лондонский корреспондент Свободы Наталья Голицина.
Наталья Голицина: “Секретная речь” - это сиквел “Ребенка 44”, его главным персонажем по-прежнему остается следователь министерства госбезопасности СССР Лео Степанович Демидов. Три года разделяют время действия этих романов. Название “Секретная речь” отсылает читателя к секретному докладу Хрущева на ХХ съезде КПСС. Впрочем, доклад генсека ЦК КПСС, вопреки представлениям автора, вряд ли можно назвать секретным. Поначалу он зачитывался членам партии в местных партячейках, а вскоре о его содержании прознали не только беспартийные жители страны, но и иностранные дипломаты. 30-летний Том Роб Смит, ободренный успехом своего дебютного “Ребенка 44”, за который он получил престижную премию “Стальной кинжал Иэна Флеминга” и попал в лонг-лист Букеровской премии, уже объявил, что намерен сделать Лео Демидова героем трилогии. В “Секретной речи” Смит описывает Советский Союз 1956 года. Из лагерей начинают выпускать политических заключенных. Чекисты в панике, страшась возмездия за пытки и убийства, кое-кто из них в страхе кончает самоубийством. Лео Демидов терзается угрызениями совести. Он и его жена Раиса удочерили двух дочерей врагов народа, чьих родителей Демидов отправил в ГУЛАГ в 1949 году. Сейчас старшей, Зое, четырнадцать лет, младшей Елене – семь. Зоя, зная о роли, которую Демидов сыграл в судьбе ее родителей, ненавидит приёмного отца. Главная интрига этого триллера закручивается, когда из лагеря выходит мать Зои и Елены Анисья, которая становится во главе банды под кличкой Фраера. Похоже, что, изобретая эту кличку, автор попросту употребил в женском роде слово “фраер”, обозначающее на российском воровском жаргоне честного человека, не вора. Сталинисты в компетентных органах использовали Фраеру и ее банду для убийства собственных коллег, стремясь посеять панику, которая смела бы Хрущева. Одновременно Фраера пытается разделаться с Демидовым, но прежде пытается заставить его освободить из лагеря своего мужа Лазаря, грозя в ином случае убить его жену и его самого. Елена попадает в банду матери, а Демидов отправляется в Магадан, где устраивает побег Лазарю. Во второй части романа Елена вместе с одним из бандитов попадает в восставший Будапешт, где идут бои с советскими войсками. Демидов с женой отправляются туда же на поиски приемной дочери. В целом “Секретная речь” слабее первой части будущей трилогии. Многие ее эпизоды клишированы, роман изобилует развязками в стиле dеus ex machina, а побег Лазаря из лагеря описан в откровенно голливудском стиле. Однако главное достоинство романа - в точном воспроизведении советской тоталитарной системы, с присущей ей атмосферой двоемыслия Оруэлла. Впрочем, и сам Том Роб Смит в интервью Радио Свобода настаивает, что его роман – это политический триллер.
Том Роб Смит: Думаю, что политика играет в книге не менее важную роль, чем чисто сюжетные ее элементы. Огромная опасность для персонажей книги, и это очень важно, исходит от политической системы, в которой они действуют, от их политического бэкграунда. Уже в первой части этой трилогии, в “Ребенке 44”, я постарался показать, что главная угроза для людей исходит не от убийцы, а от преступного государства, ставшего политическим убийцей. Это справедливо и для “Секретной речи”. Так что в этом смысле это политический триллер, и политика очень важна для его понимания. Тем не менее, моим главным и самым важным намерением было доставить удовольствие читателю, создавая захватывающие эпизоды повествования. Читатель должен быть вовлечен в действие, неотрывно следить за ним. Это было главным стремлением. Впрочем, это свойственно всем авторам триллеров. Всё остальное вытекает из этого условия.
Наталья Голицина: Главный персонаж “Секретной речи” Лео Демидов, разочарованный в коммунизме, пытается найти спасение в семейной жизни. Вот как его жена Раиса описывает эволюцию его убеждений: “Когда-то фанатично преданный идеям коммунизма, он стал не менее фанатично предан своей семье. Его представление об утопии стало менее абстрактным, более узким и включает сейчас лишь четырех человек; весь мир для него стал иллюзорным и ускользающим”. Том Роб Смит, однако, настаивает, что уход героя его романа в частную жизнь, его эскапизм и его противостояние
внешнему давлению – не что иное как различные формы сопротивления тоталитарной системе.
Том Роб Смит: Бесспорно, что одна из центральных тем романа – сопротивление режиму. Меня эта тема очень занимает. Причем интересует меня не столько сам режим, сколько то, как люди ему противостоят. Мне не хочется показаться циничным, но меня интересует и то, почему люди так легко поддаются давлению. Конечно, мы знаем замечательные примеры мужества в таких ситуациях. Я не обращаю на них особого внимания в книге, однако говорю там о необходимости сопротивления тоталитаризму. Возможно, причина, по которой такие режимы не живут особенно долго, кроется в их бесчеловечности; при них невозможно жить, не сопротивляясь. Вот почему такие режимы относительно быстро разваливаются. Что мне нравится в главном герое романа Лео, так это то, что он не сдается, причем даже при предъявлении ему, казалось бы, неопровержимых доказательств его преступления. Он отказывается признать свою вину, он органично не может принять самооговора. Меня это очень подкупает.
Наталья Голицина: Том Роб Смит не скрывает огромного влияния, оказанного на него “Архипелагом ГУЛАГом” Солженицына. Среди источников, которыми он пользовался, – труды по новейшей истории России и мемуары советских политзаключенных. Описывая Советский Союз 1956 года, Смит старался быть максимально достоверным.
Том Роб Смит: Очень важным для меня был “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына. Я прочел три тома этой его работы в ее первом американском издании. Она произвела на меня огромное впечатление. Это блестящая книга, из которой я почерпнул много важной информации о советском режиме. Я прочел и много чисто исторических работ о России. Российская художественная литература не играла никакой роли при создании этого романа. Честно говоря, я знаком в основном с российской классической литературой, а не с современными авторами.
Наталья Голицина: Несмотря на то, что политический триллер Смита претендует на историзм, автор замыслил его и как своего рода притчу, как параболу, иносказательно повествующую о человеке, заброшенном судьбой и историческими обстоятельствами в ситуацию экзистенциального выбора: предать или умереть. Автор романа убежден, что на месте советских людей в такой ситуации мог бы оказаться любой человек в любой авторитарной стране.
Том Роб Смит: Я абсолютно убежден, что многое из происходящего в книге могло случиться не только в Советском Союзе середины 50-х годов прошлого века. Я не подчеркивал географическую уникальность происходящего. Нередко я даже ставил себя на место своих героев: “Что бы я предпринял на месте этого человека?” – задавал я себе вопрос. Иногда в романе возникали, казалось бы, невозможные с моральной точки зрения ситуации. Однако они вполне могли повториться и в других странах с авторитарным режимом. И там люди идут на риск противостояния режиму, и там им приходится решать морально неприемлемые проблемы выживания. Я не мыслил узко географически. Когда я читал, что человеку в Советском Союзе приходилось ради собственного спасения предавать соседа, мне представлялось, что на его месте мог бы оказаться человек и из другой страны. Как бы повели себя в такой ситуации англичане? Думаю, что всё зависит от характера человека и его убеждений. Я не стал бы утверждать, что англичане, немцы, французы или американцы повели бы себя иначе. Нельзя выводить на этот счет какой-то однозначной теории.
